-- Исидро помедлил, но теперь Эшеру не показалось, что тот подбирает нужные слова -- скорее испанец решался выговорить то, о чем он молчал 350 лет. -- При создании нового вампира разумы мастера и птенца как бы сливаются. Умирающий изо всех сил цепляется за того, кто уже прошел однажды сквозь собственную смерть. По сути дела, -- продолжил он, чем-то напоминая демона, пытающегося объяснить, что это значит -- жить в окружении темных сил, -- "птенец" отдает душу мастеру на подержание, пока... не перейдет грань. Яснее я объяснить не могу.
-- Человек должен отчаянно любить жизнь, -- сказал Эшер, ---чтобы на такое решиться.
-- Решиться бывает легче, -- заметил дон Симон, -- если ваше сердце вот-вот остановится. -- Он невесело улыбнулся; лицо его в тусклом свете лампы ожило, став похожим на поблекший, но все же человеческий портрет. -Тонущему все равно, кто бросил ему веревку, -- он просто за нее хватается. Но вы понимаете, какое при этом возникает абсолютное превосходство.
Странная, ясная картина возникла в мозгу Эшера: изящный белокурый идальго в расшитом жемчугом черном камзоле придворного лежит, уронив голову в белые цепкие пальцы маленького седого старичка, стоящего перед ним на коленях. "Как хрупкий паучок..." -- сказала Антея.
-- Поэтому вы так ни разу и не сотворили ни одного птенца?
Исидро даже не взглянул на него.
-- Si, -- прошептал он, впервые перейдя на родной язык. Он встретился взглядом с Эшером, и странная, несколько растерянная улыбка вернулась вновь. -- Поэтому и по многому другому. Мастер вечно сомневается в своих птенцах, ибо его превосходство подавляет их и унижает В некоторых случаях быть вампиром означает беспрекословное подчинение и восторженную, фанатичную преданность одного другому. Вы ведь обратили уже внимание, насколько мы уязвимы и хрупки, и можете представить, какой силой воли следует обладать, чтобы все это выдержать... Да, разумеется, -- продолжил он, весьма неожиданно возвращаясь к начальной теме разговора, -- я заподозрил, что Гриппен расправляется с собственными птенцами: с Лоттой -- за дружбу с мятежником, с Недди -- за безволие и уступчивость; Дэнни Кинг, правда, безоговорочно признавал превосходство Гриппена, но ненавидел за то, что Чарльз и Антея тоже от него зависят. Многие детали указывали на то, что убийца -- вампир, а Гриппен просто напрашивался на эту роль. Но здесь, как вы сами говорите, действовали двое убийц, да еще и днем.
Он помолчал секунду, искоса разглядывая Эшера. Затем продолжил:
-- Мне кажется, то, что вы ищете, вон там.
Холодные пальцы взяли лампу из рук Эшера, и дон Симон шагнул с последней ступеньки в подвал.
То, что Эшер принял сначала за особенно густую тень, оказалось отверстым прямоугольным проемом пяти футов высотой. Толстая дубовая дверь была распахнута. Они вошли, и лампа осветила старую кладку, средневековый крестовый свод, уводящие вниз истертые ступени каменной винтовой лестницы.
-- Когда-то на этом фундаменте стоял торговый дом, -- сообщил вампир, пересекая помещение. -- Позже здесь располагалась гостиница "Глобус и бык". Подлинная надпись, конечно, была "Благослови Бог", но после того, как здание подожгли головорезы Кромвеля, девиз сильно пострадал и был восстановлен неправильно.
Они спустились по винтовой лестнице в еще один подвал -- маленький, голый, круглый, с четырьмя кирпичами, на которых раньше, несомненно, стоял гроб.
-- В Лондоне множество таких уголков, -- продолжил Исидро. -- Дома строились на старых фундаментах спустя долгое время после пожаров, и строители не могли знать о монастырских подвалах и винных погребах.
Эшер подошел к кирпичам, задумчиво изучил их расположение, затем вернулся к лестнице и осветил фонарем первый ее виток.
Не произнеся ни слова, поднялся по ступенькам, внимательно осматривая стены. Дверь запиралась изнутри. Висячий замок был цел, но петля вырвана из дерева с корнем.
-- А снаружи он не запирал подвал, когда уходил?
-- Когда он уходил, -- сказал Исидро, -- чем бы мог поживиться вор в этом подвале? Разве что пустым гробом. -- Тихий голос вампира гулко отражался от каменных сводов. -- Не сомневаюсь, что это одно из укрытий Кальвара. Дэвис мог знать о нем и прийти сюда, когда убежище потребовалось ему самому.
-- Но пользы ему это не принесло. -- Эшер почесал ус, выудил из кармана ключи, найденные среди останков Забияки Джо, и начал по очереди примерять к замку. -- Просто убийцам прибавилось работы -- тащить гроб в кухню, к открытым окнам. -- Второй ключ из связки подошел; Эшер отметил его, отправил в карман и снова принялся изучать стены и лестницу. -- Кальвар был хозяином Джо и, конечно, использовал его знание района, когда приобретал недвижимость, так что у Дэвиса вполне могли быть дубликаты ключей. -- Эшер нахмурился, не найдя того, что искал, даже с помощью лупы. -- Дэвис сказал, что Кальвар мертв, и, кажется, был в этом уверен.
-- Может быть, он похоронил его, как Антея и я похоронили Дэнни и беднягу Неда Хаммерсмита. Беднягу... -- Исидро помолчал, оглядывая узкие ступени. Тонкие брови его чуть сдвинулись. -- Но если гроб был вынесен наверх из подвала...
-- Совершенно верно. Один человек не мог бы поднять гроб с телом по винтовой лестнице с такой легкостью, что даже не исцарапал стен и косяков. Даже таща его вдвоем, они должны были оставить множество следов. Там, в верхнем подвале, уже достаточно света, чтобы сжечь плоть вампира, так что отдельно они тело и гроб тоже не могли нести. И, наконец, сама дверь.
Дон Симон поднялся к нему по лестнице и осмотрел вырванную с болтами петлю. В охряном свете лампы его глаза, казалось, потемнели -- вампир начинал понимать.
-- Никаких следов лапки на косяке, -- сказал он, и Эшер отметил, что Исидро употребил название гаечного ключа елизаветинских времен.
-- Да, -- сказал Эшер. -- Точно так же, как и следов лома. Петля была вырвана простым рывком. И опять-таки, если не ошибаюсь, это лежит за пределами человеческих возможностей.
В наступившей тишине Эшер слышал отдаленный стук дождинок по стеклам. Затем Исидро сказал:
-- Но это не мог быть вампир. Даже если он был в перчатках, чтобы не обжечься об осиновый кол, его бы сожгло дневным светом.
-- Вы в этом уверены? -- Эшер вернулся в освещенную газовым рожком кухню. Пустой гроб зиял на изношенном грязном линолеуме пола. В свечном ящике у плиты Эшер нашел огарок, зажег от лампы и двинулся к двери, ведущей в жилую половину дома.
-- Кальвар рассказывал когда-нибудь о Париже? О причинах отъезда?
-- Нет. -- Исидро скользнул вслед за ним -- бесшумный призрак в сером костюме. Вспыхнул газ. На полу в передней лежал ровный нетронутый слой пыли. -- Он никогда не говорил о прошлом, даже об относительно недавнем. Может быть, у него были на то причины, как и у многих из нас.
-- Вы говорили, когда он "наносил визиты", то воздерживался от убийства людей, пока не встретился с Гриппеном, не присягнул ему на верность и не получил разрешения охотиться. Но, как выясняется, даже необученный птенец мог какое-то время скрываться от двух старейших вампиров Европы.
Исидро молчал.
-- Случалось ли вам когда-либо слышать толки о вампирах старше вас? Скажем, старше на сто лет? На двести?
Странное выражение мелькнуло в глубине бледных глаз дона Симона. Он как раз начал подниматься по лестнице на второй этаж; бесцветные волосы мерцали подобно нимбу в свете лампы.
-- Куда вы клоните, Джеймс?
-- Я думаю о вампиризме, -- тихо сказал Эшер. -- О медленном перерождении тела -- клетка за клеткой -- в нечто иное, нежели смертная плоть. И о росте возможностей вампира.