С вами встречался следователь? Вас ознакомили с обвинением?
— Нет… — горестно покачал головой дедок, — скоро уже недэля, как о Блюме все забыли.
За дверью послышались шаги. Отставной фээсбэшник стал шептать скороговоркой, словно боясь не успеть сказать главного:
— Вам ничего не говорит фамилия Добрый?
— Добрый… — повторил Моисей Карлович, — да, кажется, припоминаю… Был такой жестокосердный человэк на моей памяти.
Шаги приближались.
— Если вдруг меня или вас сейчас уведут, запомните: автор приказа о вашем помещении в карцер — полковник Добрый. Но прежде, чем предпринимать контрмеры, обязательно свяжитесь со мной — я знаю, что нужно делать…
Дверное окошко с грохотом отварилось и на «кормушке» — небольшой продольной полочке появились два куска хлеба.
— Кружки! — рявкнул контролер, — или без воды хотите остаться?
Левитан подскочил к проему и подставил обе кружки, в которые «кормилец» плеснул грамм по сто мутноватой жидкости.
— Приятного аппетита, — любезно приколол служивый и захлопнул окно.
— Пронесло… — облегченно вздохнул уличный бомбист, — значит, у нас будет достаточно времени, чтобы обо всем переговорить подробно.
— Ви Юрий, меня тяжко заинтриговали. Благодарю… — кивнул Блюм, принимая от сокамерника поило с куском темного хлеба и присаживаясь на табурет.
Беспокойство и сомнения в честности намерений товарища по неволе, понемногу оставляли старика. Слишком уж прямо и открыто смотрел тот в глаза; так же как и сам Моисей Карлович не ведал, что произойдет через минуту, да и лекарства передал вместе с приветом от Лиса. Тот с кем попало, дружбы водить не станет…
— Что же нужно этой важной пэрсоне от бэдного еврэя?
— Доподлинно о низменных помыслов Доброго я изложить не могу — в их сути сам черт не разберется, — начал неспешные объяснения Аркадий, отломив половинку от своего куска хлеба и проглотив нехитрый завтрак. Другую половину он отдал, не смотря на протест, сокамернику. — Ордер на ваш арест подписан городским прокурором на основании подозрения в возобновлении изготовления стреляющих авторучек…
— Помилуйте! — перебив его, вскричал мастер, но, повинуясь предупреждающему жесту собеседника, перешел на шепот: — я баловался изобрэтением этих конструкций восемь лэт назад, за что в поте мозолей трудился в колонии общчего режима три долгих года…
— Я в курсе… — кивнул подполковник запаса.
— Что значит — ви в курсе!? — продолжал негодовать механик-виртуоз, — а извэстно ли вам, чем я усердно занимаюсь пять последних лэт?
Изо всех сил сдерживая улыбку, Лавренцов покачал головой. С минуту старик покашлял, затем пообещал:
— Вот погодите, пусть только все разъяснится, и нас отпустят домой… Я вам покажу плоды моих незабвэнных усилий, только би отпустили… Да, но причем тут авторучки, сделанные до всэмирного потопа?
— Недавно всплыла одна из сбытых вами ранее. Вот следственная часть и решила проверить — старый это грешок Мастера Блюма или же производство заработало вновь.
— Я не сдэлал более ничего, противоречащчего нашим замечательным законам! Да чтоб я устал чесаться на курорте здешнэго Мертвого моря! — забывшись, снова повысил голос обиженный незаслуженными подозрениями, — ну ви-то Юрий, мне хотя би верите?
— Верю, — твердо заверил Аркадий, — а вот господин полковник, не дожидаясь выводов экспертизы, отдал распоряжение заточить вас сюда и сжить со свету.
— Добрый — чрезвычайный и полномочный душегуб… О каких только кавэрзах в его исполнении не доводилось слышать!.. — поежившись, заверил дед. — Ви Юрий внушаете мне щедрое довэрие, но пугаете при этом еще обильнее.
Бывший контрразведчик высыпал в это время из кулька на ладонь оставшиеся таблетки и копался в них, отбирая нужные.
— Признайтесь честно, кто ви такой? — неожиданно с безнадежной тоской попросил еврей.
— Пока не могу… но обещаю: обязательно расскажу всю биографию, как только завершится эта история. Надеюсь, удачно завершится…
— Вашими устами би говорить по радио о повишении пенсии… — вздохнул Моисей Карлович.
Лавренцов мимолетно улыбнулся, видимо, вспомнив о своей нынешней фамилии…
— Ну, начинайте давать мне очерэдную порцию пилюль, да викладывайте главное: что же нам с вами делать дальше…
Аркадий протянул старику приготовленные лекарства. Тот проделал, ставшую привычной за ночь процедуру и как провинившийся школяр замер весь во внимании. Снова делая над собой невероятные усилия, чтобы не расплыться в улыбке от растерянного вида дедули, бывший террорист в законе совершенно серьезно спросил:
— Скажите, остались ли у вас связи с уголовными авторитетами?
— Ну, я же битый час питаюсь втолковать вам жуткое недовольство этим фактом. Стал би я так нервничать, если би моя память, как поет в одной замечательной пэсне, мой знамэнитый соплеменник, была «…укрыта большими снэгами»!?
Сказанного явно не хватало, для четкого понимания сути ответа и подполковник молча смотрел на собеседника, словно удав на кролика.
— Да, Юрий, имэются такие, порочащчие мое доброе имя, связи, — потупив взор, признался Блюм.
— Очень хорошо… — отчего-то одобрил младший товарищ и даже немного повеселел, — а кто-нибудь из них сейчас отбывает срок в близлежащих колониях?
— Эти люди живут там постоянно, покидая нары лишь на время. Выход на волю для них — краткосрочная командировка…
— Чудесно. Тогда сделать нам необходимо следующее…
* * *
Шефа Лешка застал в кабинете, пьющего крепкий кофе возле раскрытого окна. Настроения тот был преотменного и опоздания стажера не заметил. Вернее сказать — сделал подобающий вид.
— Ну и какова расстановка сил на личном фронте? — поинтересовался он и поставил перед молодым человеком чашечку с горячим напитком.
— Двигаются… — неохотно поделился юный красавчик.
— Двигаться можно в разных направлениях, — лукаво прищурившись, не отставал наставник.
— Надеюсь, в нужном. Впрочем, рано еще судись…
— Что-то ты не в духе сегодня, — заметил некоторую озабоченность на лице коллеги мэтр, — часом не поругались на первой же свиданке?
Алексей медленно отхлебнул из чашки. В эти мгновения его душу терзали сомнения. Желание копнуть поглубже в одиночку — самостоятельно, было огромно, но столь же великим оставался и соблазн поделиться уголовными новостями. От искушенного же Севидова борьба противоречий, весьма красноречиво написанная на смазливой физиономии Волчкова, не укрылась. Он поставил пустую чашечку на небольшой поднос, обитающий вместе с кофеваркой на внушительном сейфе и стал выжидающе прохаживаться вдоль письменного стола. «Вряд ли наш юнга столь серьезно озабочен развитием отношений с девушкой-врачом… — рассудил старый следопыт, — та постарше его, поопытней. Наверняка держит дистанцию, и убиваться по этому поводу после первой же встречи Лешка не будет. Знать, дело в другом. В чем же?..»
— Нет, — ответил стажер после долгой паузы, — разве возможно отыскать повод для ссоры, только познакомившись?
— Вот и я об этом же…
— Анатолий Михайлович, — вдруг оживился парень, — а как у вас проходило первое расследование? Ну, так, чтобы сами дознались до истины, без посторонней помощи.
«Так вот в чем причина… Знать что-то накопал пострел, да делиться не торопится — помалкивает. Эх, молодежь-молодежь…»
— Хм… Самое первое? Дай бог вспомнить…
Он остановился, присел на краешек стола и, глядя сквозь окно на городскую суету, неспешно начал:
— Это было где-то в середине шестидесятых.