Мне легко дышится, и я останусь здесь, даже если разразится гроза, даже если они будут звать меня в жаркие объятия речной поймы.Прохладный ветерок как поцелуй тени, минорные аккорды гитары.
Шелест тростника во тьме ночи. И я снова не понял главного.
......................................
(2)
На чёрных камнях мы согреваем свои тела, подставляя их солнцу,- и мы уже не успеем, и всё можно было сделать лучше и проще, но всё уже начато, и продолжать выпало нам,- и жёны древних царей приходят в наши постели и кричат криками чаек, и мы называем их морем, чтобы не сойти с ума.Змея ли мы страшимся, когда называем его именем смерть?Она осталась лежать на чёрных камнях, обутая в одну сандалию.
Тёмная трава незрячей земли и белые снега наших следов.
.................................
(3)
В стенах зданий, в приёмных и пустых коридорах всё известно заранее, как чаша яда, которую предстоит испить.Снова ночь казни, и до рассвета не дожить, а значит, во всём мире нет и не будет рассвета, и лишь каменные холодные ступени, ведущие вниз, и тяжёлые своды темницы, электричество душных комнат и покрывала на зеркалах.Но она приходит всегда туда, где её не ждут.
Она придёт и подаст чашу.
Она кротко улыбается или скалит зубы, она зверь или ангел, и руки тянутся к ней, а плоть взывает к утолению жажды.Оставаться недвижным, когда воздух сгущается до густоты напалма и вот-вот вспыхнет, когда жажда как лихорадка сжигает плоть, и по членам пробегает судорога нетерпения, и жажда становится невыносимой, и уксус наливается пурпуром.Но подвижная плоть огня неуловима, а каменная нить неподатлива.
И она вновь не подаст чашу.
...........................................................................
Она идёт из глубины застеклённого коридора растений.
Смена сезона (Здесь и снаружи)
То, что летом выглядит как приключение, зимой превращается в каторгу. Когда весь город загажен снегом, и отовсюду нужно возвращаться.Когда хочется, чтобы тепла было больше только потому, что его не хватает. И внутри всё следит за тем, что происходит снаружи. Кто-то невовремя открыл окно, и нужно бежать, но дороги заметены снегом.В застеклённых пространствах этажей продавщицы, радостные от того, что у них яркий свет и зеркала, и они здесь, а не там, где снег и ночь улиц, и ветер сдувает с карнизов тонкие вихри....В метро грохот и тёплый ветер. Никогда эскалаторы так не мучительны...
...........................................................................
Она держит в руках экзотический плод манго и слизывает с него белый крем.Она протягивает его мне.- Хочешь попробовать?Я отказываюсь жестом, медленно приближаясь к стеллажам, заставленным папками с графикой. Я беру наугад одну из них и, не раскрывая, швыряю её в огонь камина.За окном завывает ветер, и что-то раскатисто ухает.- Когда-нибудь мы будем обдувать одуванчики, сидя на коврах под небом моего лета,- говорю я.Она смеётся.- А ты постучись в его дверь,- говорит она.Я пожимаю плечами.- Зачем?- Если бы ты знал, что тебе нужно, ты бы знал, что тебе нужно не то, что тебе нужно,- наставительно говорит она и откусывает от экзотического плода манго.- Хочешь нарисовать меня?- спрашивает она.Я смеюсь.- Ну хотя бы сфотографируй!Продолжая смеяться, я выхожу из комнаты.
...........................................................................
Манекены, закутанные в меха, торжествуют начало сезона, но бесстрастно, равнодушные к тому, что они здесь, а не снаружи.
Пианино
Она вставила фарфоровые зубы и улыбается теперь гордо и широко, демонстрируя перед всеми свой рот, похожий на ожерелье царя папуасов.Её орхидеи цветут под ледяным дождём. Им отрезают головы и продают с лотков.Зелёный целлофан подарочных букетов.Красное стекло музейных графинов, зарево рассвета над сумерками улиц. В окнах дворца.Она надевает серёжки и идёт открывать дверь.
Я пришёл слишком рано. Я не спал с позавчерашней ночи.В коридорах пусто, пахнет чистотой и хлорной дезинфекцией.Я поднимался с первого этажа пешком, потому что ещё слишком рано. И ещё не включили лифт. Я шёл, собирая её фотографии со ступеней лестницы. Я собрал их целую стопку и оставил её на подоконнике пятого этажа.Я боялся, что дверь не откроется, как будто что-то могло измениться в мире, пока все спали. Я не знал, где она провела ночь. Может быть, она сейчас где-то, где я никогда не буду.Я изобрёл странный инструмент, но никак не могу вспомнить, как он устроен, и кто на нём играл,- мимолётное воспоминание, как вечернее платье промелькнуло в конце коридора бесцветного утра.И исчезло.Трубы коммуникаций привычно делают своё дело.В пустой квартире звонит телефон.Птицы проверяют, не исчезло ли небо, а за шторами спят люди.Вчера я вырезал из журнала репродукцию старинной картины, на которой были изображены игроки в карты. Может быть, шулеры - не знаю.Всё было написано с избытком коричневого цвета.Просветлённая гамма импрессионизма.Озноб, пространство пустоты за подоконником, по ту сторону оконных рам.Она зачем-то изображает волокиту пробуждения, хотя надела серёжки. Она думает, что я не замечу их, но надевает их специально для меня.Стать очень маленьким, чтобы пролезть в замочную скважину.Стать очень маленьким и очень богатым.А потом снова стать большим и сказать: "Я всё видел".
Она открывает дверь.
Камни
Я хочу пить и неповоротливым языком слизываю влагу с камней стен, но и это не кажется мне достаточной жаждой, и я торопливо отползаю к другим камням и слизываю соль там, где мои слёзы успели высохнуть от ветра и солнца, я хочу сделать свою жажду великой, чтобы вода превратилась для меня в сладчайшее, драгоценнейшее вино, и, откинувшись на спину, я долго и неотрывно смотрю в бездонные глубины небес, пока глаза не перестают чувствовать боль.И вновь заточаю себя в стены, сложенные из камней, которые всегда холодны, и, увидев, что моя жажда вновь недостаточна, и пресный вкус противен гортани, вновь возвращаюсь к горячим камням. И плачу, но уже от усталости.Я возвращаю себе свою соль, где мне взять новой?Свет небес уже не заволакивает мой взор, и он остаётся таким ясным, что я могу разглядеть чёрные точки птиц в вышине, но не могу подняться к ним, оторвавшись от земли, и, наверное, уже не хочу их жизни.Я тяжело поднимаюсь и, разбивая локти, ползком возвращаюсь туда, где на камнях выступила пресная влага.Я закрываю глаза, вновь уповая на чудо пришествия веры в чудо.И когда, как мне кажется, я уже верю в него, тогда осторожно, медленно, я приближаю своё лицо к каменной кладке и прикасаюсь к ней языком.Я открываю глаза и, издав стон, уже почти неслышимый даже для меня самого, с отвращением отворачиваюсь.Быть может, нужно пройти многие расстояния и аккуратно собирать свой пот, пропитывая им бумагу и ткани?Но я не могу уйти отсюда, потому что иначе всё потеряет первоначальный смысл, потому что отсюда можно двигаться только вверх или, переползая с места на место, оставаться и ждать...Я лежу на остывающих камнях, орошённых слезами, и неподвижно смотрю, как небо растворяется в сумерках.А потом за мной приходит девушка в малиновом с чёрным платье и уводит меня пить чай.
...........................................................................Она уводит меня пить вино и развлекать гостей, оставшихся ночевать в моих стенах.
Кажущаяся банальность смерти (Женщина в шёлковом кимоно)
46...... Звонок. Я привычно поднял голову от подушки и, откинув одеяло протянул руку к будильнику.Будильник безмолвствовал.45...... Я поднялся и сел на кровати.44...... Я смотрел на будильник,- я мог бы спать ещё сорок с чем-то минут,- пытаясь сообразить, что это значит.