- Не будь таким пошлым, Мервин, - прошипела она, зная в глубине души, что здесь он попал в точку: каждый раз, как только она встречалась с Марком, ее трусы сразу становились влажными.
- Пошло не говорить, пошло делать. Я лишь называю вещи своими именами.
- Хорошо, но я скрывала свои чувства, щадила твое самолюбие, никогда ничего не выставляла напоказ.
- Не уверен. И вообще не удивлюсь, если в Манчестере я был единственным, не знавшим о твоих проделках. "Изменщицы" и шлюхи только думают, что они осторожны, на самом деле, о них всегда все известно.
- Не смей обзывать меня гадкими словами.
- Почему? Это определение вполне тебе подходит - женщина, совершающая прелюбодеяние.
- Какой ужас!
- Скажи спасибо, по Библии таких, как ты, забрасывали камнями.
- Ты говоришь отвратительные слова, и тебе даже не совестно.
- Поступков - вот чего надо стыдиться.
- Хватит корчить из себя праведника. Ты что, никогда не грешил в жизни?
- По сравнению с тобой, я - сущий ангел.
Она задыхалась, слов не хватало.
- От тебя сбежали две жены, а ты утверждаешь, что ты ангел. Тебе никогда не приходило в голову, что дело в тебе, что это ты поступаешь не так?
Он не выдержал, схватил ее, до боли сжал локти.
- Я ведь дал тебе все, что ты хотела.
- Но не думал о моих чувствах, а я живой человек, а не красивая кукла, которую ты взял в жены. Вот почему я ушла от тебя. - Диана попыталась его оттолкнуть, положила руки ему на грудь... и в этот момент вошел Марк.
Он стоял рядом в пижаме, дико уставясь на них.
- Какого черта, Диана? Ты что, собираешься ночевать здесь?
Она оттолкнула Мервина, он отпустил ее руки.
- Нет. Ни в коем случае. Это апартаменты миссис Линеан и ее спутника... мистера Мервина Лавси.
Марк презрительно фыркнул.
- Здорово! Надо будет как-нибудь вставить этот сюжетик в пьеску.
- Это не смешно, Марк.
- Очень смешно. Мужик, как лунатик, догонял сбежавшую от него жену, а потом, знаете, что сделал? Спутался с другой, которую случайно встретил по дороге.
Диана неожиданно ощутила острое желание защитить Мервина.
- Нет, не спутался. Просто не было других билетов.
- Ты-то чего, радоваться должна. Может быть, он хоть теперь от тебя отстанет.
- Перестань. Не видишь, что я расстроена?
- Вижу, но не понимаю почему. Мервина ты больше не любишь, ушла от него, все, точка. Иногда ты говоришь о нем так, будто ненавидишь. Почему же тебя волнует, с кем он спит?
- Не знаю, но волнует. Я чувствую себя оскорбленной!
- Несколько часов назад ты решила вернуться к Мервину. Потом он тебе надоел и ты снова поменяла решение. Теперь бесишься оттого, что он спит с другой женщиной.
- Я не сплю с ней, не порите чепухи, - вставил Мервин.
Марк не обратил на него внимания.
- Ты уверена, что не любишь Мервина?
- Дурацкий вопрос!
- Я знаю, но ответь, пожалуйста.
- Я тебе уже отвечала на него. - В глазах у нее появились слезы.
- Тогда докажи. Забудь о нем самом и о том, где он спит.
- Не собираюсь никому ничего доказывать. И прекратите оба этот идиотский допрос. Это не парламент, где идут дебаты.
- Конечно же нет! - раздался чей-то голос. Все трое обернулись: на пороге стояла Нэнси Линеан. Она выглядела очень привлекательно в своем ярко-синем шелковом халате. - Да будет вам известно, это моя комната. Что здесь, черт побери, происходит?
Глава 17
Маргарет Оксенфорд не знала, куда деваться от стыда, внутри у нее все кипело. Казалось, пассажиры не спускают с нее глаз, шепчутся друг с другом об ужасной сцене в столовой. Вот, теперь еще приходится отвечать за хамский поступок и бесцеремонное поведение отца, думала она, будто и так они от него мало страдают. Ужасно неловко сидеть с опущенными глазами, не смея никому посмотреть в лицо.
Конечно, Гарри Маркс выручил ее, помог хоть в какой-то мере сохранить достоинство. Как он ловко подбежал тогда, галантно предложил руку, задвинул стул...
Это всего-навсего вежливый жест джентльмена, не более того, но для нее это был спасательный круг. Но отчего так ноет и щемит сердце? Почему из-за отца вечно приходится стыдиться? Она не могла найти себе места.
В течение двух часов после ужина в их купе стояла мертвая тишина. Погода за окнами окончательно испортилась, родители пошли переодеваться. Как только они вышли, Перси неожиданно произнес.
- Нам надо извиниться.
Она моментально подумала, что сделать это будет трудно, после того что произошло, можно даже нарваться на оскорбление.
- У меня не хватает смелости.
- Мы только подойдем к Гейбону и Хартманну и скажем, что нам очень стыдно за отцовский поступок.
Может быть, действительно стоит? Тогда хоть не будет дурацкого чувства вины.
- Отец жутко рассердится, если узнает.
- А кто ему скажет? Впрочем, мне все равно, пусть бесится, если сумасшедший. В последнее время он вообще перегибает палку. Я его больше не боюсь.
Маргарет задумалась. Неужели Перси говорит правду?
Еще ребенком он частенько повторял, что ему не страшно, но тогда он лукавил. Хотя теперь, кто знает - он уже не маленький мальчик.
А вдруг брат сейчас искренен? И вообще, нужно ли радоваться, что он перестает подчиняться отцу? Если мальчишку не сдерживать, его озорству не будет предела.
- Пошли, - торопил Перси. - Надо сделать это сейчас. Они в третьем отсеке - я проверял.
Но Маргарет все еще колебалась. Страшно идти к людям, которых оскорбил твой отец. Это может добавить им переживаний, что, если они предпочитают разом все забыть и не возвращаться к этому вопросу? Но, может быть, их мучает вопрос: а кто еще из пассажиров втайне согласен с отцом? Дельце-то ведь нешуточное, шовинистические идеи получают все большее распространение.
Маргарет решила идти. В прошлом она столько раз проявляла слабость и потом жалела о своем малодушии. Она встала, держась за спинку дивана, сильно качало.
- Хорошо. Идем извиняться.
Она шла первой и немножко дрожала, хорошо, что все можно списать на качку. Через гостиную они прошли в отсек номер три.
Гейбон и Хартманн сидели слева напротив друг друга. Хартманн что-то с большим интересом читал, его длинная худая фигура слегка сгорбилась, коротко остриженная голова опущена, длинный нос упирается в страницу с какими-то математическими расчетами. Гейбон ничего не делал, просто смотрел в окно и, видимо, скучал. Он заметил их первым. Когда Маргарет остановилась возле него, ухватившись за спинку дивана, чтобы не упасть, он гордо выпрямился, приняв независимый и немного враждебный вид.
- Мы пришли извиняться, - быстро произнесла она.
- Удивлен вашей дерзостью, мисс. - Гейбон хорошо говорил по-английски, легкий французский акцент был едва заметен.
Маргарет не ожидала от него такой реакции, но не смутилась.
- Нам с братом ужасно стыдно за то, что произошло. Я восхищаюсь профессором Хартманном, вы знаете, я к вам подходила.
Хартманн оторвался от книги, кивнул ей. Но Гейбон никак не мог успокоиться, он все еще сердился.
- Таким людям, как вы, просто извиняться. - Маргарет уставилась в пол, мечтая провалиться сквозь землю: не надо было идти сюда. - В Германии сейчас много внешне добропорядочных интеллигентных людей, вполне состоятельных. Так вот, всем им ужасно стыдно, как вы изволили выразиться, за то, что там происходит. Но что они делают? Что, в самом деле?
Лицо Маргарет залилось румянцем. Ока не знала, что отвечать.
- Ладно, Филипп, - мягко сказал Хартманн, - успокойся. - Разве ты не видишь, что перед тобой молодежь? - Он взглянул на Маргарет. - Мы принимаем ваши извинения и благодарим вас.
- О, простите, я, наверное, сделала что-то не так?
- Все так, милая. Мы ценим ваш поступок.