Он отдернул:
- Я не могу.
- Но Андерс! Там тебя хотят! Отказывать нельзя.
- Я ангажирован. Свидание. И верное притом.
- Но это просто, прости, инфантилизм. Тебе же не четырнадцать.
- Конечно, нет. Сосем и лижем.
- Что-о?..
Он усмехнулся, и она пришла в себя:
- О Господи! На карте будущность, а он!..
Он сделался серьезным.
- Кто Number One? в этой стране ты знаешь?
- Ну?
- С внучкой имею рандеву.
- С внучкой кого?
- Вот именно.
- Да ты с ума сошел!
- А нянчил внучку, знаешь, кто? Андропов. На руках, можно сказать, росла. Да-да - Юрий Владимирович. Посол Советского Союза в Венгрии. Во время событий судьбоносных. Сейчас он, правда, на другой работе, но, как твой Фелик знает, не менее ответственной... Приятных развлечений. Мое почтение.
"Волга" осталась с приоткрытой дверцей, а критик О*** с открытым ртом.
* * *
Игра воображения, внезапный взрыв. Но не на сто процентов. Нет, не всецело. Поскольку рандеву имело место. В кафе-кондитерской "Верешмарти" на одноименной площади. Он шел, в свете витрин сверяясь с мятой вчерашней салфеткой, на которой был набросан маршрут - серым карандашом для век.
Так. Площадь с памятником. Столетние деревья. Дом, как на Невском. Под фронтоном шесть полуколонн, венки под ними, ниже факельные фонари, прикованные к стенам, освещают занятые столики на тротуаре. Войдя в кафе, он обратил на себя лестное внимание пожилой дамы, набеленной и в черном шелковом тюрбане, которая как раз вбирала полную ложку взбитых сливок морщинисто-крашеным ртом.
"Fin de siecle"? царил внутри. Картины в тусклых рамах, отблески свечей на темных сюжетах - боги и герои, быки и простирающие руки девицы в одеждах бледных и запятнанных: о, Петербург...
Иби оказалась в дальнем зале. Впервые появилась в юбке - возможно, после вчерашних затруднений в ее "Трабанте". Слегка покачивая ногой в темном чулке и плоской туфле, читала книжечку. При свете палевой свечи в хрустальном подсвечнике. Шелковый платок в кармашке пиджака, воротничок приподнят. На плюшевом сиденье, облокотясь на мрамор с кофе в фарфоре и розой в целлофане. Белой.
Согласно местному обычаю при встрече, он ее поцеловал.
- Я опоздал, прости.
Иби взглянула поверх оправы своих очков.
- Тебе не очень хорошо? Садись.
- Минуту, - сказал он. - Закажи мне то же самое...
Это было внизу.
В зеркале мелькнуло чужое бледное лицо. Дверь на обороте была расписана, как комикс. Он повесил пиджак, ногой откинул сиденье и кулаком уперся в кафель. Навстречу самодовольно просиял унитаз. Тяжелея лицом, он напряг диафрагму. Его тошнило натощак. Пена подскочившей кислотности, а после желчь. Надсадная, психологическая рвота. Желудком их не выношу. Наверное, это и называют - утробный антикоммунизм. Он выпрямился и вздохнул. Головная боль прошла. Еще мгновение, и появилось предвестие эйфории. Он снял пиджак с двери и рассмотрел ее изнанку - бесцензурную. Графика шариковых ручек. Надписи были непонятны, но в целом можно было сделать вывод. Анальный лейтмотив смелее, чем в Москве. Гомосексуалисты выше держат голову. Все остальное, как в сортире на Столешниковом. Он вышел к зеркалу и вынул носовой платок. Смочил под краном, вытер рот. Вынул расческу, причесался. Виски были в испарине. Глаза запали. Скулы украшала щетина, как раз трехдневная. В кармане завалялся чуингам. Слегка перегоняя желваки, как бы с надменным и отрешенным видом он поднялся на поверхность. Над столиком с его розой нависал некто скуластый и вислоусый. Он поднял синие глаза, и Александр улыбнулся ему нехорошо. Синеокий развел руками удалился.
- Мерси, - сказал он, придвигая кофе. - Кто сей?
- Компатриот.
- Интересовался?
- Тобой.
- Как, то есть?
- Спрашивал, не югослав ли ты. Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. Венгром...
- Я рада, - улыбнулась Иби.
- Но лучше чувствуй себя русским.
- В том-то и дело. В том-то все и дело, что русским чувствую себя, лишь только перевоплощаясь. Всечеловечность, что ты хочешь. А ты невыносимо элегантна. И вообще такой амбьянс, что зарыдать и мордою об мрамор. Что ты читаешь? Можно?..
Узкая и тонкая, книжечка была в ледериновом переплете с полустертым золотым тиснением. Гид по Будапешту 1936 года. По-английски. Он раскрыл и прочитал:
- Would you like to spend a Royal Time in Budapest? Yes, I would, сказал он. - Why shouldn't I...? Откуда у тебя это ретро?
- Дома нашла.
- Если да, - читал он дальше вслух, - то следуйте программе, которая была разработана составителем сего буклета в связи с визитом, Принца Уэлльского и отмечена первой премией на конкурсе. День первый, утро... (Он перекинул страничку.) После обеда... Прогулка по главным улицам центра, чай в "Джербо". Поездка по Дунаю либо в моторной лодке, либо в "Софии" прогулочном катере люкс. Вечером цыганская музыка (дирижер Имре Мадьяри) на террасе ресторана "Гундель", где бассейн с волнами, или в саду на крыше отеля "Ритц". Затем - в кабаре "Мулен-Руж"...
Он вернул ей книжку.
- Кроме Дуная что-нибудь осталось?
- Цыганская музыка.
- А еще?
- Осталось все. Или почти. Но под другими именами. Кафе "Джербо" - мы в нем.
- Это оно?
- Оно. Но если ты, как принц, предпочитаешь чай, то...
- Ни в коем случае. Спасибо. То, что нужно.
- А как прошло?
- Не говори.
- Что ты читал?
- Который тебе понравился. - Он вынул бензиновую зажигалку, показал ей (напомнить про танк) и дал огня. - Про параноика в поезде.
- Им не понравился?
Он усмехнулся.
- Не поняли?
- Если и поняли, - сказал он, - виду не подали. Реакция была молчание. И если бы на этом кончилось, Иби, я был бы счастлив. Но стали задавать вопросы, и я наговорил три бочки арестантов.
- Как?..
- Тюремная наша идиома.
- Забудь. Уже прошло.
- Будем надеяться, - вздохнул он и посмотрел, как она курит, разжимая при затяжке на белой сигарете пальцы. - Но, правда, Иби? зачем ты столь изыскана сегодня?
- Тебя пугает?
- Меня охватывает спесь. Принцем крови начинаю себя чувствовать. Вскипает голубая моя кровь.
- Просто в юбке ты меня не видел.
- Я в целом! Облик...
- Какой!
- На букву "И".
- Идиотский?
- Интеллектуальный.
- Импортный?
- Интернациональный.
- Инертный?
- Инициативный.
- Инфантильный?
- Инфернальный.
Интервал. Потом она придумала:
- Инцестуозный?
- Идеальный.
- Неправда! Нос у меня длинный.
- А нос на букву "А". Аристократический. Можно сигарету?
- А я их для тебя купила. За валюту. В "Дуна-Интеркоктиненталь". В машине целый блок. И скотч. Ты любишь?
- Кто же не любит.
- Скажи мне, Александр, случайно, ты не сатанист?
- Не очень.
- А в Бога веришь?
- Я в ангелов пар экселянс?.
- А в падших?
- Тоже.
- В Сегеде, - опустила она глаза, - у меня в номере их была целая стая. Все падшие до одного. И я на них смотрена, когда...
- Когда?
- Ну, когда с твоего позволения. Соло... Mais dis-donc, tu sais parler Francais??
- Слегка.
- А хочешь, сходим во Французский Институт?
- Институт? Звучит серьезно. Надеюсь, это бывший "Мулен Руж"?
- Почему "бывший"? "Мулен Руж" как был, так и остался. Но этот by night? для простых людей. А мы с тобой пойдем в кино.
- На что?
Она закрыла гид и придавила в черной пепельнице окурок с оттиском губной помады.
- На то, чего в Москве вам не покажут. Даже у нас выходят в шоке.
* * *
Когда двумя сложенными пальцами - по-пистолетному - эсэсовец с фуражке с высокой тульей разжал коленнопреклоненной зубы, Иби сдавила его так, что Александр чуть не вскрикнул. Картина была - действительно. В ней тоже был Дунай, но по ту сторону границ - в прекрасной Вене, где бывшая узница концлагеря отыскала своего палача за стойкой отеля в роли ночного портье. Одна пара преклонных лет ушла среди сеанса.