Единственное различие между нами в том, что я понимаю, какая опасность грозит нашей планете, а вы — нет.
— Хотел бы я, чтобы во всей этой чертовой космической программе отыскался хоть один человек, который разделяет ваши взгляды!
— Он уже есть.
— Вот как? — резко переспросил Беккер. — Кто же?
— Тот, кто устроил Джиллетту новое назначение.
Беккер расслабился.
— Что ж, найдите его, и я устрою ему перекрестный допрос.
— Вы мой адвокат, — раздраженно заметил Дженнингс, — вы его и ищите.
— Попытаюсь, — ответил Беккер, — но если военные захотят сохранить его имя в тайне, у меня может уйти на это не один месяц. А у вас — меньше двух недель.
Дженнингс вздохнул.
— Это не ваша вина, — сказал он наконец. — Если даже, мы сумеем близко подобраться к нему, он исчезнет или получит новое назначение, как Джиллетт.
— Мне никто не дает нового назначения, — заметил Беккер, — хотя я об этом просил, и не единожды.
— Это потому, что вы не знаете правды, — пояснил Дженнингс.
— Кто же ее знает, кроме вас и Джиллетта, а также парня, который устроил ему назначение на «Кинг»?
— Кто-то должен знать. Гринберг, Провост и Джиллетт попали на «Рузвельт» не по воле случая.
— Кто может знать правду — кроме этих заговорщиков, которые изо всех сил стараются ее замолчать?
Дженнингс пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Капитаны других кораблей?
— Сомневаюсь.
— Почему?
— Если бы они поняли, что происходит, я был бы не единственным капитаном, ожидающим суда. — Он помолчал, задумчиво глядя на Беккера. — Знаете, майор, я никак не могу вас понять.
— Меня? — удивленно переспросил Беккер.
— Вы прочитали мой блокнот, вы видели, как они ловко убрали Джиллетта из пределов досягаемости, вы выдвигаете здравые требования и получаете бессмысленные отказы — и все-таки вы мне не верите.
— Я верю, что кто-то не хочет, чтобы Джиллетт давал показания под присягой, и верю, что он должен был бы сделать вскрытие. Это не приводит меня к автоматическому выводу, что нам угрожают инопланетяне, как две капли воды похожие на людей. — Он помолчал. — Наиболее очевидное объяснение — кто-то пытается манипулировать судом, чтобы не нанести удар по престижу армии. В конце концов, у нас есть капитан, который хладнокровно застрелил двоих членов своего экипажа, и судовой врач, который не позаботился о вскрытии, и кто знает, что еще может выплыть на свет, если я копну глубже? Два-три скандальных заголовка в прессе — и, Конгрессу может прийти в голову прикрыть всю космическую программу. В конце концов, есть и другие нации, которые занимаются поисками чужих цивилизаций; они обойдутся и без нашей помощи. — Он помолчал. — Как бы то ни было, вот каково мое заключение.
Дженнингс закурил сигарету, и на несколько минут оба они замолчали. Первым заговорил капитан:
— Черт возьми, надеюсь, что вы думаете, а не спите с открытыми глазами.
— Я думаю, — заверил его Беккер.
— И что же?
Беккер пожал плечами.
— Ничего не приходит в голову. — Он загасил окурок и тут же закурил новую сигару. — Суть вот в чем: у вас, возможно, самое нелепое оправдание своих действий, которое когда-либо встречалось в судебной практике. Если мы не сможем найти хоть кого-нибудь, кто сможет подтвердить имеющиеся у нас факты, комики в ночных клубах включат ваши показания на суде в свои программы. У нас был один человек, который мог бы помочь нам. Он был бы враждебно настроенным свидетелем, и вполне вероятно, что я не сумел бы сломать его, но он, во всяком случае, был в нужное время в нужном месте. Если мы не отыщем кого-нибудь еще, вас объявят невменяемым независимо от ваших слов, и, если вам повезет, вас засадят в психушку до конца ваших дней, вместо того чтобы расстрелять. Я достаточно прямо изъясняюсь?
— Да.
— Тогда дайте мне имена людей, у которых были бы причины думать, что на борту «Рузвельта» есть инопланетяне.
— Таких людей нет.
— Вы ни с кем не делились своими подозрениями?
— Нет, — устало сказал Дженнингс. — Как я вам уже говорил, я обиняками затронул эту тему в разговоре с двумя моими офицерами, но никогда не говорил откровенно, что я думаю.
— Что вы имеете в виду под словом «обиняками»?
— Я спросил их, не заметили ли они чего-нибудь необычного в поведении Провоста или Гринберга.
— И что они сказали?
— Они ушли от ответа.
— Имена этих офицеров?
— Монтойя и Малларди.
— Их звания?
— Оба они лейтенанты, и ни один из них ни разу прямо не возразил мне. Они мямлили что-то: мол, работа в космосе вызывает кое-какие странности в поведении экипажа, и я не стал развивать тему.
— Вы не знаете, после разговора с вами кто-нибудь из них стал сам следить за поведением Гринберга или Провоста?
— Нет.
— Но это возможно? — не отступал Беккер. — В конце концов, в глубоком космосе тем, кто не занят научными исследованиями, заняться практически нечем, а они могли искать способ заслужить ваше расположение.
— Это возможно, — признал Дженнингс. Подумал немного и энергично закивал: — Да, это вполне возможно!
— Отлично, — сказал Беккер. — Не надейтесь слишком на многое, потому что они вполне могут сказать мне, что Провост и Гринберг были стопроцентно нормальными людьми, но, во всяком случае, у меня теперь есть другой след.
Он поднялся и, дойдя до двери, обернулся к Дженнингсу:
— Хотел бы я знать, почему меня не оставляет чувство, что оба они окажутся на борту «Кинга»?
* * *
Три часа спустя Беккер все еще не знал, где находятся оба офицера, и уже устал утыкаться в один тупик за другим. Он больше не сталкивался с засекреченной информацией — его компьютер попросту не смог отыскать ни единого намека на местопребывание Монтойи и Малларди.
Наконец он вызвал по видеофону Магнуссена.
— Привет, Макс, — сказал тот, поднимая взгляд от экрана собственного компьютера. — Чем могу помочь?
— Точно не знаю, — ответил Беккер, — но происходит нечто занятное.
— Это касается дела Дженнингса?
— Да.
— Может, заглянешь в мой кабинет и мы обсудим все за выпивкой?
Беккер покачал головой.
— Мне не нужна выпивка, Джим. Мне нужны ответы.
Добродушная усмешка исчезла с лица Магнуссена.
— Похоже, ты не шутишь.
— Не шучу, — подтвердил Беккер. Он помолчал. — Послушай, я понимаю, что военные хотят уладить это дело без шума и пыли, но на сей раз они зашли слишком далеко.
— Не понимаю, о чем ты.
— Они дают мне сумасшедшего клиента и меньше двух недель на подготовку дела. Ладно. Я могу понять их желание ускорить процесс. Они не позволяют мне отказаться от дела. Ладно, моя гарвардская степень кое-кому колет глаза, и я нажил немало врагов, которым хотелось полюбоваться, как я провалюсь с треском. Это я могу пережить. Но я строю защиту, хватаясь за соломинки, и мне, мать их так, не нравится, когда эти соломинки таскают у меня из-под носа.
— О чем ты говоришь, Макс?
— Кто-то добирается до моих свидетелей.
— Я не знал, что у тебя есть свидетели.
— У меня их нет.
— Что-то я запутался, — сказал Магнуссен. — Как может кто-то давить на твоих свидетелей, если у тебя их нет?
— Я не сказал, что на них давят.
Магнуссен неуверенно усмехнулся.
— Вот теперь я окончательно запутался.
— Черт подери, Джим! Всякий раз, когда я добираюсь до потенциального свидетеля, кто-то выдергивает его у меня из-под носа.
— Из-под носа? — переспросил Магнуссен. — Будь добр, объясни.
— Мне нужен главный судовой врач «Рузвельта», человек по имени Джиллетт. Знаешь, где он сейчас?
— Нет.
— На полпути между Ураном и Нептуном!
Магнуссен нахмурился.