Вы сможете передать ее только в конце вашей жизни вашему преемнику.
- Да будет так! - коротко ответил рыцарь, наклонив голову.
- А теперь - прощайте, мессир! - Все трое поднялись. - Желаю вам удачи, рыцарь Гуго де Пейн!
Почти одновременно и монах, и рыцарь, бросив последний взгляд на огонь в камине, двинулись к выходу. Оставшийся один аббат, пристально смотрел им вслед, словно прощаясь навсегда. Выйдя в коридор, так и не обмолвившись друг с другом ни словом, они разошлись: Гуго де Пейн повернул направо - к выходу из обители, а монах - налево по коридору. Проходя мимо закутка, монах столкнулся со спешащим навстречу маленьким, рябым конверсом. И тогда легкая, змеиная улыбка тронула губы монаха, в то время пока конверс прикладывался к его руке.
Центральная площадь в Клюни была запружена народом: миряне, торговцы, монахи, встречались и рыцари со своими оруженосцами. Февральское солнце жарко слепило глаза. Но не торговые ряды на площади привлекли сюда народ. Он толпился вокруг двух перевернутых, метрах в тридцати одна от другой, телег. Два человека стояли на них, и когда говорил один, толпа слушала его и восторженно приветствовала. Затем те же крики одобрения раздавались после речей второго. Одному оратору было лет двадцать: худой, аскетического вида, в монашеском одеянии, с неудержимым, пылающим огнем в глазах. Его соперник был старше лет на десять, в мантии магистра, такой же сухощавый, хотя и менее пылкий. И тот, и другой безукоризненно владели своей речью, за считанные минуты выстраивая на стапелях знаний быстроходные корабли истин, несущихся к умам слушателей.
Гуго де Пейн со своим оруженосцем стояли позади толпы, под сенью козырька кожевенной лавки. Отсюда было хорошо и видно, и слышно ораторов.
- Раймонд, приготовь лошадей, через час мы отправляемся, - произнес Гуго де Пейн.
- Уже готовы, я оставил их у церковной ограды, - весело отозвался оруженосец; он был юн и говорлив. - Правда, мне не слишком понравилась хитрая рожа подмастерья, вызвавшего их сторожить. Увы! Видно все же он украдет их и нам придется идти пешком. Хотя я и пообещал отрезать ему за это уши.
- Побереги лучше свои, - посоветовал Гуго.
- Мои на замке. А ключик у меня в кармане. А карман зашит стальной проволокой.
- Тогда помолчи, - вздохнул рыцарь. - Постой и послушай, что говорят умные люди.
- А, пустомели! - юноша махнул рукой. - Я уже три часа их слушаю.
- Тогда погуляй. Купи себе яблочного сидра.
- Я лучше пойду в оружейную лавку. Не желаете ли со мной? Там привезли такие клинки из дамасской стали!
- Хорошо, иди. Я найду тебя там, - Гуго проводил Раймонда взглядом. Сейчас рыцарь не казался таким суровым и погруженным в себя, как там, в монастыре, когда встречался с аббатом Сито. Взгляд серых глаз стал чуть теплее, хотя напряжение и какая-то усталость после разговора с настоятелем еще не прошли. Он рассеянно слушал двух, размахивающих руками ораторов, старающихся перекричать друг друга. Поначалу их слова витали где-то вокруг него, словно стаи голубей, не достигая сознания, но вскоре ему стало интересно, и он с любопытством начал прислушиваться, отодвинув собственно думы.
- Мой противник смеет называть себя философом и даже преподавать богословие в Парижском университете, - говорил, выкрикивая отдельные слова, молодой монах, - но большего отступника от католической веры я не встречал! Он подвергает сомнению догматы о Святой Троице, о рождении Сына, об исхождении Духа Святого и прочее без числа, совершенно невыносимое как ушам, так и умам католиков.
Сколь густо произрастают в его речах и книгах посевы святотатственных заблуждений! Как подло он мыслит о душе Христа, о таинстве алтаря, о первородном грехе, о грехе наслаждения, грехе бессилия, грехе невежества и о воле к греху! Для него грех - нормальное состояние людей. Такие, как он - приближают нас всех к гибели мира в липких объятиях дьявола. Таким, как он есть на земле одно место - в выгребной яме, вместе с копошащимися там трупными червями! Еретик! Еретик!
Прерывая шумные крики одобрения, магистр выкрикнул:
- Ложь! Твои слова лживы, как весь, построенный тобой и твоими братьями мир! Спроси моих учеников в Сен-Дени, и они закидают тебя тетрадями. Вы выращиваете в душах людей страх, потому, что пугливое животное жмется к ноге хозяина. Против меня выдвигали множество обвинений, меня не раз пытались отравить, меня укрывали и прятали от наемных убийц. Однако обуздать истину невозможно! Я писал и буду писать свои книги, я говорил и буду говорить с учениками, я верил и буду верить в проснувшийся разум. И тебе, юродивый, со мною не справиться!
Гуго де Пейн повернулся к хозяину лавки, который во время всего представления продолжал мять кожу и посмеиваться.
- Кто эти двое?
- Эти? Тот, помоложе, Бернар де Монбар, его еще зовут Бернар Клервоский. А другой, книжник, Пьер Абеляр, из Парижа. Они тут часто ссорятся. Словно уже не могут без этого. А я - Ландрик Толстый. Не желаете ли отличной оленьей кожи, господин?
- Не желаю, - ответил Гуго де Пейн и повернулся к ораторам. Страсти на площади разгорались нешуточные. Одна часть толпы, большая, стояла за Бернара, другая - за философа из Парижа.
- Сейчас начнут дубасить друг друга, - пообещал за спиной рыцаря кожевник. - Пора запирать лавку. Впрочем, коли рядом такой господин, мне и не страшно. Вы бы оставались здесь подольше.
А на площади кто-то уже получил затрещину, кто-то - пинок под зад, а кто-то и удар кулаком в нос. Знатные сеньоры стали прокладывать себе дорогу, отпуская налево и направо увесистые плюхи тяжелыми рукавицами. Взвизгнула женщина. Видно некто, воспользовавшись суматохой, полез ощупывать ее. Кричали мальчишки-подмастерья, предвкушая потеху.
- Безумцы! - возопил Бернар, окруженный своими последователями. - Мир стоит на краю гибели, близка геена огненная! Мерзость запустения ждет нас, если поверите болтунам с печатью дьявола на челе, которые ведут вас к пропасти. Они затопчут ваши земли и пожрут детей ваших, если измените своей вере! Чума и мор обрушится на ваши головы, если не покаетесь, если не изгоните из своей среды лже-пророков, сладкоречивых иуд! Вон он перед вами один из них! - и молодой монах ткнул в сторону Абеляра указательный палец, словно с расстояния вонзив его в грудь магистра.
Толпа взревела. А Бернар еще и плюнул в его сторону, попав, впрочем, на чью-то голову. Абеляр же стоял бледный, как полотно, скрестив на груди руки.
- Ты столб без разума! - крикнул он монаху. - А меня знает вся просвещенная Европа. Я написал пятнадцать книг, придурок!
- Плевал я на твои книги! Вот так! - И Бернар снова плюнул. И опять угодил на чью-то лысину.
- Верблюд! - крикнул ему Абеляр.
- Осел! - раздалось в ответ.
Гуго де Пейн понял, что дальше ничего интересного не будет. Он двинулся вдоль торговых рядов, ища оружейную лавку. А на площади партии Абеляра и Бернара Клервоского уже сцепились вовсю. В ход пошли кулаки, как главное оружие простого люда. Краем глаза Гуго видел, что бернарцы теснят абеляровцев к краю площади. В лавке оружейника Раймонда не оказалось. Но Гуго сразу же догадался, где может быть мальчишка в такой захватывающий момент. Он вернулся к площади и поискал его глазами в давившей друг друга толпе. И вскоре обнаружил красную бархатную куртку оруженосца, мелькавшую среди сцепившихся тел. Гуго некоторое время наблюдал за ним, отмечая удачные выпады и промахи, и посмеиваясь про себя.