Не было Леночки Булгариной, приснилась Катя Телешова - в огромном театре, который должен был рукоплескать ему, автору, и рукоплескал Ацису.Измен не было, он не предавал Ермолова, не обходил Паскевича; он был прям, добр, прямой ребенок.Он просил прощения за промахи, за свою косую жизнь, за то, что он ловчится, и черное платье сидит на нем ловко, и он подчиняется платью.Еще за холод к ней, странную боязнь.Прощения за то, что он отклонился от первоначального детства.И за свои преступления.Он не может прийти к ней как первый встречный, пусть она даст ему угол.Все, что он нынче делает, все забудется; пусть она утешит его, скажет, что это правда.Останется земля, с которой он помирится; опять начнется детство, пускай оно называется старостью.Будет его страна, вторая родина, труды.Смолоду бито много, граблено.Под старость нужно душу спасать.
19
Он сидел у Кати, и Катя вздыхала.Так она откровенно вздыхала всей грудью, что не понять ее - значило быть попросту глупцом.Грибоедов сидел вежливый и ничего не понимал.- Знаете, Катерина Александровна, у вас очень развилась за последнее время элевация.Катя бросила вздыхать. Она все-таки была актерка и улыбнулась Грибоедову как критику.- Вы находите?- Да, вы решительно теперь приближаетесь к Истоминой. Еще совсем немножко, и, пожалуй, вы будете не хуже ее. В пируэтах.Все это медленно, голосом знатока.- Вы находите?Очень протяжно, уныло и уже без улыбки.И Катя вздохнула.- Вы теперь ее не узнали бы. Истомина бедная... Она постарела... - И Катя взяла рукой на поларшина от бедер: - ... растолстела.- Да, да, - вежливо согласился Грибоедов, - но элевация у нее прямо непостижима. Пушкин прав - летит, как пух из уст Эола.- Сейчас-то, конечно, уж она не летит, но правда, была страсть мила, я не отрицаю, конечно.Катя говорила с достоинством. Грибоедов кивнул головой.- Но что в ней нехорошо - так это старые замашки от этого дупеля, Дидло. Прямо так и чувствуется, что вот стоит за кулисами Дидло и хлопает: раз-два-три.Но ведь и Катя училась у Дидло.- Ах нет, ах нет, - сказала она, - вот уж, Александр Сергеевич, никогда не соглашусь. Я знаю, что теперь многие его бранят, и правда, если ученица бесталанна, так ужасть, как это отзывается, но всегда скажу: хорошая школа.Молчание.- Нынче у нас Новицкая очень выдвигается, - Катя шла на мир и шепнула: - государь...- А отчего бы вам, Катерина Александровна, не испробовать себя в комедии? - спросил Грибоедов.Катя раскрыла рот.- А зачем мне комедия далась? - спросила она, удивленная.- Ну, знаете, однако же, - сказал уклончиво Грибоедов, - ведь надоест все плясать. В комедии роли разнообразнее.- Что ж, я старуха, что плясать больше не могу?Две слезы.Она их просто вытерла платочком. Потом она подумала и посмотрела на Грибоедова. Он был серьезен и внимателен.- Я подумаю, - сказала Катя, - может быть, в самом деле, вы правы. Нужно и в комедии попробовать.Она спрятала платочек.- Ужасть, ужасть, вы стали нелюбезны. Ах, не узнаю я вас, Александр, Саша.- Я очень стал стар, Катерина Александровна.Поцелуй в руку, самый отдаленный.- Но хотите пройтиться, теперь народное гулянье, может быть забавно?- Я занята, - сказала Катя, - но, пожалуй, пожалуй, я пройдусь. Немного запоздаю.
20
На Адмиралтейском бульваре вырос в несколько дней шаткий, дощатый город. Стояли большие балаганы, между ними - новые улицы, в переулках пар шел от кухмистерских и кондитерских лотков, вдали кричали зазывалы маленькие балаганы отбивали зрителей у больших. Город еще рос, спешно вколачивались гвозди, мелькали в грязи белые доски, достраивались лавчонки.По этим дощатым улицам и переулкам медленно, с праздничной опаской, гуляло простонародье в новых сапогах.