Мама ужаснулась - она подумала, что за три дня в Англии Алешка приучился курить, пить пиво и играть в гольф. Она его так и спросила.
– Нет, - ответил Алешка, распахивая дверцу. - Я только научился там королевам место уступать.
Мама успокоилась и начала, как обычно, подкрашивать глаза и губы. Она очень рассчитывала, что Митёк Лосев встретит ее красивым комплиментом.
Мы с Алешкой дышали свежим воздухом на обочине, а папа зачем-то достал мобильник и набрал номер.
Мы, конечно, навострили ушки.
– Саша? - сказал папа. - Пробей-ка мне по-быстрому один номерок. Да. «Девятка», московская, «Женя, пять-ноль-пять, Маша, Толя». Спасибо, жду. - И папа сунул мобильник в карман. - Ну что, лыжники без лыж, едем дальше?
И мы поехали дальше. И очень скоро обогнали серенькую «девятку» Ж-505 МТ. Она словно поджидала нас - пропустила и ненавязчиво пристроилась к нам в хвост.
– Это кто такой? - спросил Алешка папу. - Наша охрана, что ли?
– Нам охрана не положена, - буркнул папа, - мы сами себе охрана. - И не стал ничего объяснять.
Но вот мы свернули на местное шоссе, проехали несколько заснеженных, будто дремлющих, деревенек, переехали замерзшую речку, на льду которой сгорбились зимние рыболовы и гоняли шайбу местные ребятишки, еще несколько раз посворачивали вправо-влево и вырвались, как сказал папа, на оперативный простор.
И на краю этого простора наконец показался красивый дом Митька. Он стоял на пригорке. С одного края - река, с другого - лес, через который бежит в соседнюю деревню глубоко протоптанная в снегу тропинка. А за деревней - опять лес. Дремучий. И тоже спит под снегом. И нет ему никакого дела до того, что там творится под кронами его берез и лапами его громадных елей. Кстати, и назойливая «девятка» тоже потеряла к нам интерес, заблудилась где-то, отстала. Наверное…
Дом Митька весело сияет всеми окнами, в которых ярко играет солнечный свет. А сам Митёк, заслышав шум нашей машины, уже стоит у калитки, приложив ладонь ко лбу.
С окладистой бородой, в громадном желтом тулупе с пышным воротником, он очень похож на Деда Мороза. С голыми красными ногами.
– Это что? - спросила мама про его босые ноги, выходя из машины.
– Закаляюсь! - гордо ответил Митёк и чихнул.
Да так чихнул, что с ближайшей березы сорвалась и закаркала, улетая, стая ворон.
– Все! - Папа посмотрел воронам вслед. - Больше не вернутся, напугал ты их. Привет, Митёк!
Они обнялись и похлопали друг друга по спине. При этом от Митькова тулупа поднялось белое облачко. И папа тоже чихнул.
– Что это? - спросил он. - Эпидемия?
– Нафталин, - объяснил Митёк. - Мой тулуп целый год в сундуке пролежал. А вы обрадовались, что я простудился? Не дождетесь!
Алешка с визгом повис у Митька на шее, болтая ногами, и тоже зачихал.
Папа снял Алешку с Митька, а тот поцеловал маме руку и торжественно ей выдал:
– С прошлого лета в наших краях не было такой очаровательной Снегурочки.
– Снегурочки летом не водятся, - сказал Алешка и опять чихнул.
– Все равно приятно, - сказал папа.
Митёк распахнул воротца, папа загнал машину во двор.
Смеясь и чихая, они пошли в дом.
А мы туда не спешили. Остановились возле шикарной снежной бабы, которую, видимо, изваял мастер на все руки Митёк. Создал художественный образ.
Толстая такая баба получилась, несокрушимая. Нос-морковка торчком, глазки-угольки - злющие, рот-веточка - будто сердито поджатые губы. В правой «руке» - высокая метла, а на голове - зеленое ведро. Из-под него выбиваются редкие золотистые кудряшки, совсем как настоящие. А Лешка даже приподнял ведро, заглянул под него - что такое? Оказалось - свежие древесные стружки.
– Красивая скульптура, - одобрил он творение Митька.
А я сказал:
– Кого-то, Лех, она очень напоминает.
– Точно! - кивнул Алешка. - Митёк ее с натуры лупил. То есть лепил.
- И подумал: - Может, он женился?
– На таких писатели не женятся, - сказал я. - Они женятся на красавицах. - И мне показалось, что снежная баба сердито зыркнула на нас черными угольками глаз и чуть приподняла свою метлу. Обиделась.
Мы еще побродили по двору, проверяя, все ли здесь на месте с прошлого лета.
Вот пустая собачья конура, где мы прятали от бандитов сундук с сокровищами. Вот бочка, где Алешка откармливал макаронами ленивую рыбину, которую мама принесла из магазина. А вот знаменитый сарай, где Митёк ладил свое великолепное оружие.
Потом мы тоже вошли в дом, где, в общем-то, все было по-прежнему. Только в углу, у окна, стояла пушистая елка, украшенная смешными самодельными игрушками. Но зато вместо электрической гирлянды на ней были настоящие маленькие свечки, немного оплывшие, в крохотных подсвечниках из серебряной фольги.
Когда мы вошли, сквозняк от двери добежал до елки, и она дрогнула своими лесными ветвями, и игрушки на ней будто ожили. От радости, что они снова кому-то нужны.
Все они были сделаны не очень ладно, но с большим старанием.
– Это мои друзья из школы постарались, - объяснил Митёк и опять чихнул. - Я им уроки русской литературы даю. Мы тут с ними такое затеяли! Такой праздник устроили! Здорово получилось, потом расскажу. Давайте-ка за стол. Снегурочек баснями не кормят.
Митёк подложил дров в печку, и она еще громче затрещала и загудела.
За обедом он все время громко чихал и, отворачиваясь, как-то по-деревенски объяснялся:
– Извините - чох напал.
А потом, когда Митёк отчихался, все взрослые начали нас инструктировать, приказывать и советовать, как нам здесь жить всю неделю, до возвращения Митька.
Мама: - Посуду и руки мыть каждый день. Босиком по снегу не бегать.
Папа: - Сейф с оружием не взламывать. Свечи на елке не зажигать.
Митёк: - Дорожку к туалету расчищать от снега каждое утро. На колодце скалывать лед - иначе без воды останетесь. Дрова не жалеть, пусть в доме всегда тепло будет.
Он такой - Митьков дом, в нем всегда тепло. Всем добрым людям.
– Да, - еще он припомнил: - Елку до моего приезда не трогать. Не выносить. - Этого он мог и не говорить: самое грустное дело после Нового года - елку выносить. - В кабинете на рабочем столе ничего не трогать. Пчел в омшанике не выпускать. Самогон с Василием не пить.
Василий - это чудной местный старик. Его Митёк попросил изредка наведываться в омшаник, куда Митёк составил на зимовку улья со своими любимыми пчелами.
Мы выслушали все указания и пообещали каждый день по снегу босиком не бегать и свечи в сейфе не зажигать.
– Да, - прибавил папа. - И никаких преступлений не раскрывать.
– И не совершать, - добавил Митёк. - А если совершите, то обязательно мне потом расскажете. Я про вас книгу напишу. Кстати, Леха, как ты в Англию съездил? Что привез?
– Массу впечатлений, - ответила за него мама. - Туманный Лондон. Историческая Темза, по которой трое с собакой в лодке плавали. Тауэр. Боскомская долина. Девоншир, где другая собака бегала. По фамилии Баскервиль.
– Это все ерунда, - сказал Алешка. - Все эти Темзы и Тауэры. Вот! - и он показал Митьку жалобное письмо девочки Асти.
Митёк развернул листочек и стал его читать. Вначале он улыбнулся, наверное, из-за ошибок, а потом вдруг нахмурился в задумчивости.
– Так, так, - он поскреб сначала бороду, а потом макушку. И пробормотал: - Интересное совпадение… Трогательная история… Леха, а ты знаешь, где находятся эти самые Шнурки?
– На карте России их нет, - сказал Алешка. - Их нигде нет. Мы долго искали. Даже папа не нашел.
– Конечно, на карте их нет. В этих Шнурках десять дворов всего было. А сейчас вообще два… Полтора километра от моего дома. За лесом.
– А вы откуда знаете? - Алешка вытаращил глаза.
– Да я там сто раз был. Я, кажется, и эту девочку знаю.