Мысленно она считала эту женщину даже красивее своей матери.
Что ж касалось Тодоськиных приключений, то Яринка не придавала им значения, почему-то верила, что, как и буковские девчата, молодица могла спать с парубками, но чтобы поддаться вот так, без венчания... Ни-ни!..
Вместо ответа на приветствие Тодоська подняла на девушку свои удивительные глаза - вечно удивленные, дышащие, одержимые. Яринка от этого взгляда обомлела.
- Чего так рано? Еще никого. Прибегали только девки, приносили на ужин.
- Да и я... Вот сала малость да яйца... - и Яринка торопливо выложила на кухонную полку свою долю. - А моей прялки куры еще не обсидели? спросила она весело, с наигранной смелостью.
- "Пускай мыши кудель треплют, пускай хлопцы девчат любят!.." пропела вдова, потом разбила кочергой жар в лежанке. Дым ворвался в хату. - А чего в читальню не идешь? Там учительши такое вычитывают!..
- А я сама грамотная. Да и мать говорят - лучше уж пряди, чем баклушничать. Я хотела записаться, чтоб представления учить, так мама сказали: на черта, этим на хлеб не заработаешь! Правда же?
- А если бы в читальню и Данько зачастил?
- Ай скажете!.. Данько такой... он такой!.. "Я, говорит, хозяин, мне на ветинара нет надобности учиться! Пускай, говорит, комнезамы газеты читают, ежели к хозяйству не способны". Не так разве?
- Невелико счастье твой Данько! - скривила губы вдова.
- А что, а что?.. - обиделась Яринка. - Что он вам сделал?.. Он такой!.. По нему все девчата сохнут!
- Что это за золото жиденькое, мне это лучше известно! - насмешливо произнесла Тодоська, и у Яринки сердце так и екнуло от неясного подозрения.
- А что, что вы говорите?.. - тяжело задышала она.
Вдова посмотрела на нее очень пристально.
- Это я пошутила. Да, да, - сказала она с неопределенной улыбкой. И чтобы перевести разговор на иное, спросила: - Как там мать с отчимом? Не собирается ли выгонять примака?.. Красивый у тебя отчим... красивый!.. Если мать выгонит - присоветую ему другие приймы... - Она открыто смеялась.
- Ой, тетушка, грех так говорить!..
- Грех не мех, за плечами не носить. - Тодоська вдруг захохотала, да так, что к полу склонилась. - Боже ты мой, какая ж ты глупышка!.. Да недотрога! Как улитка. Ладно, ладно, не обижайся, не такая Тодоська вредная, чтоб на обоих сразу заглядываться!.. - И все же не смогла сдержаться, чтобы еще не подразнить: - Уж на одного... на старшего!..
- Ой какие ж вы, тетка, вредные!.. Не зря мама говорят, что вы ведьма!
Тодоська долго смеялась, а потом уже без смеха попросила Яринку не говорить об их разговоре матери, а то еще сдуру окна побьет.
- Вам бы и надо побить! - чуть ли не плача сказала Яринка.
Тягостную беседу прервали девчата, гурьбой влетевшие в хату:
- Тетушка Тодоська, печь затопить, ужин готовить!
- Тетка Тодоська, а где ваши сковороды?
- А где нож - картошку чистить?
- А чугун для кулеша?
- А пошли бы вы все к лешему! - прикрикнула вдова. - Хозяйничайте!.. И соломы моей не троньте. Берите веревки да из дома несите! Не хватало мороки мне!
Девушки сначала притихли, двое и вправду пошли домой за соломой, а остальные принялись готовить ужин. А потом уже и не обращали внимания на хозяйку. Покрикивали друг на друга, ссорились по пустякам.
И когда каждая нашла себе дело, суматоха понемногу унялась, а потом одна за другой девчата несмело начали напевать. Как всегда, начинали с печальных, и все про любовь. Большинство из них еще и не ведали, что это такое - любовь, но по песням получалось, что никакой радости она не приносит:
Ой, лучше б я была,
Ой, лучше б я была,
Когда б любви не знала!..
А кое-кто из них так и не узнает ту любовь на своем веку. Шестнадцати лет выдадут за нелюбимого, грубой и злой мужской силой отобьет богоданный муж даже саму мысль о заманчивости любви.
Народит молодица кучу детей и, не успев даже разок взглянуть на того чернобрового Миколу, с которым вместе росла и который мог бы прийтись по сердцу, состарится и при слове "любовь" с легкой дрожью омерзения только и вспомнит тяжелое сопение мужа, который по нескольку раз за ночь будит ее, сонную и разбитую каторжной дневной работой...
Но пока что они все жаждут любви и только и живут мыслями о ней. Ибо каждая из этих чистых голубиц была рождена для счастья, для любви. И если судьба сделает ее в конце концов ведьмой, то пусть не доискиваются причин этого в ее естестве...
В Тодоськиной хате было уютно и тепло. Челюсти печи, где огненными червяками извивалась сгоревшая солома, изливали жаркое сияние, сушили лица кухарок. Казан с кулешом, накрытый глиняной крышкой, был похож на приземистого арапа, который без умолку ругался и бурчал что-то по-своему. Вытаращив безумные глазищи, змеиным отродьем шипела яичница. На этот раз парубки не высмеют их ужина.
Эти бездельники, конечно, после ужина будут бить баклуши. Но им предстоит развлекать девичье общество, рассказывать веселые были и небылицы, страшные истории о мертвецах и оборотнях, такие, что холодок пробегает по спинам, а потом разводить своих милых по домам, потому что после всех этих россказней сердца всех девчат падают в голенищи.
Вот-вот затопают в сенях хлопцы, загогочут, деланно закашляют, одним словом, громко подадут о себе шумную весть.
Но вдруг распахнулась дверь и на пороге появилась Марушка Гринчишина. Обвела своими немного выпученными глазами всех девушек и произнесла густым гнусавым голосом:
- А Данько Котосмал с хлопцами поймал на нашей стороне двух половецких парубков. - И добавила почти радостно: - Мучить будут.
- А где они?
- Да на улице. Напротив Тубола.
- Ой, интересно! Надо поглядеть!
Всполошились, заметались все.
- Видать, к девчатам те половецкие.
- А к кому же еще?
- Кто знает. Может, и к тебе. Приглянулась кому.
А Яринку так в сердце и толкнуло: "Ко мне!.. Это небось тот... красивый..."
Она зарделась, все тело пылало от большого радостного стыда. "Пришел... запомнил... не побоялся!.." И далекое, очень робкое, почти неимоверное: "...Может, это судьба твоя?.." И тут же трезвое, твердое, хозяйское, словно бы к корове, которая побрела в клевер: "А куда ты?!"
- Ну так пойдем, поглядим!
- А пошли.
- Парни-то красивые? Есть на кого поглядеть?
Яринку так и подмывало крикнуть: "Ой красивые! Такие... такие..."
Торопливо одевались, вылетали в двери.
- Тетка Тодоська, мы сейчас!
- Ой, не спешите, подождите, я одна боюсь.
- Кому ты нужна!
- А я все одно боюсь! Наши парубки такие дурные! Такие ревнивые!
- Потому что любят!
- Ха-ха! Сами себя, да и то раз в год!
- Как петухи драчливые!
- Как собака на сене - и сам не гам, и другому не дам!
- Во-он они!
- Ой, у меня поджилки трясутся!
- Так не ходи, если пугливая!
В окружении буковских парубков стояли двое половецких. Им уже, видимо, порядочно намяли бока - одежда облеплена снегом, оглядываются затравленно, словно в ожидании помощи.
- А-а, наши девки! - обрадовался Данько. - Тут вот два половецких волка прокрались в буковскую овчарню. Думали ухватить какую-либо ярочку. Да не так сталось, как гадалось!.. Так что ж с ними делать? А?
- Отпустить их! - сказала Яринка и мигом спряталась за чью-то спину. Она увидела того, жданного, парубка и боялась встретиться с ним взглядом.
- Э нет, нельзя так! - покачал головой Данько. - Надобно законы исполнять. Каждый сверчок знай свой шесток! Поняла?.. Пожалуй, сделаем так, чтобы не тянуло их к девкам, да еще к чужим. Поняли? Не так, чтобы сильно и судили за это... Ну, ревность там или еще что...
Девушки стояли ни живы ни мертвы.
- Ой! - вдруг вскрикнула кто-то из них. - Бежим к Ригору!
- Я т-тебе д-дам Риго-о-ора! - обернулся к ней Данько. - Поняла?..