Маттео, отведи пленника в деревянную камеру. Сегодня понедельник. Не давай ему ни пить, ни есть, а в среду вечером пускай снова предстанет перед судом. Тогда и решим, какой смерти его предать.Конечно, хорошего впереди было мало, но все же я получил отсрочку. Когда косматый дикарь заносит над тобой окровавленный нож, бываешь благодарен и за малое снисхождение. Он вытолкнул меня из залы, потащил вниз по лестнице и снова швырнул в ту же камеру. Щелкнул замок, и я остался наедине с собственными мыслями.Первым делом я решил снестись со своим соседом и товарищем по несчастью. Я подождал, пока шаги не замерли вдали, потом осторожно вынул обе доски и заглянул в щель. Так как было почти совсем темно, мне удалось лишь смутно различить фигуру, съежившуюся в углу, и я услышал шепот: узник молился так горячо, как молится человек, охваченный смертельным страхом. Должно быть, доски скрипнули. Послышался удивленный возглас.- Мужайся, друг мой, мужайся! - воскликнул я. - Не все еще потеряно. Не падай духом, ибо с тобой Этьен Жерар.- Этьен! - Голос был женский, и он прозвучал для меня как музыка. Я мигом протиснулся в щель и обнял девушку.- Лючия! Лючия! - воскликнул я.Несколько минут только и слышно было, что "Этьен!" да "Лючия!", ведь в такие минуты не до разговора. Она опомнилась первая.- Ах, Этьен, они тебя убьют. Как ты попал к ним в руки?- Я получил твою записку.- Но я не писала никакой записки.- Коварные дьяволы! Ну, а ты?- Я тоже получила записку от тебя.- Лючия, да ведь и я не писал записки.- Значит, они поймали нас обоих на одну удочку.- О себе я не беспокоюсь, Лючия. К тому же мне сейчас ничто и не грозит. Они просто снова посадили меня сюда.- Этьен, Этьен, они тебя убьют! Ведь там Лоренцо.- Это кто, старик с седой бородой?- Нет, нет, молодой, черноволосый. Он любил меня, и я тоже думала, что люблю его, пока... пока не узнала, что такое настоящая любовь, Этьен. Он не простит тебе этого. У него сердце из камня.- Пусть делают что хотят. Они не в силах отнять у меня прошлого, Лючия. Но ты... Что будет с тобой?- Да ведь это совсем не страшно, Этьен. Мгновенная боль - и все кончено. Они хотят заклеймить меня позором, мой дорогой, но я приму это как венец чести, ведь я принимаю его благодаря тебе.От этих слов кровь заледенела у меня в жилах. Все превратности моей судьбы были ничто по сравнению с этой ужасной тенью, которая вдруг омрачила мою душу.- Лючия! Лючия! - воскликнул я. - Сжалься, скажи мне, что задумали эти душегубы! Скажи же, Лючия! Скажи!- Нет, Этьен, не скажу, потому что тебе это причинит гораздо большую боль, чем мне. Ну, ладно, ладно, скажу, а то ты бог весть что подумаешь. Старый судья приказал отрезать мне ухо, чтобы навеки заклеймить за любовь к французу.Ее ухо! Крошечное, милое ушко, которое я так часто целовал. Я по очереди коснулся бархатистых раковинок и убедился, что кощунство еще не совершено. Только через мой труп они это сделают. Я поклялся в этом перед ней сквозь стиснутые зубы.- Не беспокойся, Этьен. Но все же я рада, что ты беспокоишься обо мне.- Эти дьяволы не тронут тебя!- Есть еще надежда, Этьен. Он молчал во время суда, но, может быть, просил о милосердии, когда меня увели.- Да, просил. Я сам слышал.- И, может быть, сердца их смягчились.Я знал, что это не так, но как было сказать ей? Однако напрасно старался я скрыть правду, - с женской проницательностью она прочла мои мысли.- Ну, конечно, они не стали его и слушать! Мой дорогой, говори прямо, не бойся. Увидишь, что я достойна любви такого героя, как ты. Где Лоренцо?- Он ушел из залы.- Может быть, он вообще покинул этот дом?- Кажется, да.- Значит, он предоставил меня моей судьбе. Ой, Этьен, они уже идут!Я услышал в отдалении роковые шаги и позвякивание ключей.
Зачем они шли сюда теперь, когда некого было уже тащить на суд? Им оставалось сделать только одно: привести в исполнение приговор над моей возлюбленной. Я встал между ней и дверью, готовый драться, как лев. Я решил, что разнесу весь дом, но не дам к ней прикоснуться.- Уходи! Уходи, Этьен! - вскричала она. - Они убьют тебя. А мне по крайней мере смерть не грозит. Если любишь меня, Этьен, уходи. Это совсем не страшно. Я не издам ни звука. Ты ничего и не услышишь.Она, это нежное существо, схватила меня и - откуда только у нее взялись силы - подтащила к щели в перегородке. Вдруг в голове у меня сверкнула новая мысль.- Еще можно спастись, - шепнул я ей. - Живо, делай, что я тебе скажу, и не спорь. Лезь в мою камеру. Скорей!Я втолкнул ее в щель и помог ей поставить доски на место. Плащ ее я удержал в руках и, завернувшись в него, забился в самый темный угол камеры. Я уже лежал там, когда дверь отворилась и вошли несколько человек. Я надеялся, что они пришли без фонаря, как и в прошлый раз. Я казался им лишь темным пятном в углу.- Принесите огня, - сказал один.- На кой он нам черт! - воскликнул грубый голос, и я узнал этого негодяя Маттео. - Такое дело мне не по нутру, и чем меньше я буду видеть, тем лучше. Мне очень жаль, синьора, но приговор суда надо привести в исполнение.Первым моим порывом было вскочить на ноги, раскидать их и выбежать в открытую дверь. Но как тогда помочь Лю-чии? Допустим, мне удастся вырваться, но она останется у них в руках, пока я не приведу помощь, ведь в одиночку нечего и надеяться освободить ее. Все это мгновенно промелькнуло у меня в голове, и я понял, что мне остается лишь одно лежать смирно, покориться судьбе и ждать своего часа. Грубая рука негодяя ощупала мои волосы, которые до тех пор гладили лишь женские ручки. Вот он схватил меня за ухо, и все мое тело пронзила нестерпимая боль, словно меня жгли каленым железом. Я закусил губу, чтобы не закричать, и почувствовал, как по шее и по спине струится теплая кровь.- Ну вот, слава богу, все кончено, - сказал гондольер, дружески потрепав меня по голове. - Вы храбрая девушка, синьора, этого нельзя не признать, жаль только, что у вас такой дурной вкус и вы полюбили француза. Так что вините его, а не меня.Мне ничего не оставалось, кроме как лежать тихо, стиснув зубы от бессильной досады. Но, как всегда, мою боль и ярость успокоила мысль, что я пострадал ради любимой женщины. Мужчины имеют обыкновение говорить дамам, что были бы счастливы претерпеть ради них любую боль, мне же выпала честь доказать, что это не пустые слова. И еще я подумал, как благородно будет выглядеть этот мой поступок, если когда-нибудь про него узнают, и как будет гордиться Конфланский полк своим командиром. Эта мысль помогла мне перенести страдания, не издав ни звука, а кровь все текла у меня по шее, и слышно было, как она капала на каменный пол. Этот звук чуть не погубил меня.- Она истекает кровью, - сказал один из слуг. - Надо позвать доктора, не то утром вы найдете ее мертвой.- Что-то она не шевелится и даже не пикнула, - сказал другой. - Наверное, не пережила такого потрясения.- Вздор! Молодую женщину не так-то просто убить. - Это был голос Маттео. И отхватил-то я самую малость, только чтобы видно было клеймо. Вставайте, синьора, вставайте!Он тряхнул меня за плечо, и сердце мое упало, я боялся, что он нащупает под плащом эполет.- Ну как вы себя чувствуете? - спросил он. Я не отвечал.- Проклятие! Куда лучше иметь дело с мужчиной, чем с женщиной, да еще с первой красавицей в Венеции, - сказал гондольер. - Эй, Николас, дай-ка мне носовой платок да принеси фонарь.Все пропало. Случилось самое худшее. Теперь уж ничто не могло меня спасти. Я по-прежнему лежал, съежившись, в углу, но весь напрягся, как дикая кошка, готовая к прыжку. Уж если умирать, решил я, так пусть мой конец будет достоин славной жизни, которую я прожил.