Она загорелась ровным светом, и так ярко, что выступили из мрака стены домов и застывшие неподвижно фигуры людей с сосудами на спинах.
Звезда горела почти у самой земли и явно не принадлежала к небесным светилам. Она находилась где-то в самом городе, - видимо, на одном из холмов.
Раздались крики. Многие, выронив сосуды, упали на землю и спрятали лица в уличной пыли. Другие, придя в себя, бросились врассыпную.
- Конец работе! - сказал Моа. - Теперь все попрячутся. Хорошо, что я успел натаскать воду раньше, чем загорелся проклятый шар.
Он оглянулся и увидел, что стоит один. Гуно успел уже убежать. Его сосуд остался на улице.
Моа усмехнулся. До чего же боятся люди верховного жреца Дена и его брата Гезы, а также всего, что имеет к ним хоть какое-нибудь отношение...
Первый непреодолимый ужас ушел из сердца. Моа удивлялся, что вообще мог испугаться. Звезда вспыхивала в городе не в первый раз, и свет ее никогда и никому не повредил. Ужас города и всей страны вызывала непонятность этого света.
Улицы опустели. Теперь до самого утра никто не осмелится рискнуть выйти из дому. Многие деревья, кусты и грядки останутся сухими.
- Проклятый Ден! - сказал Моа.
Он мог ругать жрецов, бравируя опасностью, мог смеяться над богами, не очень рискуя, но эти два слова, вырвавшиеся у него невольно, под влиянием возмущения, могли стоить ему головы, если бы кто-нибудь услышал их.
Моа боязливо огляделся.
И задрожал, увидя зловещую черную фигуру, медленно шедшую по улице и находившуюся почти рядом.
Жрец!
Слышал он или нет?..
Моа замер, боясь пошевелиться.
Жрец подошел и остановился. Его черная одежда сливалась с уличной темнотой, и только по краям складок играли блики света от таинственной звезды. Блестел гладко обритый череп, и, как показалось Моа, злобно сверкали глаза.
Жрец слегка повернул голову, и свет звезды лег на его лицо.
Моа узнал черты этого лица, известные всей стране, и у него подкосились колени.
Перед ним стоял сам Геза!
- Встань! - услышал Моа голос страшного жреца. - Я не божество, чтобы мне поклоняться. Ты не раб.
Моа послушно поднялся, хотя от страха едва держался на ногах. Попробуй не выполни приказ Гезы!
- Да, господин, - прошептал он. - Я свободный горожанин. Но, как и все, я твой раб.
- Что делаешь ты один на улице? - Геза посмотрел на сосуды, два огромных кувшина, стоявшие на земле. - А, понимаю, ты носишь воду? Но как можешь ты нести одновременно два таких больших сосуда?
- Только один принадлежит мне, господин, - ответил Моа значительно окрепшим голосом. Геза казался совсем не таким страшным, каким рисовало его воображение большинства жителей города. - Второй сосуд - моего соседа. Но он убежал, испугавшись, как испугались все.
- Чего испугался он?
Как ответить на такой вопрос? Моа молчал.
- Ты понял? - Голос Гезы был строг, но в нем не слышалось гнева. - Почему ты не отвечаешь мне?
- Прости, господин!
- Чего испугался твой сосед? Впрочем, можешь не отвечать, я сам знаю. Люди глупы и боятся того, чего не понимают. А ты не боишься?
- Боюсь, господин. Но меньше других. Я солдат.
- Этого, - Геза указал рукой на таинственную звезду, - совсем не надо бояться. Ничего страшного или опасного здесь нет. И того, кто зажигает этот свет, также не надо бояться. Тем более проклинать его.
Моа затрепетал всем телом.
- Кто может проклинать верховного жреца, - сказал он дрожащим голосом. Вся страна благословляет тебя и твоего священного брата.
Геза улыбнулся.
- Ты проклинал его,- сказал он, - ты сказал только что: "проклятый Ден". Или я неправильно расслышал? Встань! Я уже говорил, что мне поклоняться не надо.
- Господин, пощади! - взмолился Моа.
- Ты знаешь, что обязан мне повиноваться, - сказал Геза. - Почему же ты не выполняешь моего приказа?
Моа вскочил, как подброшенный пружиной.
Геза молчал.
Отблески белого света играли в его темных задумчивых глазах. Молодое лицо, словно изваянное из потемневшей бронзы, было спокойно и чуть грустно.
И вдруг, вместо ожидаемого Моа смертного приговора, из уст жреца раздались совершенно другие слова.
- Как странно! - сказал Геза. - Давно вспыхивает в нашем доме этот свет. Ничего не случилось, никакого несчастья не произошло ни с кем. А люди боятся не меньше, чем в первые дни, когда в нашем городе жили они. Никого нет. Геза, точно в недоумении, оглядел пустынную улицу. - А людям надо работать, носить воду для своих садов и огородов. Все попрятались. Только этот один, бывший солдат, стоит как столб и пялит глаза на свет, причины которого не понимает. Скажи мне: почему вы все так глупы?
- Не знаю, господин, - робко ответил Моа.
- Ты тоже уйдешь домой и перестанешь носить воду?
- Я кончил, господин. Этот сосуд - последний.
- А если бы он был не последним? Отвечай же! Стал бы ты носить воду и дальше?
- Не стал бы, господин.
- Отчего?
- Нельзя, господин. Так думают все.
- Очень жаль, что так думают.
И, повернувшись спиной к ошеломленному Моа, Геза отошел от него, и вскоре черная фигура растаяла во мраке.
Моа стоял, ничего не понимая. Геза, первый жрец храма Моора, слышал кощунственные слова простого горожанина и не осудил его тут же на смерть за оскорбление верховного жреца.
Невероятно!
"Он просто забыл, - подумал Моа. - Рассуждая о нашей глупости, забыл то, что я сказал и что он слышал. Завтра он вспомнит, и тогда я погиб".
Но он тут же сообразил, что Геза не спросил его имени и вряд ли в такой темноте мог хорошо рассмотреть и запомнить лицо, которого раньше никогда не видел.
- Будь я проклят, - тихо сказал Моа, - если позволю себе еще раз распустить язык. Гуно был прав.
И, опасаясь, что жрец вернется, Моа схватил свой кувшин и бросился к дому.
Кувшин Гуно остался на улице.
Никто больше не рискнул выйти. Только рабы в садах знати, дрожа от страха, по-прежнему черпали и носили воду. Они знали - ничто, даже землетрясение, не послужит им оправданием, если они прекратят работу. Страх перед гневом господина был сильнее суеверного ужаса.
Звезда горела всю ночь ровным, немигающим светом.
Но если бы кто-нибудь заглянул за ограду дома, принадлежавшего Моа, то мог бы увидеть, как сам Моа и его жена продолжают поливать грядки. Хитрый солдат давно уже пользовался водой из канала, идущего мимо его сада. Зарытая в земле бамбуковая труба вела к подвалу его дома. Моа носил воду на глазах соседей только для вида, чтобы никто не мог даже заподозрить его в нарушении закона.
Риск казался ему небольшим. Моа верил в покровительство могущественного человека, которому служил верой и правдой.
ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ
Комната была похожа на фонарь.
На каждой из ее семи стен было окно. А над полом, сплошь покрытом звериными шкурами, находилось восьмое, во всю величину потолка.
Через восемь окон виднелись звезды.
Посередине комнаты слабо поблескивала поверхность пятигранного стола. На нем ничего не стояло, и в кажущейся глубине полировки отражались мерцающие точки звезд.
Над столом, неизвестно как и на чем подвешенный, испускал узкий пучок слабого света черный шар. Матовая его окраска казалась сплошной, и трудно было определить, откуда, из какой точки, выходил из него луч света.
Комната тонула во мраке. Освещен был только небольшой участок стола и стоявший возле него не то табурет, не то низкий стул без спинки. Сиденье, сильно выгнутое, было покрыто белой шкурой.
Стол занимал три четверти комнаты. Квадратные окна почти соприкасались одно с другим. Видимо, это помещение находилось высоко над городом, так как, кроме звезд, ничего не было видно, даже верхушек деревьев.