Все поняли жители славного города Хаттусы, сами добро из домов выносят, сами под конские копыта кладут.
Страшно! Ни разу еще чужаки в ворота Солнечных Львиц не входили!
Почему-то казалось, что будет иначе. Особенно после боя на переправе, где мы впервые встали с хеттийцами грудь к груди, копье к копью. Здорово дрались Сыновья Солнца! И я уже видел, как мы выбиваем ворота Хаттусы тяжелым тараном, как режемся на улицах, как с боем врываемся во дворец... Обошлось! И даже жалко, что обошлось. Будто не победители мы - воры ночные, что в дом забрались, пока хозяин в отлучке.
Как поживаешь, Эхо? Не подведи, постарайся, неси во все концы неслыханные вести - по всему Номосу, по всей земле Светлых Асов. Пала Хаттуса, неприступная столица, логовище Золотых Львиц, город, грозивший когда-то великому Баб-Или, сломивший гордых ассурцев, наводивший страх даже на всемогущую Кеми.
Я вновь поглядел наверх, где за серыми тучами прятал свое горящее Око Истанус. Не видать тебя, Пес, Собачья Звезда, но я знаю, ты там, вольный, сбросивший цепи. Ты привела меня сюда, Дурная Собака Небес! Так веди же меня дальше, Пес!
Веди!
В огромном зале - огромный стол. Не из дерева - из бронзы. Пустой, гладкий, лишь посредине - что-то знакомое, уже виденное. Круглое.
Подошел, осторожно коснулся пальцем. Усмехнулся.
Номос!
Маленькие медные горы, застывшие капли островов посреди гладкого моря, ровная дуга Океана вокруг. Будто я снова у дяди Эвмела, в первый раз, и он спрашивает у меня...
"Это наш мир, мальчик.. Точнее, Номос".
Нет! Не так что-то!
Всмотрелся, головой покачал. Ну, конечно, у дяди Эвмела наш Номос из бронзы вылит - Европа, Эреб, обитель Тьмы. Здесь же - Восточный, земля Светлых Асов. Вот и реки знакомые, и мешанина гор на востоке, и чудо-рыба остров Кипр...
И все равно - не так! Вновь поглядел. Понял.
И удивился - еще пуще.
- Э-э, ванакт! Скажи, ванакт...
Гетайры! Видать, насмотрелись уже. Налюбовались!
- Скажи, ванакт, грабить будем, а? Жалко грабить, понимаешь, красиво очень, будто на Олимп попали, к Дию Ясному в гости попали! Пусть остается все, люди ходить будут, смотреть будут, радоваться будут...
Смущены чернобородые, словно и вправду на Олимп по ошибке на конях своих гривастых залетели. Не первый раз я сегодня такое слышу. Не первый, не второй. А чему удивляться-то? Для куретов и пещера моего деда Ойнея - дворец. А тут!
Вздохнул я, по сторонам огляделся. И вправду - здорово! Не один век, поди, украшали, старались. Жалко...
- Не будем грабить. Оглядитесь только, в каждый угол загляните.
А на сердце - рак черный, морской. Клешнями вцепился, не отпускает. Все верно мы с Агамемноном решили, все рассчитали... А все равно - жалко! Будь я и вправду Дамедом-богом...
Странная мысль заставила остановиться, каменной колонной застыть посреди пустого дворца. Что-то слишком часто я стал называть себя этим самым "давусом". В шутку, конечно... Но ведь называю же я себя Дурной Собакой! И ничего, не залаял пока!
И хвост не вырос.
А вот почему в Номосе, не в настоящем, а в том, что хеттийские умельцы из меди сотворили, не хватает...
- Держи-и-и-и-и!
Оглянулся. Не тут, но где-то рядом. А пальцы уже - на рукояти меча.
- Держи-и-и-и! Вот та-а-ак! Э-э, зачем бежишь?
Ну вот, выходит, не пуст дворец!
Рядом с залом Номоса - горница невеликая. Даже не горница, а вроде как кладовка. Сундуки, ларцы расписные (из Кеми, по всему видать). . ...Раскрытые, перевернутые.
- Куда бежишь? Зачем бежишь? Сюда иди, да! А посреди хаоса, посреди всякой ерунды, что из сундуков-ларцов тех выпала...
- Э-э, хорошая какая! Кулаками не маши, да. Не кусайся, да. Скажи: по согласию!
Я только вздохнул. Кому что, аДанаидам- бочки. Ну, а моим чернобородым...
- По согласию, да? Ну, скажи, хорошая! Ясное дело - девушка. Поди, в сундуке пряталась. Да только от куретов и в Океане не укроешься.
- По согласию, да?
Всмотрелся, снова вздохнул.
Не девушка - девчонка совсем. Худая, ребра кожу раздирают, рот губастый до ушей - и ноги костлявые от тех самых ушей растут. Ну и страшненькая! Прямо как моя богоравная супружница лет этак двадцать назад... И поясок яркий с каменьями вокруг пояса. И серьги серебряные в ушах. Видать, не рабыня. А здорово дерется! Кулачки худые так по носам куретским и гуляют! Да только моих гетайров теми кулачками не напугаешь. И ведь молча дерется! Правда, кого тут на помощь звать?
...А мне Амикла вспомнилась. Куснул рак морской сердце...
- Э-э, какая горячая! Какая хорошая, да! Ну скажи, что по согласию!
Сорвала куретская лапа повязку набедренную, льняную с бедер худых. А другая уже девчонку на сундук валит.
- Ванакт! Ванакт Диомед Тидид!
Дернуло меня от ее голоса. Не сразу понял, что позвала она меня не по-хеттийски.
- Ванакт! Я тебе нужна! Я тебе пригожусь! По-ахейски позвала девчонка. Дрогнули куретские лапы. Отдернулись. Вскочила - голая, лишь в пояске золотом и серьгах. Ко мне рванулась.
- Я тебе нужна буду, ванакт аргивянский!
Загоготали чернобородые. Мол, нужна, конечно, нужна! И ванакту нужна, и нам нужна, и кто мимо пройдет - тоже нужна.
- Я все наречия знаю! Тебе понадобится толмач! Тебе понадобится...
Странное дело, вроде как даже не страшно ей. С характером, видать, губастая! А вот насчет толмача...
- Все наречия? - удивился я. - Такого не бывает. Не просто так удивился на языке Древнем. Чтобы сразу понять.
- Этоноси куса атори те кефтиу... Поймал я рукой челюсть, головой мотнул. Да-а-а... Гетайры тоже что-то поняли. Посторонились. Поморщилась девчонка, ладошкой по плечу провела, словно след: от пальцев куретских стирала.
- Я - Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусум-ми. Мой отец, да будет тепло ему в царства Телепина, умер в прошлом году. Ты знаешь хеттийский, ванакт Диомед, но этого мало...
Кивнул я, соглашаясь. Мало, конечно.
- А наречие Кеми тебе знакомо, Цулияс, дочь Шаррума? И Баб-Или?
- Конечно, - дернулись худые плечи. - Только, ванакт, в Баб-Или нет своего наречия. Раньше там разговаривали по-суммерийски, сейчас - на касситском, но в последние годы в войске лугаля стали говорить на языке халдеев...
- И ты все знаешь? - поразился я, все еще не веря.
- Ну, не все, - слегка смутилась она. - По-суммерийски только читаю, но на нем сейчас никто не разговаривает, как и на старом наречии кефтиу, на котором ты ко мне обратился...
Поглядел я на эту худобу костлявую, губастую. Подумал чуток.
- Хитон, плащ, эмбаты, дорожную шляпу.
Засуетились гетайры. Вот уже кто-то хитон с плеч сдирать стал, кто-то эмбаты с ног стягивать.
- Надеть!
Полюбовался я на то, что вышло, усмехнулся.
- Ну, мужи куретские, кто это? Открыл рот Фремонид Одноглазый. Закрыл. Снова открыл.
- Я спрашиваю, кто это?
- Мальчик это, ванакт! - послышался чей-то неуверенный голос.
- Не мальчик! - отрезал я. - Это мой гетайр-толмач, ваш товарищ. А зовут его... Курос.* Поняли? А теперь поздоровайтесь!
*Курос - юноша, молодой мужчина (греч.).
- Э-э-э-э-э...
- Я сказал - поздоровайтесь!
- Радуйся, друг Курос! - пробормотал Одноглазый, с трудом языком ворочая.
- Радуйся, друг Курос! Радуйся! - послышалось со всех сторон.
- Радуйтесь, мужи куретские! - сверкнул глазенками толмач Курос. - Хорошо, когда друзья рядом!
- Ты хочешь о чем-то спросить, Смуглый?
- Ванакту не задают вопросов, Тидид. Особенно на войне.
- Не обижайся, Мекистид! Тогда... тогда я в самом деле... вроде как спятил, что ли... Извини!
- Да ладно! А насчет вопросов... Сам понимаешь, влетели мы в эту Хаттусу по-наглому...
- А хеттийское войско уже сюда спешит? Одно с запада, другое - с востока, да?
- Я понимаю, на севере фракийцы вместе с этими усатыми, на востоке - каска и урарту, на юге - туски. Они, да еще вместе с нами, разнесут хеттийцев за месяц.