И вовсе я не придираюсь, при всем этом она была очень красивой.
Стоя на коленях, Нигель так произнес ее имя, что выдал себя полностью и очень жестоко. А она его игнорировала, на меня бросила только один прохладный взгляд и выкинула из головы. Все ее внимание сосредоточилось на Саймоне. Даже приветствие она умудрилась сделать беспредельно сексуальным. В Саймоне секса не было ни на грош. Его что-то развлекало и, одновременно, настораживало.
Нигель предложил ей лучший стул, который я незадолго до того освободила, но она подошла очень близко к Саймону, стоящему у окна.
— Я ночую в студии, Саймон. Устала от отеля, и денег чего-то мало. Тебе не жалко, что я пришла, а, Саймон?
— Ни капельки. Лучше познакомьтесь.
Мы познакомились. Она еще раз бегло взглянула на меня, кивнула и устроилась, неестественно грациозно закрутив ноги и изогнувшись, на противоположном конце кровати.
— Значит вы обо мне говорили, рассматривали портреты… Нигель, умница-мальчик, — она лениво вытащила два или три листа бумаги из папки. — Да, неплохой портретик. Нигель, у меня что и правда такие большие глаза? А это что, цветочки? Тебе за такое платят?.. А это кто?
Ее голос изменился так внезапно, что Саймон повернул голову, а Нигель подпрыгнул.
— Кто? А, это? Этого парня я видел сегодня на Парнасе.
— Нет, не этот, вот этот.
Она быстро отбросила рисунок и вытащила другой, рука дрожала. Я попросила разрешения посмотреть, она без возражений отдала лист бумаги.
Голова и шея красивого и немного грустного молодого человека. Совершенно не эллинический тип, хотя что-то знакомое в нем было, и единственный портрет, в котором Нигель использовал свою «цветочную технику». Необыкновенно красиво.
Даниэль уронила все рисунки на пол и потеряла к ним интерес, только спросила:
— Ты все это рисовал когда, сегодня?
— Сегодня.
И не дав нам больше ничего смотреть, мальчик быстро собрал все работы и засунул их под кровать, при этом опять вернулся в первоначальное перевозбужденное состояние.
Даниэль тоже решила поменять тему и сказала:
— Ради бога, Нигель, ты вообще-то сегодня собираешься предложить мне выпить?
Он засуетился, роняя стаканы и бутылки. Я хотела встать и уйти, но Саймон посмотрел на меня и слабо покачал головой, я опять села.
Он обернулся к девушке:
— Я думал, вы уехали, Даниэль. Разве раскопки не закончились?
— Ах это? Да. Мы вчера вернулись в Афины, и я думала — вот это будет вещь, вернуться в цивилизацию, но у меня произошла жуткая сцена с шефом, и я подумала, что с таким же успехом могу вернуться в Дельфы к… — она улыбнулась, показав очень белые зубы, — вернуться в Дельфы. Вот я и тут.
Нигель спросил:
— Значит, тебя уволили?
— Можно сказать и так. Если отвлечься от того, что я была его любовницей… Ради Бога, Нигель, не притворяйся что ты не знал! Он мне начал надоедать. Все мужики надоедают раньше или позже, как вы думаете, Камилла Хэвен?
— Иногда. Женщины, впрочем, тоже.
— Терпеть не могу женщин. Но с шефом это вообще был полный финиш. Если бы он не прекратил здесь рыть и не отвалил в Афины, все равно пришлось бы его бросить. — Она выпустила огромный клуб дыма и посмотрела на Саймона. — Ну вот я и вернулась. Но мне придется жить здесь, в студии. Я теперь сама по себе, поэтому у меня все равно нет денег ни на какое другое место. Придется спать в простоте.
Как-то она умудрилась сказать последнее предложение, будто это значило делить постель с садистом-Саймоном.
Я подумала, что надо бы пожалеть Даниэль или посмеяться над ней, но почему-то не получалось. Мне начало казаться, что она не притворяется такой заматерелой и пресыщенной, а такая и есть, и это не так уж приятно.
А жалко мне было Нигеля, который неустанно бормотал:
— Как прекрасно, что ты вернулась! Ты знаешь! И конечно, останавливайся в студии, мы будем счастливы. Здесь только я, Саймон и датский художник…
— Датский художник?
Саймон ответил спокойно:
— Мальчик лет двадцати, который пришел из Янины и очень, очень устал.
Нигель подал ей стакан, будто чашу святого Грааля. Она подарила ему бриллиантовую улыбку, вогнав тем в экстаз, зевнула, потянулась, откинула голову на длинной шее и нежно провела рукой с очень длинными и красными ногтями по рукаву Саймона.
— Вообще-то, — сказала она бархатным голосом, — вообще-то я — девушка Саймона, правда Саймон?
Кажется я подпрыгнула на фут. Саймон посмотрел на нее сверху через сигаретный дым.
— Правда? Восхищен, конечно. Но, в этом случае объясни, почему ты наняла для меня в Афинах машину?
Рука замерла и быстро отдернулась. Тонкое тело на кровати впервые повернулось естественно, движением совершенно не сексуальным.
Она полностью обалдела.
— О чем ты говоришь?
— О машине, которую ты наняла от моего имени сегодня утром и должна была подобрать в ресторане Александроса.
— А, это… Откуда ты знаешь?
— Дорогая Даниэль, наняла-то ты ее для меня, но не получила, естественно, они со мной связались. Не важно как. Скажи, почему.
Она отхлебнула глоток и пожала плечами.
— Хотела вернуться в Дельфы. Наняла автомобильчик. В Греции плюют на женщин, поэтому сказала твое имя.
— И что это — дело жизни и смерти?
— Ничего подобного я не говорила, что за мелодраматизм?
— А почему приехала не на ней?
Я подумала: потому, что идиотка Камилла Хэвен ее уже взяла. И зачем Саймон обостряет? Как-то мне совсем не хотелось ругаться с этой амазонкой. И она имеет все основания быть в бешенстве, раз пришлось ловить другую машину. Или придет в него раньше или позже…
— Шеф предложил джип, это удобнее.
Я сказала:
— Тогда я права, я вас узнала, вы обогнали меня у Фив и ехали по неправильной стороне дороги.
— Возможно, так интереснее.
Опять Саймон:
— Значит, ты приехала раньше Камиллы, где была?
Она ответила почти злобно:
— Какая разница? Болталась по окрестностям.
Я спросила:
— В Итеа?
Вот тут уже подпрыгнула она, даже пролила немного выпивки.
— О чем ты говоришь?
На лице Саймона промелькнуло удивление, но быстро скрылось за обычной маской безразличия. Кровь моя побежала быстрее — он заинтересован, это что-то значит.
— Я видела джип сегодня вечером в Итеа в оливковом лесу и только сейчас поняла, что это — тот же, там спереди, где обычно вешают иконы, болталась куколка из фольги, я ее заметила, когда вы меня обгоняли.
Она не пила. Сигаретный дым вуалью скрыл выражение ее глаз.
— И чего это ты так уверена? Разве не было темно?
— Было. Но мужчина с фонарем возился в моторе, а фольга сверкала. Потом в доме зажегся свет.
— Понятно… Да, это тот же джип. Я была там… с кое-каким знакомым. — Она все посматривала на Саймона, а художник глядел, как побитая собака. — Я много недель подряд ездила туда купаться, вот Нигель знает.
Мальчик ответил немедленно, будто она умоляла его об алиби:
— Конечно, знаю. А ты что, действительно была там, прежде чем подняться сюда?
Она вспыхнула ему в лицо узкой улыбкой.
— Угу. Я привезла Елене подарок из Афин, это моя подруга там, поэтому зашла к ней в дом. А ты, Камилла Хэвен, приехала в Итеа прежде, чем идти сюда?
Это звучало резко, как обвинение, поэтому я быстро ответила:
— Нет, я остановилась в отеле и поехала искать того, кто нанял машину.
Девушка так удивилась, что пришлось объяснять все сначала — как я была в кафе, и что со мной произошло, От этого она не стала менее подозрительной.
— А с какой стати ты отправилась искать Саймона туда?
— Да нет, он сам меня нашел достаточно быстро. Просто он ничего не знал про машину, поэтому мы искали другого Саймона, решили посмотреть на Симонидиса в Итеа.