- Потренируйся, - говорит Гавриловна, - у специалистов. И привела к неопохмеленным сантехникам.
- Вот что, - смотрят на меня, - ты за президента или хрен знает за кого? За "Спартак" или наоборот?
- Меня к дурдому.
- Тогда беги к палатке. Там спросишь - зачем.
Палатка называлась "Эврика".
Опохмелились, велели тащить за ними банку с керосином.
В подвале дома, в котором требовалось провести капитальный ремонт труб, специалисты соединили к ним принесенную банку, всыпали еще какой-то химии и стали промывать насосом систему.
- А теперь, - говорят, - бегай по дому и нюхай, где пахнет.
Сам дьявол не поймет, чем только в том доме не воняло.
Было признано, что все прошло нормально. Поймали какую-то общественницу и она подписалась, что у нее к нам никаких претензий нет.
"Героический век!" - почему-то подумалось мне тогда.
Того Блаженного из метро я увидел избитого и выброшенного из милиции, сидящего на корточках у ее стены. Я подошел к нему и сел рядом. Закурил и неспешно завел разговор.
- Я знаю тебя. Ты Блаженный.
Тот посиневшим глазом смотрел на землю и, видимо, соглашаясь, молча кивнул.
- Ты, парень, - продолжал я, - видать, не можешь жить без неприятностей. Впрочем, оно понятно. Каждый имеет право на собственное несчастье. И потому ищет его повсюду. Тебе обязательно надо быть здесь?
- Я не знаю, где мне надо быть. - ответил тихо.- А кто это знает?
- А почему бы не пойти домой?
- Здесь мой дом.
- Милиция? Тюрьма - твой дом?
Он глазами пустыни посмотрел вокруг и вздохнул:
- Мой дом повсюду, где я есть. А я всегда в тюрьме. Я даже ношу ее с собой, она во мне, и не могу вырваться из своей тупой ограниченности! Мне к свету надо - в грязи сижу. Ноги, руки перебираю, но вяжет она! Воплю о свете с мешком на голове. Душа обгрызана, живот я ненавижу. А в окружении какой-то бред. Милиция - нам зеркало. Она показывает нам нас же схематично.
- Бред не имеет отраженья!
- Наша болезнь демонстрирует самую себя нам же яснее всего во всей кровавой ясности не в какой-нибудь печати, а именно - в милиции. В органах воздействия на нас. Милиция - не инопланетяне! Это - мы! Наши отцы, братья, маленькие мальчишки, попки которых мы отмывали. И вот он бъет меня резиновой палкой, мной же сделанной, с такой ненавистью, словно у него никогда не было матери, не было брата, любимой, как будто его кто-то вырастил в колбе! Или вытащил из ада. За просьбу мою прочесть мне их же обвинение, которое я должен был принять. Безысходная тупая злоба образовалась в моем доме.
Печать беспомощна в освещении природы человеческой низости, породившей эту же самую печать. Что останется печати, если вдруг порок исчезнет? Она и требуют от окружения компенсации сволочизмом. Дай преступление любой ценой! Чтоб на обличении заработать. И вал насилия идет. Никто не скажет, для чего. В порядке видится покорность, с регламентом страха и ненависти. "Человек рожден для счастья". Взять счастье и перья ощипать, чтоб вглубь вглядеться! Что в нем? Был классик прав: "Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!"
Я видел, что Блаженный распаляется. Его надо бы увести от этого опасного места, где мы птенцами у пасти сидим.
И я вмешиваюсь в монолог.
- Люди, что обидели тебя, не виноваты в том, что они, не понимая того, обречены быть жертвами происходящей революции жлобов. Идем со мной. Движенье нам поможет.
Мы поднялись и я его повел к себе.
- Ты, Дворник, видно хочешь навести порядок в моем уме. Спасибо, ненапрасный труд. В моем уме, действительно, порядка мало. Откуда взяться порядку для него?
- От природы, например. Совершенная гармония есть в ней.
- Глупость, Дворник, то, что дуракам кажется умным. Раз у гармонии больные дети, то не гармония она. Совершенство единственно. Как истина.
И потому не может плодиться, чтоб далее поиски себя продолжить. Да кому известно, что есть гармония и совершенство? Где Философский Камень смысла?
- Зачем он тебе?
- Чтоб остановить безумие, происходящее в моем доме.
- Блаженный, безумие поддерживает самое себя, найдя в себе восторг. Оно будет биться за себя. Даже жизни положит, чтоб только не кончаться. Как безумие наркотического дурмана. Человечество в таком дурмане. И не захочет выйти из него. Невероятное усилие нужно для его спасения. Посмотри: люди воруют, хватают, тащат, а их бъют, уничтожают, отстреливают, заклинают перестать, но они, как одержимые, не понимая даже зачем они это делают, все продолжают стаскивать добро к себе. Ими движет рефлекс накопления, который сильнее жизни. Вот родители посылают мальчиков своих убивать других мальчиков от других родителей. Знаешь - почему? Потому что насилие, как гнев, им доставляет наслажденье, как облегченье при туалете. И они не могут противостоять помешательству своему. А мальчики с той и другой стороны идут на заклание, как завороженные счастьем свершения смерти. Их нельзя остановить! Если б они имели внутренний запрет к убийствам, никакая б сила не смогла бы затолкать в их руки оружие. Но смерть манит и без приказа. Мальчишки мечтают об автоматах. Изготовители их еще не прокляты людьми! Они в доблесть возведены! И уважения хотят! Политики и офицеры лишь организуют эту похоть. А маниакальная страсть власти? При полном отсутствии понимания ее порочности, как средства углубления идеи насилия, несущей обманную цель. Тяга к пороку, чтоб стать им. Как остановить жажду безумия? Чем? Потрясением? Разумом? Нет ключей к человеческой сути.
- Есть, Дворник. В обнаженном сердце. Но оно должно гореть огнем и заражать других.
Мы подошли к нашему дворовому клубу. Животовский смотрит на небо, умиротворенно зажав стакан. На столе стоит бутылка водки. Маша с Витей-Прыщем и студентом Альбертом обсуждают способы войти в контакты с заграницей. Маша полагается на удачный брак с принцем Брунея Джефри. Витя за прорыв всей сопливой бандой на тибетской границе. А студент - подавшись в шпионы. Все - равно - в какие. Или в "Гринпис без границ". Они пришли к выводу, что будущее человечества за миром грез и иллюзий. Начало тому положено книжками, кинопродукцией, сектами, эротическими вакханалиями, хорошими шоу, кабаками, вот сейчас - наркотиками, а там - виртуальными компьютерами с одурманивающей музыкой. Зачем с этим бороться? Ведь счастье цель! Цель достигнута - умирай! Зачем его всю жизнь по крошкам собирать? Все равно - умрем! Зачем жить сто лет до миллиона болезней, когда за двадцать можно будет получить этого счастья столько, сколько полагается на десять жизней? Счастье растить своих детей? А им, этим детям, оно нужно? Чтоб их родили, учили, воспитывали? Ученые не могут понять, почему молодые по-варварски относится и к родителям, и ко всему окружению? Да они не виноваты в том, что их родили в этом сумашедшем доме. И вправе требовать компенсацию за это. А компенсации нет. Так чего ж не мстить за свое рождение? Человечество должно быть благодарным за открытие мира грез, иллюзий, счастья, куда каждый желающий может уйти. Итак, масштабы проекта предполагали перенимание передовых зарубежных технологий в этом направлении. Но для этого требовалось вначале влиться в тамошную атмосферу.
- Птицы перелетные, - говорит Животовский, - а кому вы там нужны со своим менталитетом?
Студент обиделся.
- На что Вы намекаете?
- Вы вроде медведя из леса, мечтающего переселиться в цирк. Тесны вам будут нравственные нормы, да и загадите тот цирк. Вы там никогда не будете в своей тарелке. И еще одно. Если ваш мозг когда-нибудь освободится от страсти по скверне, он опустошится вовсе. От чистоты бациллы гибнут.