Дядя Сандро, ожидавший более достойного приема, обиженно молчал.
-- Может, еще расскажешь про деревянный броневик? -- спросил комиссар, не слишком торопясь и любуясь, как показалось дяде Сандро, его растерянностью. Комиссар еще раз подтолкнул ладонью стерженек, плеснул воду на лицо и посмотрел на дядю Сандро более осмысленно.
-- Для этого приехал, -- сказал дядя Сандро и, стараясь оставаться независимым (хоть и приехал), шлепнул камчой по сапогу.
-- Вот люди, -- усмехнулся комиссар, -- шестой человек приезжает с этой чепухой да еще просит учесть его заслуги...
Дяде Сандро слышать это было очень неприятно. Мало того, что его опередили другие (чертов аробщик не только не стал держать про себя тайну, но, как выяснилось позднее, он даже слегка поторговывал ею в ту последнюю ночь), но особенно неприятно было то, что дядя Сандро в самом деле ждал от комиссара хотя бы скромного вознаграждения. Ну, скажем, хотя бы обещания оберегать во время боя дом его друга.
-- ...Да передай ты своим, -- тут комиссар запнулся, потому что дядя Сандро особенно независимо и ловко щелкнул камчой по голенищу сапога, -- что нам не страшно никакое меньшевистское пугало, и пусть больше с этим никто не приезжает, -- закончил он, уже с ненавистью глядя на руку дяди Сандро, сжимающую камчу.
Возможно, от раздражения он чересчур сильно ударил ладонью стерженек умывалки и выбил его в бачок.
Струнка воды безостановочно полилась. Интересно, что он сейчас будет делать, подумал дядя Сандро.
Комиссар ничего не стал делать, а неожиданно подставил голову под эту струйку, тем самым, как показалось дяде Сандро, намекая ему, что для красных никаких неожиданностей не бывает и он, комиссар, эту безостановочную струйку предвидел так же, как и деревянный броневик меньшевиков.
Дядя Сандро мог поклясться, что за мгновенье до удара по стерженьку комиссар ничего такого не предвидел, но доказать это было невозможно. Комиссар, сопя и потирая руками шею, держал голову под струёй. Дядя Сандро ждал то ли конца струи, то ли когда комиссар, не дожидаясь конца, все-таки подымет голову.
-- Он говорит, что они и так управятся, -- пояснил хозяин по-абхазски, чтобы смягчить обстановку, и тихо прибавил: -- Не щелкай камчой... Эти этого не любят...
Дядя Сандро был оскорблен приемом, но все-таки считал, что дело надо довести до конца, тем более что он еще не изложил комиссару главного, а именно как надо бороться с этой движущейся крепостью. Все же в знак обиды за плохой прием он решил с комиссаром по-русски больше не говорить.
-- Скажи ему, -- обратился он к хозяину, все же, несмотря на опасность, похлестывая камчой по голенищу, -- чтобы они пулеметы под самый мост поставили.
Хозяин переводил и, делая страшные глаза, косился на щелкающую камчу, но дядя Сандро предпочел не заметить намека.
В это время комиссар уже поднимал голову, а юный часовой, окунув руку в бачок, шарил в нем, стараясь просунуть стерженек на место. Наконец стерженек с лязгом затвора выщелкнулся в отверстие, а комиссар, подняв голову, стал утираться полотенцем. Часовой опять отошел к крыльцу.
Комиссар, слушая перевод, все пристальней вглядывался в дядю Сандро.
-- Это почему же я должен огневые точки менять? -- спросил он, не спуская глаз со щелкающей камчи.
-- Скажи ему, что в крепость нужно стрелять сбоку и снизу, потому что у солдат ноги высовываются по щиколотку, -- сказал дядя Сандро и опять же кончиком плети провел по сапогу, показывая, до какого места высовываются ноги у меньшевистских солдат из-под деревянного броневика.
-- Да припрятал бы ты свою камчу подальше, -- успел проговорить хозяин дома, но было уже поздно.
-- Марш отсюда! -- заревел комиссар страшным голосом, и дядя Сандро услышал, как рука его зашуршала в поисках кобуры.
Кажется, дядя Сандро никогда так не пугался. Он почувствовал, что тело его все туже стягивается кожей, словно сама плоть старалась уменьшить себя, перепеленать, перетянуть, дожать себя до размеров кокона и притаиться в нем.
И в то же время он краем глаза видел, как рука комиссара продолжает шарить на боку, он успел решить, что, как только она вытащит пистолет, надо прыгать под дом (дом стоял на высоких сваях), пробежать под ним, перемахнуть через изгородь и дальше рвать огородом. Краем глаза он успел заметить огромное корыто для выжимки винограда, стоящее под домом, старую соху, прислоненную к нему, подумал, как бы не споткнуться о нее, заметил собаку, вернее, догадался, что серое бесформенное пятно, лежащее у корыта, это собака и вдруг на долю секунды вспомнил, что в детстве вечно его чувяки из сыромятной кожи таскала собака и вот так, забравшись под дом, грызла их там часами. И вдруг это воспоминание как-то зацепило другую, более важную догадку, что комиссар без пояса и, значит, без пистолета, и сколько ни шарь он у себя на боку, все же в этот миг он выстрелить не сможет, а там видно будет.
-- Товарищ комиссар, разрешите я его сниму, -- сказал красноармеец и вскинул винтовку. Но тут очнулся хозяин и, бросившись вперед, загородил дядю Сандро.
-- Нельзя, мальчик! Гость! Гость! -- крикнул он, глядя на бойца и отчаянно махая перед лицом ладонью.
-- Ладно тебе, -- махнул комиссар своему часовому и обернулся на хозяина, -- а своему гостю скажи, чтоб не вмешивался.
-- Хорошо, дорогой, -- сказал хозяин и потащил дядю Сандро на кухню.
-- Плеткой играют, -- вздохнул красноармеец, жалея, что не смог выразить свое возмущение более решительным способом.
В кухне у очага уже пылал большой огонь, и дядю Сандро к нему подсадили. Хозяин приказал достать водки, и через мгновенье жена его, быстрая и бесшумная, как легчая мышь, принесла бутылку розовой чачи, две рюмки и тарелку наломанных чурчхелин на закуску.
Только выпив подряд шесть-семь рюмок, дядя Сандро почувствовал, что к нему возвращается жизнь. Хозяин предложил ему дождаться мамалыги и поесть поплотней, но дядя Сандро встал.
Хозяин вывел его со двора и проводил до самого конца усадьбы. Дядя Сандро опасливо перешел двор На веранде не было ни часового, ни комиссара, но в одном из окон горел свет.
Когда дядя Сандро сел на лошадь, он почувствовал, что хозяин как-то неловко замешкался.
-- Сдается, хочешь что-то сказать? -- спросил он у него.
-- Ты не ошибся, -- согласился хозяин и прибавил: -- Сам видишь, что за время. Боюсь, что завтра здесь окажутся меньшевики... Как бы семья не пострадала за то, что у меня комиссар остановился...
Говоря это, хозяин так настойчиво заглядывал ему в глаза, что дядя Сандро понял, что тот имел в виду. А имел он в виду вот что: замолви у меньшевиков за меня словечко, а я, в свою очередь, прикушу язык, что ты сюда приезжал с военной тайной.
-- С богом, -- сказал хозяин и отпустил поводья лошади, которую он придерживал, пока разговаривал с гостем.
Дядя Сандро вскинул камчу и заспешил на левый берег. Луны уже не было видно, серел рассвет. Дядя Сандро шел очень быстрой рысью, потому что на этот раз не хотел рисковать переходить Кодор вброд, а решил подняться вверх по течению до парома.
Впоследствии дядя Сандро, вспоминая об этой встрече с комиссаром и не скрывая, что здорово струхнул, находил для своего состояния такое объяснение: раньше, по его словам, между гневом властей и хватанием за пистолет гораздо больше времени проходило и всегда можно было что-нибудь сообразить.
-- А большевики, оказывается, с места в галоп берут, -- говорил дядя Сандро, -- а я тогда этого не знал и растерялся...