Перемигиваются розово-фиолетовые лампочки пульта счетной
' Наносекунда - миллиардная часть секунды.
машины. Змеятся на экранах линии. По ритму вспышек на пульте Гордич понимает: вычисление скоро закончится. Ну а что делать потом?
Как она полагает, расчет еще раз и уже окончательно подтвердит: с течением времени волновые пакеты неизбежно должны расплываться, а значит, должны расплываться и образованные из них волноводные зоны. На Земле, в лабораторных условиях, они были устойчивы. Тут же, у Солнца, не помогали никакие, казалось бы самые надежные, системы стабилизации.
Гордич нажала кнопку связи с первым вычислительным постом.
- Саша, - сказала она, - мне нужен коэффициент поглощения для волновода типа Х-пять К-СТИ.
Никто не отозвался.
"Ах да, - вспомнила она, - у него сейчас перерыв... Но тем более надо теперь же сказать ему: пока отдыхает, пусть запустит машину считать".
Она нажала кнопку личной связи.
- Саша, извини, что я тревожу тебя...
Острогорский не отозвался.
Гордич перевела взгляд на указатель местонахождения. На фоне бирюзового квадрата, отведенного Острогорскому, светилась надпись: "Свободен от контактов до 14 часов".
"Он освободил себя от контактов, - подумала Гордич. Правильно! Наконец-то он отдохнет!.. Ну что же! Пусть тогда этим займется Галина..."
Она взглянула на соседнее, золотисто-пурпуровое поле указателя. На нем светились слова: "Нижняя дирекционная". Гордич огорченно поджала губы. Видеотелефонной связи с этим отсеком не было. Входить в него разрешалось лишь в крайних случаях, категорически запрещалось шуметь.
По праву дежурной Ирина Гордич повернула ключ общего оповещения и, как только отзвучали аккорды внимания (в нижней дирекционной в такт им должны были розовым светом неслышно вспыхивать стены), сказала, зная, что ее слова появятся на световой панели дирекционной:
- Галя, не могла бы ты...
Она вдруг услышала такой счастливый смех Тебелевой, что у нее перехватило горло и она не смогла продолжать.
- Ой, Саша! - говорила Тебелева. - Я прекрасно их вижу!
Гордич удивленно вскинула брови. Это "Саша" резануло ее и потому, что она никогда прежде не замечала, чтобы Тебелева называла так Острогорского, и потому еще, что было в ее голосе какое-то кокетливое ликование.
Затем она услышала, как Тебелева хлопает в ладоши.
- Вместе эти две эвольвенты совсем-совсем похожи на бабочку! На махаона! Мы обязательно их покажем Ирине!
"Почему они так шумят? - подумала Гордич. - Забыли обо всем на свете?"
Послышался голос Острогорского:
- Что вы, Галя! Зачем Ирине про бабочек? Вот если бы вы преподнесли ей постоянную Больцмана, полученную с точностью плюс-минус одна миллионная!.. Ирина - женщина, совершенно лишенная сентиментальности...
Он говорил тоже с волнением и счастливым смехом.
"Да, но я подслушиваю!" - ужаснулась Гордич.
Она выключила видеотелефон. Ей стало душно.
"Ревную?"
Следующим ее желанием было вслух обозвать себя бабой.
Она так и сделала:
- Баба! Дрянная базарная баба! О чем ты думаешь?.. Хотел полней отдохнуть, выключил индикатор, случайно встретил Галину, пошел с нею в дирекционную... Чего же сходить с ума?
"Но почему в дирекционную? Не потому ли, что автоматы безопасности не разрешают собираться там сразу всему экипажу? И следовательно, пока они там, я не войду. И к тому же никто не подсмотрит".
- Постыдись! Глупо думать о такой ерунде до возвращения на Землю!
"А потом думать? Вот уж будет награда по случаю возвращения".
- Хватит об этом. Хватит. На чем я остановилась?..
"Да, конечно, в дирекционную они вместе попали внезапно. Случайно вышло, что я их подслушала. Однако почему они не заметили сигналов вызова? Смотрели друг другу в глаза? Предположим, один из них в это время не отрывался от окуляров экрана-накопителя, ну а другой?.. Или для влюбленных все моря по колено?..
И почему "Саша"?.. Хватит, я опять схожу с ума!.. Но как все меняется! Еще недавно разве он мог бы хоть с кем-нибудь другим, кроме меня, смеяться так?.."
Больше всего ее задело не то, что он вообще смеялся, а то, как он говорил и смеялся...
Ну хорошо, он очень устал и воспользовался своим правом на очередные полтора часа в сутки освободиться от всяких контактов, контроля. Побыть наедине и в молчании. Но ее-то, жену, он вполне мог бы известить о том, как намерен провести это время. Допустим, что совместить его и ее отдых оказалось нельзя, но ведь еще недавно быть всегда под ее контролем и составляло его главное желание, счастье.
- Перестань, - снова вслух сказала она себе. - Ну почему под твоим неусыпным оком он должен оставаться все время? От этого тоже можно устать.
"...Зачем Ирине про бабочек?.. Ирина - женщина, совершенно лишенная сентиментальности...". Это было то второе, что задело ее: ведь он всегда говорил, что любит в ней именно суровую собранность мышления, то, что она свободна от обычных женских слабостей: излишней чувствительности, слащавости, кокетства, тяги к косметике и нарядам. Она верила. А получалось, что, оставаясь такой, она обкрадывала его. На самом деле он мечтал о другом. Он не понимал себя. Сам зашел в тупик и ее завел туда же.
"Довольно. Надо все-таки заставить себя думать о деле... Но как все меняется. Как все меняется! Он всегда относился к Галине Тебелевой с большим вниманием. Это началось еще в ту пору, когда она студенткой проходила у них в лаборатории практику. И на втором, и на третьем курсе, и на четвертом... Правда, я думала, что это лишь чисто дружеское внимание. Оказывается, вовсе нет. Или просто он изменился за последнее время... Только сама я прежняя - девчонка, с детских лет влюбленная в строгость физических истин. Вот и награда: начинать все сначала... На чем я остановилась там? На чем же?.. Мы допускаем в целом для волноводов лишь бесконечный совмещенный процесс: деформация магнитного поля плюс эволюция волноводов, с тем чтобы сумма всех градиентов неизменно равнялась нулю, то есть чтобы за пределами системы ничто никогда не менялось. После настройки такую стабилизацию и будут осуществлять автоматические станции. Сама я и предложила это решение!.. Сама. Все сама и сама... Нельзя распускаться. Но где они сейчас? Все еще в нижней дирекционной? Посмотреть на указатель? Довольно дурить! Подумаешь! Два сотрудника несколько минут находились в одном отсеке!.. Но голос! Почему он смеялся так? То, что он говорил, было обычным. Но смех! Тон!.. Он захлебывался от радости! Какими нелепо несчастными казались мне женщины, которые ревновали мужей, выслеживали, устраивали сцены. Себя считала выше этого, а теперь потерялась, как дурочка... Конечно, мне уже за сорок. Но разве все дело в гибкости талии? Дело в способности относиться к любимому с таким преувеличенно искренним восхищением, какое выражалось только что в голосе Тебелевой. Уж такого я никогда не могла. Признавала лишь отношения на равных. И потому-то теперь нет этого утешения:
"Ну что ж? Будем друзьями". Остается одно: уйти без каких-либо драм, устраниться из жизни мужа... Грубое слово "устраниться"... Да и почему? Что же все-таки произошло?"
Она вдруг почувствовала ужасное отчаяние. Захотелось кричать, топать ногами, куда-то немедленно бежать, что-то сделать с собой.
Шагнуть бы сквозь внешнюю оболочку "Запада" - в 200-градусный космический холод, вечную черноту!
Автоматы безопасности не разрешат.
Выключить их!
Автоматы безопасности не выключаются. Они специально сконструированы без обратных связей, чтобы знать только одну-единственную функцию. Потому-то они предельно просты и надежны.