Тем временем где-то - Силецкий Александр


Силецкий Александр

Силецкий Александр Валентинович

Был у Феди Дядькина свой принцип: писать день и ночь картины и ничем другим не заниматься.Иной раз дело доходило до абсурда - в доме не было ни маковой росинки, все зарастало паутиной, покрывалось пылью но Федя Дядькин упрямо сидел за мольбертом и ничего знать не желал.Даже пыль с холста не удосуживался сдуть - так и писал, мешая краски с пылью.Что за картины у него получались, никто не знал.Покупать их нигде не покупали, а в дом к себе Федя Дядькин никого не пускал.Были у него когда-то любовницы, да, отощав, сбежали одна за другой.Были у него когда-то друзья, да, устав от Фединых причуд, забросили его совсем.И остался Федя Дядькин один-одинешенек.Служить он, естественно, нигде не служил, на что питался-одевался неизвестно.С виду он был ну совершеннейший скелет, в самый раз идти на огород пугалом работать.Как уже говорилось, ни единой картины продать он не мог, но - вот ведь странность! - от этого лишь еще крепче утверждался в мысли, что надобно писать и день, и ночь и более ничем не заниматься.Жил он в коммунальной квартире в маленькой комнатушке, мебели вовсе не имел, поскольку все давно уже продал, и одежды не имел никакой, если не считать старых-престарых вельветовых штанов, про которые сам же - себе самому - с усмешкой говорил: "Моя рабочая вельветошь".С соседями он не знался, и те его никогда в глаза не видывали, что, впрочем, и не мудрено: квартира была громадная, и вечно темных путаных коридоров в ней было столько, что, вытяни их все в одну прямую линию, случился бы, как пить дать, километр.Может быть, Федя Дядькин и выглядывал порой из своей комнатенки, но, когда с ним такое случалось, соседи и под страхом смертной казни не смогли бы рассказать.Короче, жил Федя Дядькин - и словно не жил.Картины же, однако, писал. Всегда на чем попало.А поскольку материалов под рукой было немного, изобрел он своеобразнейшую манеру письма, а именно: делал картины одну на другой, оставляя видным у каждой лишь крошечный, самый важный кусок, да и то, если правду сказать, по куску этому разобрать ничего было нельзя, так как помимо манеры была у Феди Дядькина идея - создать огромный вернисаж своих картин, единым махом прописав их все, а для того подобрал он и форму, которую прозвал "Вернисаж за углом".Ничего, значит, толком не видно, но все при этом есть, и самая задача состояла в том, чтобы случайный зритель, глянь он на картину, ясно ощущал бы, что за поворотом, и подсознательно угадывал бы красоту и содержание всех тех картин, которых нет.Вернее, они есть, но - за углом. Попробуй загляни!Вот над чем бился Федя Дядькин денно и нощно, протирая свои последние штаны.Одного он точно не знал: сколько будет картин на вернисаже - восемь тысяч или миллион.Всматриваясь в свою работу, он пытался почувствовать - сколько, но не мог.Это его раздражало - нельзя же, чтобы там, за углом, оставались пустоты. Или, напротив, одна картина налезала на другую. Все должно быть идеально."Я добьюсь!" - сказал себе упрямо Федя Дядькин. И потерял сознание.Очнувшись, он понял, что это - от голода.Сходить бы в магазин... Но денег нет.А в долг никто не даст - знают, что вернуть он не сумеет никогда.Никогда...Эх, продать бы хоть одну картину!Впрочем, одну - невозможно. Ведь все они - на едином холсте...Так что если продавать, то - разом. А где же сыщется подобный покупатель?!"Вот и влип", - сказал себе Федя Дядькин и, от слабости ничего уже не соображая, пошел вон из комнаты.Но дверь открыть не смог.Тогда он уселся на пол и заплакал. А проплакавшись, принялся мечтать.Вот он сворачивает за угол и попадает в зал с картинами.