Кабану пришло в голову, что в чем-то схожие они все, выходцы из Совдепии. И фраера, властью советской запуганные, боящиеся лишнее слово сказать. И бродяги, воровскими законами зашоренные, озирающиеся вечно, оглядывающиеся на мнение общака. Кабан презирал и тех, и других. Он был уверен, что лучшее мироустройство - это нынешние джунгли. И лучшая возможность выжить в них - это когда у тебя злости и оружия побо-ле, чем у других хищников. Поэтому бригаду себе сколотил Кабан - один другого краше. Волки настоящие, крови не боятся, даже любят ее. Числом немного, но все на мокрухах проверенные, кровью повязанные. И знающие, что их бригадир - самый злой и отмороженный из них... Непросто, ох как непросто было отвоевать место под солнцем в городишке на сто первом километре от Москвы, куда издавна ссылали воров и бакланов, дабы они не позорили стольный град. Тут феня была вторым государственным языком, а за слово "козел" сразу насаживали на перо. И то, что Кабан заставил эту публику считаться с собой, дорогого стоило.
- Гурам с разговором был. Обидел ты людей, Дима, - осуждающе произнес Черный.
- Когда это я людей обижал? - удивился Кабан.
- Не дале, как на той неделе. Две фуры. Кинул.
- Людей я не обижаю. А блядей - с большим удовольствием. Торгаши. Лохи. Это наша добыча.
- Так эти люди под Гурамом были.
- Чего же они сразу не предупредили?
- А ты не спрашивал.
- Поздно уже...
- Хрусты немаленькие. Нехорошо это, Дима. Нехорошо.
- Стоп, Черный. Кто нам работать запретит? Мы честно лохов сделали. И это наша добыча. Скажи, не так?
- По понятиям вроде правильно. Но и Гурам уважаемый человек.
- Чурки черножопые. Пускай в горы валят, там баранам понятия объясняют. Они здесь не хозяева.
- Дима, у бродяг о национальности говорить - грех.
- Это ты чуркам скажи. У них не грех.
- Гурам - законник.
- У них законников больше, чем у нас бакланов... Пусть предъяву делают. Стрелу забивают. Тогда будем тереть... Но только ничего они у меня не получат. Мое - это мое!..
- Ладно, не кипятись, Дима. Что-нибудь придумаем... Покумекаем, придумаем...
- Думай, Черный. У тебя голова большая. Но если что - передай Гураму, что мы к пальбе готовы, как ворошиловские стрелки.
- Достаточно уже настрелялись! - угрюмо произнес Черный. - Все вам стрелять, мочить... Раньше мокруха позором была.
- А сейчас если кусок не размочишь, так не проглотишь, - усмехнулся Кабан.
Старый вор только махнул рукой.
- Ладно. Дела ждут, - Кабан поднялся из неудобного дубового кресла. Время - деньги...
Черный устало кивнул, и Кабан вышел из дома. Сел в просторный внедорожник "Лендровер" цвета мокрый асфальт. Он искренне любил эту мощную комфортабельную машину с бортовым компьютером, гидроусилителями, подогревом сидений, кондишеном, мощной стереосистемой и еще тысяча и одним удовольствием. Она олицетворяла для него сытую, вольготную и свободную жизнь. Сегодня его любимой железной кобылице предстоит немало потрудиться, пошевелить колесами.
Кабан чувствовал себя спокойно и умиротворенно толко за рулем послушной мощной машины, заглатывающей километры шоссейной дороги. Стоило выйти из салона, и опять - вечный бой, покой только снится...
Первая половина дня прошла в запланированных разъездах. Кабан проехался по основным точкам - автосервису, рынку, - посмотрел, как там порядок. Дела шли. "Шестерки" шестерили. Торгаши торговали. Деньги текли. Все путем. После заехал в районную администрацию. Там жирный боров в галстуке заждался "зеленого" корма - пришлось отслюнявить ему немножко трудовых баксов, а остальные пообещать отдать через пару дней.
Это все была рутина. Ежедневная, постылая. Но последнюю встречу, которую авторитет приберег на сегодняшний день, к рутинным отнести было трудно.
В ее ожидании нервы уже натянулись, как провода, а на душе пока еще мягко, но уже выпустили коготки, заскребли кошки.
- Жду, - услышал в трубке мобильника Кабан, когда в кафешке "Паутина" поглощал очередной салат.
Тридцатипятилетний преступный авторитет уже два года вкушал только вегетарианскую пищу и следил за здоровьем, осваивая модные оздоровительные методики.
- Уже лечу, - ответил Кабан.
Наспех закончив обед, он уселся в "Лендровер" и рванул с места, подрезав автобус. Выехал на московскую трассу.
Встреча с Упырем - это целый ритуал. Было заранее обозначено несколько контрольных точек. И Кабан, как дурак, послушно ехал на машине от одной к другой. На каком-то этапе ему на хвост садился Упырь и пытался засечь, нет ли наружного наблюдения. Он действовал настолько профессионально, что Кабану ни разу не удалось отметить миг начала сопровождения. Потом преступный авторитет спешивался. И шел еще несколько кварталов к месту встречи.
Все это Кабан считал признаком запущенной мании преследования. Кому другому авторитет никогда не позволил бы издеваться над собой подобным образом. Но Упырь... Упырь - это совсем другое дело...
После долгих манипуляций Кабан добрался до метро "Новокузнецкая", с трудом приткнул около красивого краснокирпичного храма машину и отправился дальше.
- Метров триста проходишь вперед. И двигаешь к "беседке", проинструктировал Упырь, прозвонив по мобильнику. - Понял?
Кабан огляделся. Ясно, что Упырь где-то в пределах видимости, но авторитет его не увидел. И раздраженно воскликнул:
- Как мальчишка бегаю!
- Кабан, ты понял?
-Да.
- Вот и хорошо.
"Чтоб ты мобилой своей подавился!" - зло подумал Кабан.
В ларьке рядом с метро он купил орешки.
- Мужик, тебе рубля не жалко? - заканючил при-ларечный ханыга.
- Только на твои похороны, сука синяя, - бросил Кабан.
- Все понял, - ханыга бочком начал отодвигаться, в глазах появился страх человека, привыкшего все время получать по ребрам и отлично ощущавшего, от кого можно огрести по полной программе. Кабан хмыкнул и подумал, что этот страх должен быть компенсирован.
- Стоять!
Ханыга застыл как вкопанный.
- На, напейся одеколона, - Кабан сунул брезгливо ему сторублевку.
Забулдыга, не веря своему счастью, ошарашенно уставился на руку дающего. Схватил деньги, рассыпаясь в благодарностях. Не обращая на него внимания, Кабан двинулся сквозь бурлящую тесную московскую толпу.
Пройдя несколько кварталов по Новокузнецкой улице, нырнул в подворотню, прошел через детскую площадку с ржавой каруселью. Углубился в переулки. И оказался в тесном дворике. На него таращился выбитыми окнами подготовленный к сносу дом. Двор был сквозной. Это и есть "беседка" - так Упырь, видимо, называл полуразвалившуюся трансформаторную будку. Одна из точек для встреч, которую выбрал сам Упырь.
Кабан присел на скамеечку, у которой была выломана половина досочек. Потянулся по привычке к сигаретам. Вспомнил, что курить бросил. Равно как и пить, и давить косяки. Все излишества он бросил после клинической смерти, когда в него засадили две свинцовые пилюли. Тогда он понял, насколько дорога ему собственная жизнь.
Через пять минут появился человек, которого преступный авторитет прозвал про себя Упырем, но вслух называл Сан Санычем. Много как его еще называли, о чем Кабану было неведомо. Бывало, звали Упыря много лет назад Атташе. В разработке "Легиона" он проходил как "Вервольф". Ему больше всего по душе был псевдоним Гипнотизер.
Возник Гипнотизер темным силуэтом в арке с другой стороны двора. Как всегда, вид затрапезный, не отличишь от заморенных жизнью, загнанных москвичей, снующих по улицам столицы. Не отличишь, пока не столкнешься и не посмотришь в глаза.
- Все проверил? - недовольно спросил Кабан.