Мне оставалось ехать еще две остановки, мне было тепло, время шло плавно и аккуратно, в руке я держал проспект выставки, конечно, читать его не хотелось, хотелось смотреть в окно и слушать девчоночью болтовню. Но девчонки почему-то молчали. Потом одна вдруг сказала: "Это Аверченков". Я даже подпрыгнул, как подпрыгнул бы любой, произнеси его имя укоризненным тоном незнакомая маленькая девочка в практически пустом трамвае. Я даже дернулся, чтобы повернуться, но тут другая сказала: "Нет, Аверченков был на тренировке, ты же слышала." - "Ну, сказала другая, - это он так говорит. Но его же никто из наших не видел на тренировке." - "Я ему верю", - сказала ее спутница. - "А я нет, - сказала обвинительница, - это на него похоже. Он и ко мне лез, но ко мне, знаешь, сильно не полезешь, я чуть что - сразу по мозгам." - "Ну и дура", - сказала за моей спиной вторая девочка. "Сама ты дура. Нашла, в кого втрескаться. Ты потому и говоришь, что это не он, что тебе хочется на месте Летинской быть." Повисло молчание. Потом вторая девочка сказала: "Будь я на месте Летинской, я бы не стала трезвонить. Это же счастье такое, зачем хвастаться?" У меня перехватило дыхание от жалости к ней, и ее подруга, видимо, почувствовала ту же жалость и то же горькое желание помочь, и сказала осторожно: "Слушай, ну, может, и не было ничего. Летинская, знаешь, хочет, чтобы ее считали крутой такой, может, и не было ничего, а? И вообще, может, это совсем не Аверченков?". Девочка помолчала еще и сказала: "Нет, было. Я вижу, что было. У них глаза сегодня такие... Одинаковые, знаешь. Я бы и так поняла, даже если бы она не..." Трамвай издал резкий звон, я не услышал конца фразы, через рельсы перебежали две фигурки, мой сын и высокая, вся в кудряшках девочка, и пока я плыл мимо них, они шли к нашему подъезду, я еще подивился, почему сейчас перестали носить за девочками сумки, и тут трамвай начал тормозить, тормозить, и это была моя остановка. Я вышел, подождал, когда трамвай уйдет, пересек рельсы и пошел через дорогу к пельменной.
Маленький, но надежный признак
- Ну перестаньте, - сказала Леся, - вот же у меня копия факса, мы звонили вам, вы подтвердили, что получали факс. Хоть не врите.
Женщина за длинной лакированной стойкой двинула листок обратно к Лесе, резко, как будто отбросила, и почти крикнула:
- Девушка, ну что вы думаете, я тут одна работаю? Ну не знаю я, не знаю, я ничего не знаю! Вот стол, видите? Мне никто про вашу бронь ничего не говорил. Хотите - заходите сюда, за стойку, вот пожалуйста, ищите свой факс, ну ищите! - и она начала быстро двигать бумажки, записочки, листочки, вазочку с цветами, поставленную на-попа открытку, как бы показывая Лесе: вот здесь ничего нет, и здесь, и здесь, ну ищите, ищите. Леся глубоко вздохнула и посмотрела на женщину. Внутри нарастало ощущение полной безнадежности. Как она глупо одета, подумала Леся, кто выдумал идиотскую такую униформу, эти трикотажные футболки, они ведь уже не молодые, этой женщине вот за сорок, а той еще больше, хотели, небось, сделать молодой такой облик, а получилось грустно. Несколько секунд женщины с тоской смотрели друг на друга, потом Леся сказала устало:
- Где здесь есть другая гостиница?
- Нет, - сказала женщина, - другой нет. Только "Суздаль".
- Господи, - сказала Леся, - ну вот куда мне теперь, a?
- Ну я не знаю, девушка, - сказала женщина раздраженно, - Ну вот что мне делать? На голову Вас себе посадить?
От этой фразы на Лесю повеяло таким жутким, таким омерзительным, таким вечным хамством, что она почувствовала прилив разрушительных сил.
- На голову... - протянула Леся, - на голову... Нет, ну зачем же на голову? Не надо на голову. Я тут и останусь, в холле, ага, на креслах буду жить, - и с этими словами Леся отошла от стойки и кинула дорожную сумку на маленькое бархатное кресло. - Прямо тут, - сказала Леся и посмотрела на женщину.
"Господи, - сказал Лесин рассудок, - ну что ты делаешь? Ну бессмысленно же, ну что ты на рожон? Тебе одну ночь всего, ну, вернись на вокзал, там и душ есть, и комната отдыха, переживешь. Ну?" - И переодеваться здесь буду, - сказала Леся и начала снимать пиджак.
Женщина пошевелила губами и кинула быстрый взгляд на часы. "Сейчас позовет охрану, - с тоской подумала Леся, - и права будет". Она сняла туфли и остановилась.
- Вот что, - сказала женщина, - я сменяюсь через семь минут, Люба уже подошла. Идемте, у меня переночуете.
Леся почувствовала, как начинают гореть щеки. Ей сделалось нестерпимо стыдно. "Можно отказаться, - подумала она, - надеть туфли и гордо уйти на вокзал".
- Спасибо, - сказала она, - правда, спасибо. Я тогда здесь жду?
Они ехали автобусом, потом трамваем, и всю дорогу молчали, просто молчали, и все это было Лесе дико. Хотелось убежать. "Нет уж, - говорил рассудок, - терпи. Сама виновата. Скандалистка." Потом они шли к подъезду, исписанному по стенам синим и черным, как татуированное тело, и Леся вошла за женщиной в темный коридор. Пахло странно - приятно, но никак не едой, а как будто травою. Женщина включила свет, и оказалось, что никакого коридора нет: перед Лесей была одна огромная комната, совершенно без мебели, вся застланная чем-то странноплетенным; где-то вдалеке, и, как показалось изумленной Лесе, в тумане, виднелись ванна и умывальник. Впрочем, туман и правда был, у дальней стенки что-то курилось под какими-то красными штуками.
- Не стойте, проходите, - сказала женщина, - можете занять подстилку вот там, у ванны. К алтарю не подходите, Вам это опасно. Мы с мужем посвященные, а Вам не надо. Снимайте туфли, ну, я вам тапочки дам.
Гражданские позиции
- Расскажи мне про нее. - Ну, классная девчонка. - Ну это-то понятно, ты еще расскажи, какая она? - Ну, такая... Клевая. - "Мона, считаете ли Вы, что Лолите недостает усидчивости и внимания? - Девчонка что надо, сэр." Ну, па, серьезно. Ну что значит какая? - Ну расскажи, как ты рассказывал бы Федьке, например. - А, типа так... Ну, она, знаешь, у нее такой характер... Она если чего хочет, то вот зае... то есть, я хотел сказать, обязательно сделает. Она один раз, ты представь себе, мы сидели на лестнице под географией и курили, уже, ну, после уроков, и она говорит - что это мы, как свиньи, на пол стряхиваем, найдите кто-нибудь пепельницу. Ну, ты прикидываешь, да, найти в школе пепельницу? Ей Куст говорит, типа, ты как себе это представляешь? A она говорит - да как хочешь, хоть глобус принеси и дырку в нем сделай. Он ей говорит: ты что, Светка, ох.. ну, ты понял, ты что, Светка, вот сейчас я пойду и скажу: здрасьте, Карина Юрьевна, мне нужен типа глобус, Светочка хочет из него пепельницу сделать. Так Светка на него так посмотрела, что он заткнулся, а я, ты понимаешь, я же знаю ее, я говорю - ох, Светка, ты чего? А она уже встала и пошла, заходит к кабинет, мы все аж пригнулись, и я так слышу: здрасьте, Карина Юрьевна, мне нужен глобус, я хочу из него пепельницу сделать. И выходит с глобусом, ты представляешь себе? Ну что, говорит, у кого-нибудь нож есть? Ну, правда, мы его дырявить не стали, но ты прикинь. В кабинете, правда, не было никого, но если б и были, ты знаешь, я думаю, она бы все равно пошла. Она не любит, когда ей нет говорят, говорит - мужчины должны понимать, что общение с женщиной всегда содержит в себе некую долю безрассудного риска. - Да, ничего так. Ну хорошо, а недостатки у нее есть? - Ну так вроде нет, ты знаешь... Нет, ну есть один, но уж такой, крупный. У нее родители менты. Представляешь, оба, и отец, и мать? Mать ментиха, на улице останавливает, ты прикидываешь? Но правда, знаешь, Светка их обоих ненавидит, так что все не так уж страшно.
Акустика
Уже в подъезде стало ясно, что до одиннадцати придется терпеть.