Пилот, лейтенант Дурхэм, несмотря на смертельное ранение и шок, привел свой покалеченный и горящий катер с достаточно низкой скоростью столкновения к захватам стыковочного узла «Триумфа», поэтому спасательная команда смогла подсоединить аварийный рукав, прорезать корпус катера и спасти оттуда всех. Поврежденный катер удалось отстрелить прежем, чем он взорвался, и «Триумф» ушел с орбиты прямо перед носом жаждущих мести цетагандийцев. Вот так операция, начинавшаяся столь просто, гладко и тайно, снова завершилась тем самым героическим хаосом, который стал уже вызывать у Майлза отвращение. Хаос, конечно, а не героизм.
Итог душераздирающей сортировки потерь: двенадцать тяжелораненых; семеро не подлежат оживлению силами «Триумфа» и криогенно заморожены в надежде на последующую помощь; трое окончательно и необратимо мертвы. Теперь Майлз узнает, сколько человек из второй категории он должен перевести в третью. Лица, имена, сотни непрошеных сведений об этих людях потоком захлестнули его мозг. Он и сам первоначально планировал быть на борту последнего катера, но вместо этого отправился предыдущим рейсом, чтобы заняться другой неотложной проблемой.
– Может, с ними не так уж плохо, – произнесла Куинн, читая его мысли по лицу. Она протянула руку; Майлз поднялся с баула и подобрал свою сумку.
– Я сам провел по госпиталям столько времени, что не могу удержаться и не разделять их взглядов, – попытался он оправдаться за свою мрачную рассеянность. Хоть бы одна безукоризненная операция! Что бы он только ни отдал за одну безукоризненную операцию, где абсолютно все пойдет как надо. Может, предстоящая, наконец, именно такой и окажется?
Больничный запах ударил Майлзу в ноздри сразу, как только они с Куинн прошли сквозь главный вход Центра Жизнеобеспечения Бошена, специализирующейся на криотерапии клинике, с которой дендарийцы заключили контракт на Эскобаре. Запах не был плохим, никоим образом не зловонным, просто в кондиционированном воздухе чувствовался странный привкус. Но этот запах по опыту так глубоко ассоциировался у Майлза с болью, что сердце его забилось быстрей. «Беги или сражайся». Нет, не то. Он глубоко вздохнул, заставил уняться внутреннюю дрожь и огляделся. Вестибюль был выдержан по большей части в том самом стиле, который был принят со всех этих эскобарских техно-дворцах: чисто и скудно декорировано. Настоящие деньги вкладывали в то, что находилось наверху: криогенную технику, лаборатории регенерации тканей и операционные.
Доктор Арагонес, один из старших совладельцев клиники, спустился к ним, чтобы поприветствать и проводить наверх в свой кабинет. Кабинет Арагонеса Майлзу нравился: тесно сваленные там повсюду инфо-диски, истории болезни и распечатки из журналов выдавали в его владельце настоящего технократа, постоянно и глубоко думающего о своей работе. И сам Арагонес был ему симпатичен – высокий, широколицый человек с бронзовой кожей, аристократическим носом и седеющей шевелюрой, дружелюбный и грубоватый.
Сейчас он был расстроен тем, что не может сообщить им о лучших результатах. Это ранит его гордость, рассудил Майлз.
– Вы доставили нам сущее месиво, и ждете чуда, – вежливо пожаловался он после того, как Майлз и Куинн уселись и он сам устроился в своем вращающемся кресле. – А если вам нужна гарантия чуда, вам необходимо начинать с с того момента, когда моих бедных пациентов только принимаются готовить для дальнейшего лечения.
Арагонес никогда не называл их трупольдышками или подобными же крепкими прозвищами, которые горазды изобретать солдаты. Всегда «мои пациенты». Вот еще одна причина, по которой эскобарский медик Майлзу нравился.
– Вообще-то – к несчастью – наши потери происходят не по графику, не в строгом порядке и один-за-одним, – в свою очередь как бы извинился Майлз. – В данном случае у нас в лазарете оказалось двадцать восемь человек с одновременными повреждениями разной степени тяжести: тяжелыми травмами, ожогами и химическим заражением. Какое-то время, пока царила неразбериха, их сортировали по предельно жестким критериям. Мои люди сделали все, что могли. – Он помедлил. – Как вы думаете, нам не стоит провести повторную сертификацию некоторых из наших медтехников по вашим последним методикам? Если так, не хотели бы вы провести семинар?
Арагонес с задумчивым видом развел руками. – Эта идея может сработать… поговорите с администратором Маргарой, прежде чем уходить.
Куинн уловила кивок Майлза и сделала отметку в своем органайзере.
Арагонес вывел на своем комм-пульте истории болезни. – Сначала самое худшее. Мы ничего не смогли бы сделать для вашего мистера Ки и мисс Зеласки.
– Я… видел, какое ранение в голову получил Ки. Ничего удивительного. – «Голова раскололась, как спелая дыня.» – Но у нас была под рукой криокамера, вот мы и попытались.
Арагонес понимающе кивнул. – У мисс Зеласки оказались схожие проблемы, хотя внешне менее заметные. В результате травмы было повреждено такое множество внтричерепных сосудов, что кровь не смогла полностью оттечь от мозга и надлежащим образом заместиться криораствором. Кристаллизация в результате замораживания и гематомы довершили разрушение нервной ткани. Мне очень жаль. Их тела в настоящее время хранятся у нас в морге в ожидании ваших инструкций.
– Ки хотел, чтобы его тело вернули для погребения на родную планету, его семье. Пусть ваша похоронная служба подготовит тело и отошлет кораблем обычным способом. Адрес мы вам дадим. – Движение подбородка в сторону Куинн, и она сделала еще одну заметку. – Зеласки не сообщала о своей семье или ближайших родственниках – некоторые дендарийцы этого не могут или не хотят сделать, а мы не настаиваем. Но она как-то говорила одному из своих товарищей по отряду, как согласно ее желанию нужно распорядиться ее прахом. Кремируйте ее останки и передайте на «Триумф» на попечение нашего медицинского отдела.
– Хорошо. – Арагонес сделал движение рукой, убирая со своего видео-дисплея прежние истории болезни, и они исчезли, словно отлетевшие души. На их место он вызвал новые.
– Ваши мистер Дурхэм и мисс Вифиан в настоящее время оба излечились от своих первоначальных повреждений лишь частично. Оба страдают от того, что я назвал бы обычными последствиями невральной травмы и криоминезией. Потеря памяти у мистера Дурхэма глубже, частично – из-за осложнений, сопряженных с его пилотскими нейро-имплантатами; их нам, увы, пришлось удалить.
– Он когда-либо потом будет способен ко вживлению нового комплекта?
– Слишком рано говорить. Долгосрочный прогноз каждого из них я бы назвал благоприятным, но ни тот, ни другой не будет годен для военной службы по меньшей мере год. И затем им потребуется очень широкий курс переподготовки. В обоих случаях я крайне рекомендовал бы им вернуться домой, к семьям – если это возможно. Знакомое окружение поможет облегчить и через какое-то время дать толчок восстановлению доступа к их сохранившимся воспоминаниям.
– Семья лейтенанта Дурхэма живет на Земле. Мы приглядим за тем, чтобы он туда попал. А техник Вифиан – со Станции Клайн. Посмотрим, что мы сможем сделать.
Куинн энергично кивнула и добавила еще несколько записей.
– Я сегодня же могу выписать их и отправить к вам. Здесь мы сделали все, что могли, и для облегчения процесса выздоровления им требуется лишь отдых. Итак… остается ваш мистер Азиз.
– Мой десантник Азиз, – согласился Майлз.