Москва поразила тишиной, малолюдством - даже на вокзальной площади людей почти не было, троллейбусы шли пустые - и чем-то глубоко и тяжко растрогала. Он словно увидел родное лицо, но изменившееся и настрадавшееся в долгую разлуку. На площади перед метро "Кировские ворота" стояли несколько человек и слушали радио из репродуктора, установленного на фонарном столбе. "Немцы болеют от гитлеровских эрзацев,- читал торжественным голосом диктор.- Как заявил в Женеве прибывший из Германии голланд-ский врач, долгое время практиковавший в одной из дрезденских клиник..." Лица слушающих выражали сосредоточенное, несколько отупелое внимание. Может быть, они и не слушали, а думали о своем. Или терпеливо ждали что-то важное, что должен был сказать диктор.
Пошел слабый дождь. Игорю не хотелось садиться в трамвай. Он шел бульваром, заваленным опавшей, гниющей листвой, останавливался у газетных витрин, читал. Умер художник Нестеров. Рязанская область закончила уборку картофеля. Волнения во Франции. Исполком Моссовета одобрял инициативу жильцов дома № 16 по Н.-Басманной и №19 по Спартаковской улицам по активному участию в подготовке к зиме: участие в ремонте отопления, крыш, утепления зданий, завозе топлива, его хранении, эксплуатации. 450 лет назад Христофор Колумб открыл Америку. Этому знаменательному событию посвящена выставка, открывшаяся на днях в библиотеке... А дочь Татьяну и внука Юру фашистские изверги загнали в погреб и забросали гранатами.
Дом на Страстном знакомо, громадно чернел сквозь дождевой туман. Внутри, в клетках дворов, было пустынно. Когда-то эта цепь проходных дворов была оживленнейшим местом: по ним проходили, сокращая себе путь, с Большой Дмитровки на Страстную площадь, а по утрам здесь толпами шли хозяйки за покупками в Елисеевский магазин, и навстречу им, снизу, шли другие - на Палашевский рынок. Игорь свернул направо, в тупиковый двор, и подошел к подъезду. Это был, впрочем, не подъезд, а небольшая, довольно грязная и старая, много раз крашенная дверь с железной ручкой, лестница за нею была такая же грязная и старая, она поднималась наверх короткими зигзагами и по своей крутизне напоминала винтовую. Лестница огибала пустое верти-кальное пространство, такое узкое, что если бы кто-то вздумал кончать тут счеты с жизнью, то должен был бы лететь вниз стоймя, солдатиком. На третьем этаже была выбита ограда, край лестницы висел над обрывом; Игорь прошел эти несколько ступеней с осторожностью, прижима-ясь к стене. "Ну и ну! Как же тут бабушка Вера ходит?" - подумал он с изумлением.
Он нажимал кнопку звонка и улыбался.
Его радовали этот сырой день, пустые дворы, перекрещенные бумажными лентами окна. Это была Москва. Он вернулся. Дверь не открывали. Он позвонил еще раз и ждал, продолжая улыбаться. Потом, догадавшись, что звонок не работает, сильно постучал. Сразу же зашаркали, завозились с замком, женский голос спросил:
- Кто там?
- Я - к Дине Александровне...
В первую секунду он не узнал тетю Дину: худая старушенция. Какое желтое, опавшее лицо! На плечи тети Дины был наброшен, как у боксеров, выходящих на ринг, махровый халат, который совсем гнул ее и заставлял вытягивать шею вперед. Выражение лица у тети Дины было испуган-ное. Она вскрикнула:
- Ах, Горик! - И сейчас же, оглянувшись назад, очень громко и напряженно: - Мама, Горик приехал! Это Горик!
Вышла бабушка Вера. Она ничуть не изменилась. Она тихо шла по коридору, вдоль стены, подняв сухонькое, кивающее, детское личико в мелко-кудрявом, седом венчике, и улыбалась издали. Подойдя, обняла Игоря легкими руками, пригнула голову и поцеловала, и он вспомнил этот старушечий запах комода, лежалости и сухих духов. Обе принялись хлопотать вокруг него, сняли с него пальто. "Я принесу чайник!" - "Мама, не суетись. Принеси лучше полотенце.
Ходи медленно!" - "Я вовсе не суечусь и даже не суетюсь. Видите, этот глагол мне чужд, я даже не знаю, как его спрягать..."
- Баба Вера, ты молодчина,- сказал Игорь радостно.
Он сидел на стуле и стаскивал башмаки, несколько прохудившиеся.
В Ташкенте, где месяцами не бывало дождей, они служили неплохо, но в первый же час в Москве сдались, он промочил ноги.
- Почему ты шел пешком? - спрашивала тетя Дина.
- Я так проголодался, так соскучился по Москве! Читал афиши, объявления. Знаю, например, что производится набор аптекарских учеников для аптек Москвы. А что? На худой конец? Вечер Хенкина, в Театре эстрады рядом, на Малой Дмитровке...
- Постой, Горик. А где твой багаж?
Он рассказал. Лицо тети Дины побледнело. Она опустилась на сундук и сказала:
- Я получила письмо три дня назад. Тетя Нюта написала очень подробно, что она с тобой посылает - ты не знаешь свою бабушку,- по пунктам...
- Да, барахла было много.
- И продуктов тоже, она писала.
- Да,- сказал Игорь.- Продуктов тоже...
Тетя Дина сидела на сундуке, с удивленным видом разглядывая пол.
- Как же так, я не понимаю? - сказала она тихо и развела руками.- Как можно быть таким рассеянным? Как можно, зная, что едешь в голодный город...
Игорь стоял перед нею босой, в мучительном оцепенении. В правой руке он сжимал влажные носки. Только сейчас он внезапно осознал, как ужасно, непоправимо жестоко было то, что произошло с ним и в чем он был конечно же виноват. Как всегда, осознание приходило к нему позже, чем следовало, и тем сокрушительней. Он готов был тут же, босой, кинуться бежать из дома. Бабушка Вера пришлепала с полотенцем в прихожую и остановилась, не понимая, отчего Игорь замер в такой странной позе, а тетя Дина сидит на сундуке.
- Дина, что случилось? - спросила она.- Что-нибудь с Нютой?
- Нет, нет, ничего с твоей Нютой,- сказала тетя Дина.- Иди, пожалуйста, в комнату. Он будет мыться, а потом мы станем пить чай, и я тебя позову.
Бабушка Вера нащупала рукой гвоздь в стене, на который были наколоты какие-то квитанции, повесила на него полотенце и зашлепала обратно в комнату.
- Мама почти не видит,- сказала тетя Дина.- И стала в последнее время очень плохо слышать. Вообще, мы живем... я не знаю, как мы живем. Мы живем на одну служащую карточку! Ты представляешь? Маринка поступила на курсы иностранных языков при военном ведомстве, устроить было невероятно сложно, я нажала все кнопки и устроила, ее приняли, но не успели дать ни карточек, ничего, и она заболела. Больше месяца лежит. Какое-то тлеющее воспаление легких, каждый день температура. Она - там, в комнате, ты потом к ней зайди, ты ее не узнаешь. Нужно давать мед. А где его достанешь? Я ждала тебя, скажу тебе честно, еще и потому с таким нетерпе-нием, что тетя Нюта писала, что посылает с тобой банку меда.
- Мед я тебе достану...- пробормотал Игорь сквозь зубы.
- Где ты его достанешь, мой милый? Ты не представляешь, как живет Москва. Надо иметь очень большие связи или очень большие деньги. У меня уже нет ни того, ни другого. Одного я все-таки не понимаю: как можно допустить, чтобы у тебя на глазах... Ах, бог с ним! - Она порывисто поднялась с сундука.- Сейчас согрею воду. Помоешься, и будем пить чай. Что случилось, то случилось. Не будем огорчаться, правда, Горик? - Она шлепнула Игоря по щеке, это был шлепок примирения и прощения, но все же он оказался чуть сильнее, чем нужно, как слабая пощечина.- Сядь на стул, я поищу какие-нибудь носки Бориса Афанасьевича.
Через полчаса Игорь помылся, переоделся в сухое и пил чай на кухне вместе с тетей Диной и бабушкой Верой. Собственно, пили не чай, а отвар шиповника с сахарином.
- Хорошо, что нет соседей. Можно посидеть на кухне,- говорила тетя Дина.- К нам жуткую парочку подселили, вот уже год. В комнату Розалии Викторовны.