Той осенью на Пресне - Владимир Бурлачков 8 стр.


А Борька был громогласным, самодовольным и хвастливым. Олега это немного раздражало. Можно было бы позлить Борьку и сказать, что ничего особо путного он не придумал. Но схемка вправду казалась очень красивой. Наверное, Борька даже не понимал, как она объединяла все то, над чем сейчас работали. – А как она интегрируется легко! Все сразу объединит! Да? – Борька ткнул пальцем в свой листок. Олег не удержался и ответил: – Все это можно решать по-другому и радикально. Подвергать жидкость сильному облучению, чтобы в ней пузырьки газа формировались, а их измерять. – И тут же пожалел, что проболтался. – А облучение куда пойдет? – Борька сразу ухватил самое трудное. – Если люди рядом будут? – Ну, вот тут думать надо. – Ты про это пока никому не говори. – Борька прошелся по комнате. А то они нам сейчас прибор зарубят. И неизвестно, получится ли то, о чем ты говоришь. Подумать надо. Константин Михайлович был на совещании. Им пришлось его ждать. Борька звонил в Москву какой-то приятельнице и говорил: – Вот еще! Что тут врать! Правда, в командировке! На острове. Обитаемом! Не могу сказать, где. В каком океане. Что значит «трепло»? Зачем так говорить! А если наш разговор слушают? Как кто? Спецслужбы! И я по твоей милости прослыву у них вруном! Хи-и! После обеда они пошли в лес за поселком. За деревьями, совсем близко синело озеро. Но оказалось, что к нему не подойти, – вдоль берега тянулись бетонные столбы с колючей проволокой. Светлый сосновый лес кончился. Открылся косогор с кустарником у подножья. Они поднялись по высокой траве на его макушку. – Место какое благодатное, – сказал Олег. – Скит здесь когда-то стоял. Вон там, внизу часовня осталась. – Борька сел на траву и вытянул ноги. – Все-таки схемка получилась удивительно удачной. В таких случаях главное – голову зря не ломать. Хоть по комнате ходи, хоть руки заламывай, – все бесполезно. А если просто взять да послушать, может иной раз и услышишь. Нет, я правду говорю. – А чего ты мне это объясняешь? Я и без тебя знаю, – ответил Олег. С косогора они спустились к заросшей камышом мелкой речушке. Стояли на бревнышках моста и смотрели, как вода треплет длинные, темно-зеленые водоросли. – Конечно, хорошо здесь поселиться, – говорил Борька. – Но города будет не хватать. Ни конференций тебе, ни прочего трепа. Обалдеть от этой секретности! – А много ты на конференции ходишь? – Потому что неинтересно. Было бы интересно – ходил. Куда-нибудь за кордон махнул бы с лекциями выступать. – Там своих хватает. – Для ученого признание очень важно. Да и вообще – глупость какая-то эти представления, что мы в осажденной крепости. Надоело это уже. Рано или поздно, а придется с миром замириться. – А кто его обижает? – Вот ты! Человек вроде вменяемый, – говорил Борька. – А чуть что – сразу империалист. Ну, может и не империалист, а так… Вот, мол, мое и никому не отдам. – Всякий нормальный человек свое абы кому не отдаст. – А кто у вас забирает? Кто? Все живут тихо-мирно. Никакие свои особенности не выпячивают. Вот тебе скажи: никаких особенностей у вас нет, ты первый заорешь: «Как бы не так!». – Что ты хочешь сказать? Что никто ни от кого не отличается? – Послушай, ты знаешь, что я – парень из деревни, – быстро заговорил Борька. – Простецки – некуда. Вот и объясни мне: в чем мои особенности? – Тебе? Про особенности? Пожалуйста! Ты не любишь всякую меру. Не любишь бить в одну точку. Зато обожаешь вопросы задавать. Себе самому! Борька скривил физиономию и спросил: – В каком это смысле я не люблю меру? – В прямом. И еще ты, хоть недолго злишься, но надолго обижаешься. – Это все словеса! И только! Ирина стояла у входа в Дом дружбы народов на Калининском и выглядела даже важнее обычного.

Билеты на концерт достала ее мать, и кроме Олега были приглашены Вика и Артамонов. – Если эти змеи опоздают, мы их ждать не будем, – объявила Ирина. – А что за певица? – спросил Олег. – С Ямайки. Очень длинное имя. Я не запомнила. Подошли Вика и Артамонов. Она заулыбалась и чмокнула Ирину в щеку, а он молча кивнул и протянул Олегу руку. В буфете Вика громко сказала: – Шампанское есть! Артамонов принял задумчивый вид и, как подобает поэту, стал сосредоточенно разглядывать лепнину на потолке. Олег отстоял в очереди и принес бокалы с вином и шоколадку. – Где эта Ямайка находится? – спросила Вика. – Где-то в Атлантике? – У нас в классе девочка была, Люба Папкина, – сказал Олег. – Она всегда говорила: «Антрактический океан». – В этом что-то есть, – заметил Артамонов и допил шампанское. Вика долго и подробно рассказывала о новой приятельнице – жене представителя какой-то фирмы в Москве. – Они весь свет объездили! – уверяла Вика. – А дома у них прислуга обед готовит. – Чужие люди в доме – я не представляю это как… – Ирину этот треп сильно раздражал. – А что такого? – изумилась Вика. – Ну, ведь наймиты! – объяснила Ирина. – Кто знает, что у них там на уме. Возьмут и плюнут в кастрюльку. В ходе классовой борьбы… Певица с длинным именем была немолодой коренастой креолкой. Ведущий назвал ее «большим другом нашей страны». Она пела под гитару томным, красивым голосом. После третьей песни возникла пауза, и ассистент стал возиться с микрофоном. Олег повернулся к Ирине: – Понимаешь креольский диалект? А то я переведу. Вот, например, из последней песни: «Коварный идальго! Зачем ты проник этой темной ночью под кров несчастной женщины? Зачем ты схватил своими горячими руками ее смуглые плечи?» После следующей песни в зале зааплодировали, а соседка слева – коротко стриженая дама средних лет – посмотрела на Олега и спросила: – А эта песня, интересно, о чем? – О чем? – переспросил Олег. – Ну, как же! «Ранним утром отплывали от родных берегов рыбаки. Долго махали им на прощание молодые рыбачки. Чайки несли их приветы любимым». – Где эта Ямайка находится? – поинтересовалась дама. – Ну, как же! В этом…, в Антрактическом океане! – Олег широко раскрыл глаза и с удивлением взглянул на даму. После концерта пошли мимо буфета к выходу. – Шампанское у них очень вкусное, – напомнила Вика. – Н-да, – согласилась Ирина. Артамонов достал из нагрудного кармана книжечку и стал что-то записывать, а Олег пошел к очереди перед буфетной стойкой и подумал: «Что ж, в конце концов платить за все положено пассионариям!» – Она неплохо поет, – сказала Вика. – Мне понравилось. Только туфли у нее уж очень задрипанные. – А платье что, лучше? – усмехнулась Ирина. Артамонов поставил на столик пустой бокал: – Мы завтра в ДК «Красная Пресня» выступаем. Хотите, приходите. Олег промолчал, а Ирина ответила: – С удовольствием бы, но завтра я никак не успею. В фойе Артамонов оказался рядом с Олегом и буркнул: – Суетишься ты с этими рюмками. В июне в приличном академическом журнале вышла Борькина статья. По этому поводу столы в его лаборатории были сдвинуты и накрыты белой бумагой, а сотрудницы увлеченно резали сало и любительскую колбасу. На подоконнике в литровой банке стоял большой букет гвоздик. – Привет тебе, триумфатор! – сказал Олег, войдя в лабораторию. – А ты чего не выступал на совете? – спросил Борька. – Я думал, ты выступишь, даже напоминать не стал. – Там одни доктора к трибуне выстроились. – Ты же в этом деле кумекаешь, – ответил Борька. – А то там началось и понеслось не в ту сторону. Народу собралось много. Кое-как расселись на стульях, креслах и ящиках, разобрались со стаканами и вилками. Тарелок на всех не хватило.

Назад Дальше