— Что про мебель?
— Она тебе одолжена или подарена?
— И что ты сказала на это?
— То же, что и раньше, — я не знаю.
Катерина возбужденно сжала руки.
— Тетя Милдред отдала мне эту мебель, ты знаешь, что отдала, я тебе сто раз объясняла! Почему ты так не сказала?
— Потому что твои слова — не доказательство, — резко бросила Рета.
— Ты хочешь сказать, что не веришь мне… Если я говорю, что отдала, значит она и вправду отдала.
— Нет, я не это хочу сказать. Я имею в виду то, что говорю: твои слова — не доказательство.
— Какое еще доказательство тебе нужно!
До чего это похоже на Катерину — устраивать сцены из ничего! Уже не в первый раз Рета задумалась, чего же стоит старая дружба? Но если знаешь кого-то всю жизнь, и вообще живешь практически дверь в дверь со всей деревней, тебе ничего не остается, как обуздывать свой темперамент. Она сказала по возможности холодно:
— Это не мне нужно, а Джеймсу. Он хочет найти доказательство намерений его матери и спрашивал, не говорила ли она мне чего-нибудь.
— И что ты ответила? — сердито выпалила Катерина.
— Я сказала, что твоя мать говорила мне: «Я пускаю Катерину жить в Гейт-хаус. Я ей сказала, что она может жить в двух комнатах нижнего этажа, и полагаю, мне придется дать ей кое-что из мебели».
— Ну вот! Видишь? Что он на это сказал?
— Что это ничего не значит, — сухо ответила Рета.
— Ох! — Это был возглас ярости, за ним последовало короткое: — Это совершенно возмутительно!
Они были в центре Грина на узкой тропе. Рета остановилась.
— Катерина, разве ты не видишь, что нельзя так принимать Джеймса? Признай, что он вернулся. Он смотрит на это как на деловую передачу владения…
Катерина взвизгнула:
— Конечно, ты за него! Все это знают!
Рита вскипела, но сдержалась.
— Я не за него, я просто объясняю тебе, как он смотрит на вещи. Сопротивление всегда его только ожесточало. Хотя он очень изменился… Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это выложить карты на стол и сказать всю правду.
— А ты думаешь, то, что я ему говорю, — ложь?
— Да нечто среднее, — откровенно сказала Рета.
— Как ты смеешь! — Катерина быстро пошла вперед.
Рета догнала ее.
— Ты сама меня спросила! Послушай, Катерина, какой смысл так продолжать? Ты знаешь, и я знаю, какая была тетя Милдред, — более того, Джеймс тоже знает. У нее были приступы деловой активности, но чаще всего она хотела, чтобы ее не беспокоили. Она была деспотом до кончиков ногтей и непостоянна, как флюгер. Если она тебе что-то давала, то в этот день считала это подарком, а на следующий уже не считала, или вообще об этом не задумывалась. Хочешь знать, что я думаю: я не верю в то, что она имела в виду отдать тебе эти вещи, среди которых есть очень ценные. Но Джеймсу я об этом не сказала.
— Еще скажешь.
— Нет. Он не спрашивал, а если бы спросил, я не обязана ему отвечать. Это всего лишь мои мысли.
Минуту-другую они шли молча. Потом Катерина схватила ее за руку. Дрожащим голосом она сказала:
— Я не знаю, что мне делать.
— Сделай, как я говорю — выложи карты на стол.
— Не могу.
— Почему не можешь?
— Не могу — он может вывернуть все наизнанку.
В голосе Реты появились утешительные нотки.
— Ну что он может сделать? Если его не злить, он, возможно, заберет самые ценные вещи, а все остальное оставит тебе.
Катерина в отчаянии сжала ей руку.
— Рета… лучше я все скажу тебе… дело гораздо хуже. Я… некоторые вещи я продала.
— О-о!
И Катерина затрясла руку Реты.
— Не говори «О-о!». Они были мои, я могла делать с ними что хочу, тетя Милдред мне их отдала, говорю тебе, отдала!
— Что ты продала?
— Несколько миниатюр, табакерку и серебряный чайный сервиз. За одну из миниатюр дали триста фунтов. Это был Козуэй, очень красивый, я была бы не прочь оставить его себе. А чайный сервиз был времен королевы Анны. За него дали очень много.
— Катерина!
Катерина оттолкнула ее.
— Не будь занудой, я же должна одеваться! Если кого и обвинять, то Эдварда. Он мне не говорил, что был по уши в долгах, он оставил меня без гроша! Теперь, я полагаю, ты побежишь к Джеймсу и все выложишь.
— Ты знаешь, что ничего подобного я не сделаю, — холодно сказала Рета.
Катерина опять приблизилась к ней.
— Как ты думаешь, что он будет делать?
— Это зависит от того, что он выяснит.
— Он знает, что эти вещи пропали — табакерка, миниатюры и чайный сервиз. Я имею в виду, он знает, что их нет в Меллинг-хаусе, а миссис Мейхью сказала ему, что тетя Милдред разрешила мне взять чайный сервиз. Вчера он сказал, что не хочет причинять мне неудобства, но это его наследие, и его нужно вернуть. Не все ли равно, наследие это или нет! У него нет детей!
Помолчав, Рета сказала:
— Да, ты запуталась.
— Какой смысл это говорить? Ты скажи мне, что делать?
— Я уже сказала.
После паузы Катерина с придыханием выпалила:
— Он говорит, его мать составила список всего, что имела… ценные вещи, ты понимаешь… пока он отсутствовал. Он его еще не нашел, но когда найдет…
— Когда найдет, — закончила за подругу Рета, — нечего и думать о том, что он отдаст тебе миниатюры Козуэя и серебряный чайный сервиз королевы Анны.
— Может, она забыла их записать, — сказала Катерина угасшим голосом.
Они дошли до окраин Грина и остановились. Гейт-хаус лежал слева от них, Белый коттедж — справа. Катерина повернула к колоннам, белевшим в темноте, попрощалась и перешла через дорогу. Рета направилась к себе, но не успела дойти до калитки, как сзади раздались быстрые шаги. Катерина подбежала к ней и протянула руку.
— Я хочу тебя кое о чем попросить…
— Да?
— Все было бы совсем иначе, если бы ты припомнила, как тетя Милдред говорила тебе, что она отдала мне эти вещи…
— Ничего подобного я не помню.
— Ты могла бы вспомнить, если бы попыталась.
Рета Крей сказала: «Чушь!» — и сделала движение, чтобы уйти, но Катерина ее удержала.
— Рета, еще минутку! Когда Джеймс вчера пришел, он был… какой-то пугающий. Понимаешь, вежливый, но как-то очень холодно. Он говорил о том, что в доме пропали вещи… О, он сказал не так много, как подразумевал! Я думаю, что он хотел меня запугать, я старалась не поддаваться, но он видел, что я испугалась, и мне показалось, он этим наслаждался. Я не сделала ничего такого, чтобы вызвать у него это чувство, но у меня ужасное впечатление: если сможет, он меня раздавит и будет этим наслаждаться.
Рета стояла неподвижно. Тень, которую она отгоняла все эти годы, вернулась и нависла над ней.
Катерина заговорила шепотом.
— Рета, когда вы с Джеймсом были помолвлены, разве он был такой? Теперь у меня ощущение, что ты была помолвлена с другим человеком. Тебе не кажется, что он стал… жестоким?
Рета отступила на шаг, сказала: «Да» — быстро отошла, откинула крючок калитки и закрыла ее за собой.
Глава 10
Джеймс Лесситер возвращался из Лентона. Он любил ездить вот так — ночью по загородному шоссе, когда фары расстилают перед машиной освещенную дорожку и остается только катить по ней. Это вызывало ощущение неограниченной власти. Он не отдавал себе отчет, но чувствовал себя так, как будто перед ним расстилается сама жизнь. Он заработал очень много денег и ожидал, что их станет еще больше. Когда появляется определенное количество денег, дальше они уже множатся сами по себе. Деньги — это власть. Джеймс подумал о том мальчике, который уезжал из Меллинг-хауса более двадцати лет назад, и испытал нечто вроде триумфа. Как он был прав! Вместо того чтобы тонуть вместе с кораблем, который за три поколения накренился и осел, он обрубил концы и выбрался на берег. Сожалений у него не было. С домом надо расстаться.