Вася Иноземцев и Сережа Кацман - именно этих молодых ребят он защищал несколько дней назад на том последнем собрании, когда мерзавец Аверх обвинил их во вредительстве. Значит, мальчиков уже взяли...- Я признаюсь... - кивнул Юрий. - Я участвовал в деятельности нелегальной контрреволюционной... троцкистской группы...- Ага... - Следователь низко склонился над столом, начал водить ручкой по бумаге. - Ну и в чем заключалась эта ваша... деятельность?- Я... я подготовил вредительскую экспозицию...- Чего?Юрий невольно усмехнулся. Бредовое обвинение он не выдумал. Подобную глупость он услыхал от того же Аверха, правда, с глазу на глаз.- Я заведовал фондом номер пятнадцать. Это - позднее средневековье. Мы готовили новую экспозицию по созданию русского централизованного государства. Я подобрал экспонаты таким образом, чтобы преувеличить роль эксплуататорских классов в создании Московской Руси и преуменьшить роль трудового народа. В экспозицию я сознательно включил книгу троцкистского историка Глузского, использовав ее в качестве пропагандистского материала...Приблизительно в подобных выражениях изъяснялся Аверх. Правда, на том собрании он почему-то не упомянул о злополучной экспозиции...- Так... - Следователь оглядел написанное и почесал затылок. - Какие указания вы, гражданин Орловский, давали вашим сообщникам Иноземцеву и Кацману?- Я не давал никаких указаний Иноземцеву и Кацману. Они работали в Музее всего месяц. В нелегальную организацию не входили.- Угу, угу, - покивал следователь. - А почему же ты, проблядь, защищал их? Перед всеми защищал?- Потому что они были невиновны, - пожал плечами Юрий. - Разве этого мало?- Угу... Невиновны, значит... Ну, бля, гуманист! - Следователь покачал головой и вздохнул. - Ох, Орловский, отправлю я тебя все-таки в карцер. Там и не такие, как ты, мягчали... Невиновны... Может, ты скажешь, что и профессор Орешин, бля, невиновен?Новый удар, на этот раз куда более тяжелый. Александр Васильевич Орешин, один из последних старых профессоров Столичного университета, каким-то чудом уцелел в эти страшные годы, устроившись с помощью друзей в нумизматический кабинет Музея. Александр Васильевич, душа-человек, неправдоподобно честный и блестяще эрудированный, всегда вызывал восхищение у Орловского. Еще в студенческие годы он читал статьи профессора по русской нумизматике, а позже часто беседовал со стариком в его тихом кабинете, где со стендов тускло отсвечивали древние монеты ~ молчаливые свидетели прошлого. Значит, им нужен Орешин...- Я ничего не знаю про антисоветскую деятельность профессора Орешина. Юрий посмотрел следователю в глаза. - Не знаю! Антисоветскую работу в музее я вел сам.Следователь внезапно рассмеялся, вернее, хихикнул и вновь помотал головой:- Ну нет сил на тебя сердиться! Ну юморист, бля! Только что признался, что состоял в организации, - и работал один! Да ты бы хоть думал, прежде чем говорить, интеллигент паршивый!Юрий мысленно согласился - получалось нескладно. Но "отдавать" им ребят и Орешина он не собирался. Даже если помочь им уже нельзя.- Нет, я тебя, конечно, понимаю! - продолжал следователь. - Ты, бля, умный, кодекс читал. Хочешь по-тихому получить свои 58 через 10, срубить "червонец" и - тю-тю! Нет, хрен тебе! Ты у меня, проблядь, получишь для начала 58 через 11, а если и дальше будешь тянуть - то и КРТД - на полную катушку! Понял?После подобной абракадабры следовало, конечно, переспросить - требовался перевод, но Орловский смолчал, предпочтя подумать самому. Кодекс он знал плохо. Правда, то, что статья 58, пункт 10, осуждала за "антисоветскую агитацию и пропаганду", ему было известно. Очевидно, пункт 11-й куда хуже.