И вот я приезжаю на Пицунду, экскаваторщик загружает мне кузов, и я на обратном пути останавливаюсь возле дома этого человека. Десять больших ящиков с мандаринами мы зарываем в гравий, и я уезжаю. Мы договорились встретиться за рекой Псоу.
Проезжаю мимо поста. Хохмач стоит на своем месте. Нарочно притормаживаю, показываю: мол, не хочешь ли проверить мой гравий. Он махнул рукой и даже отвернулся от меня. Наверное, все еще думал: кто посмел его разыграть.
Одним словом, все получилось чин чинарем. Мы встретились с этим типом за рекой Псоу, он заплатил мне деньги и взял свои ящики. А я повернул к железной дороге и скинул там гравий.
Дней через десять моя командировка кончилась. И вот я, последний раз проезжая мимо этого поста, остановился. Настроение имею рассказать хохмачу, как я его употребил. Если начнет на пушку брать, свидетелей нет, скажу, пошутил, а на самом деле ничего не было.
-- Чего стал? -- говорит он мне.
-- Нашел, -- спрашиваю, -- человека, что разыграл тебя?
-- Пока не засек, -- говорит, -- но он от меня никуда не уйдет.
Тут я не выдерживаю и подымаю хохот.
-- Он от тебя сейчас навсегда уедет! -- говорю.
-- Как так? -- спрашивает он и лицо у него балдеет, как в тот раз, когда увидел, что в гравии нет ящиков.
Я ему открыл свой марафет. И вдруг вижу -- не обиделся, оборотку не дает. Он даже сверкнул глазами на меня и протянул руку в кабину.
-- Молодец, -- говорит, -- дай руку! Ты первый шоферюга, который меня перехитрил. Но дело не в этом. Ты чужак. Приехал -- уехал. Я думал -- это наши ребята меня разыграли. Езжай! Только дай слово, что до Гудаут включительно никому ничего не расскажешь! А дальше -- кому хочешь рассказывай!
Я даю слово и еду дальше. Душа у меня кейфует: и деньги заработал, и этого знаменитого хохмача перехитрил... За Гудаутой есть ресторанчик. И я решил спокойно там пообедать и посидеть с нашими ребятами, если их там встречу. Захожу, а там целая орава сидит. Среди них двое моих друзей.
Ребята предлагают выпить, но я на колесах никогда не пью и отказываюсь. Мне не терпится рассказать про этот случай. И как раз в это время в ресторан заходит местный автоинспектор и подсаживается к нам. Я думаю -- все равно расскажу, еще смешнее будет. Я рассказываю, ребята умирают от хохота и подначивают местного автоинспектора. Он тоже смеется. Сам абхаз, между прочим.
А когда я кончаю, он лично подымает тост за мою находчивость и предлагает всем выпить. Все пьют за меня, и мне, конечно, приятно. И тогда он мне предлагает двумя-тремя стаканами отблагодарить друзей за тост, поднятый в мою честь. Я отказываюсь, но он не отстает, говорит, что ответственность целиком и полностью берет на себя как автоинспектор. Но я тоже слабину не показываю.
-- Спасибо, -- говорю, -- дорогой! Но я, во-первых, на колесах вообще никогда не пью. А во-вторых, у меня дорога и дальше тоже есть автоинспектора.
Я еще немного посидел с ними, а потом попрощался и вышел. Вдруг этот автоинспектор догоняет меня возле моей машины. Я что-то почувствовал, но еще не понял что к чему.
-- Слушай, -- говорит, -- покажи мне свои права.
-- Зачем? -- удивляюсь я.
-- Надо, -- говорит, -- потом скажу.
Я за собой никакой вины не чувствую и спокойно даю ему свои права. Он вынимает оттуда талон и вдруг делает прокол. Я балдею.
-- За что?! -- говорю.
-- Здесь, -- говорит, -- стоянка запрещена, а ты целых два часа здесь простоял. А сам смеется.
-- Тогда оштрафовал бы, -- говорю, -- если ты такой честняга. Прокол зачем сделал?!
-- Да, -- говорит, продолжая смеяться, -- здесь стоянка запрещена, и к тому же ты в своем рассказе кое-что утаил.
-- Что я утаил, -- говорю, -- и какое это имеет отношение к проколу?
-- Ты утаил, -- говорит он, -- что дал слово до Гудауты включительно никому об этом не рассказывать.
И в самом деле я об этом не говорил, не потому, что хотел скрыть, а просто забыл, это для моего рассказа не имело значения. Но откуда он узнал об этом? И тут я допетрил.
-- Он что, звонил? -- говорю.
-- А ты думаешь, -- смеется он, -- кроме тебя, никто не может пользоваться телефоном.
-- Но откуда он узнал, -- говорю, -- что я остановлюсь в этом ресторане?
-- Он все знает, -- продолжает этот автоинспектор, -- ты думал, что его сделал, но он в конце концов тебе отомстил.
Теперь что я ему скажу? Власть! Я уже сел в машину, думая, лучше бы он мой проклятый язык проколол, чем талон. Он, уже вижу, возвращается к ресторану, чтобы там рассказать, как они меня сделали.
И тут я вспомнил, что я не допустил нарушения слова.
-- Стой, -- говорю, -- что-то хочу сказать!
-- Что? -- поворачивается он.
-- Я же, -- говорю, -- рассказал об этом уже здесь, за городом. Если ты такой честный, почему ты мне прокол сделал?
-- Город растет, -- отвечает он, -- и ресторан теперь считается в черте города. Включительно!
-- Но я же не знал! -- кричу.
-- Надо было знать, -- отвечает он и входит в ресторан.
Вот какая жизненная история со мной случилась, когда я три года назад находился в командировке на Пицунде.
Мы посмеялись рассказу этого лихача, и он, с кротким терпением выждав, пока мы отсмеемся, спросил у меня:
-- Вот про этот случай, который был лично со мной, ты можешь написать?
-- Попробую, -- говорю, -- не знаю, что получится. В нашей компании был один старый рыбак. Среди таких рыбаков встречаются весьма затейливые законотолкователи. Когда рыба не клюет, они со всех сторон обдумывают вопросы государственного устройства и правопорядка. А так как рыба с годами на Черном море клюет все хуже и хуже, они в толковании этих вопросов достигают гигантских глубин.
-- Никакая цензура не пропустит, -- важно заметил он. Однако, помолчав, обнадежил: -- Но если в конце прибавить, что всех нарушителей арестовали, могут пропустить.
-- И меня? -- спросил лихач.
-- И тебя, -- безжалостно кивнул законотолкователь.
-- А меня за что?! -- воскликнул рассказчик.
Все рассмеялись искренности его удивления, но тут вся эта история продвинулась еще на один виток.
-- Когда это с тобой случилось? -- спросил у шофера самый молчаливый участник нашей компании.
-- Три года тому назад, -- сказал шофер.
-- Я там недавно проезжал, -- заметил молчун, -- твой гравий до сих пор лежит возле милицейского поста.
Предположения по поводу столь длительной консервации скромного памятника стратегической победы нашего лихача были прерваны появлением официантки с дымящимися чашечками кофе на подносе.
___
Пока шофер рассказывал свою историю, я следил за дядей Сандро. Он поглядывал на шофера, можно сказать, с гётеанской, олимпийской доброжелательностью, поощрительными кивками подчеркивая наиболее сладостные детали. Казалось, выражение лица его говорило: да, растут у нас хорошие рассказчики, возможно, и не без нашего влияния.
Реплики застольцев были выслушаны им тоже достаточно поощрительно. После этого он взял со стола чашечку кофе.
-- Раз уж заговорили о дорожных делах, -- начал он, отхлебывая кофе, -я тоже кое-что расскажу. Если кто то из вас уже слышал эту историю, ничего, еще раз послушает. Хороший рассказ, как песня, его много раз можно слушать.
Три года тому назад в один мартовский вечер мне надо было срочно поехать в село Анхара. Дело там у меня была с одним человеком. Такое дело, которое никак нельзя отложить до утра. Я спускаюсь к дому моего соседа Тенгиза и оттуда звоню моему племяннику Кемалу. У него машина.
Так, мол, и так, говорю, надо срочно ехать в село Анхара. Кемал, как обычно, минут десять мыкал в трубку, а потом говорит:
-- Не обижайся, дядя, но я сегодня не могу ехать.
-- Чего это ты не можешь ехать?
Опять засопел.