Подельники его сбежали, Котя на суде бил себя в грудь - дескать, знать не знаю, кто такие, случайно затесался в компанию этих подонков, так, от нечего делать. Однако с помощью неопровержимых доказательств его приперли к стенке, уже не мог отпираться, что он главарь шайки, но сообщников так и не выдал, твердил одно: подобрал случайных людей среди бывших уголовников, назвать их при всем желании не может.
- Ты что мне лапшу на уши вешаешь? - обиделась Марта.
- Какая лапша? Я привожу на память его показания на суде, цитирую, так сказать.
- Ну нет, всухую я не могу такое слушать! У тебя есть еще пиво?
Вернулась с пивом, уселась, и я продолжала просвещать ее. Знакомила с делом Пташинского, попутно понося на чем свет стоит тогдашние нравы и законы.
- Красавчик Котя так никого и не выдал, взял всю вину на себя. Поначалу громкое дело постарались замять, перестали о нем извещать общественность, процесс шел своим ходом, но уже без чрезмерной рекламы. Это теперь у нас журналистов хлебом не корми, дай тиснуть материальчик погорячее. Самые заурядные происшествия у них - "сенсация". Тогда же цензура не зевала, прессу держала в ежовых рукавицах, телевидение тем более, так что о процессе Пташинского вскоре все забыли. А я знала. И приговор - вышка - тоже помнила. И что его привели в исполнение на бумаге, а не на деле, - точно знаю.
- Откуда?
- Потому что вращалась тогда среди прокуроров, один из которых был в то время моим спутником жизни. Ты что, пропустила мимо ушей?
Не все сохраняет память, но события выдающиеся, а тем более ужасные, запечатлеваются в ней навечно, независимо от твоего желания. С прокурором, который якобы присутствовал при исполнении приговора Пташинскому, я в тот самый день играла в бридж. В обществе других работников юриспруденции, в том числе и моего тогдашнего хахаля. Разумеется, бриджа в обществе юристов я бы не запомнила, в бридж тогда мы играли часто, но тут меня удивило, что вот этот прокурор сел за карточный стол после того, как при нем каких-нибудь полчаса назад казнили человека. Видела я одного такого, присутствовавшего при смертной казни, так он не только в бридж не мог играть, но вообще ни на что не годился. Пришел в себя лишь после того, как опорожнил пол-литра чистой, не закусывая, и после этого отключился.
- И тебе хватило таких косвенных наблюдений? - усомнилась Марта.
- За кого ты меня принимаешь? Кроме косвенных, были и прямые доказательства. Ну, во-первых, во время того исторического бриджа вся эта прокурорская свора обменивалась шутливыми замечаниями, намеками, вроде бы только им понятными, а я не настолько была глупа, чтобы не сложить два и два. Ну и сделала соответствующие выводы. А потом, когда с моим бывшеньким мы остались с глазу на глаз, я ему задала вопрос в лоб.
- И что?
- Надо сказать, он относился к людям, которые никогда, нигде, ни за что прямо не ответят. И тут вился как уж, но тогда у меня были способы выковырять из него правду. Пришлось поклясться, что тут же забуду о ней и никогда в жизни не вспомню. И не вспомнила бы, что мне за дело до какого-то Пташинского? А Котю я много раз встречала на ипподроме уже после суда над Пташинским, но понятия не имела, что это одно и то же лицо. Только вот теперь Анита раскрыла мне глаза.
Марта, попивая пиво, интенсивно обдумывала услышанное. Потом потребовала разъяснений:
- Ну ладно, с грехом пополам я тебя поняла. Шлепнули Пташинского вроде как для виду, а он остался жив-здоров. Зачем же это сделали и кому это было нужно?
- Всяким сволочам из верхушки руководства той поры и кое-кому из органов. Точнее не знаю, тут уж скорее Анита могла бы порассказать. Именно им нужен был такой ловкий уголовник, как Пташинский, когда требовалось обделывать свои грязные делишки.
И не только при ограблении банков. Раз как-то попала мне в руки фотография, на которой мелькнула знакомая морда, здорово был похож на Котю с ипподрома. Но это уже было после смены государственного строя, так что теперь я делаю вывод: Котя продолжал трудиться на пользу власть имущим, хотя у власти теперь не комухи, а свободные предприниматели.
- То есть действовал наоборот?
- Вот именно. Настали другие времена. И сдается мне, для кого-то он сделался персоной нон грата. Слишком много знает, неудобный свидетель. А может, у него просто кончились денежки и он пошел на шантаж...
Марта решительно перебила меня:
- Все, довольно, плевать мне на эти исторические сложности, не хочу знать больше того, что мне положено, и деликатно напоминаю - мы с тобой пишем сценарий любовного сериала, камерального, наш труп тоже должен быть камеральным, а ты выводишь его на широкие воды...
- Но ты же хотела затронуть и некоторые служебные проблемы сотрудников телевидения, сама говорила, что они иногда позавлекательнее любовных.
- За такие меня могут и с работы турнуть.
- Могут, - вынужденно согласилась я. - Тем более что у нас появился труп, подшитый политическими мотивами.
- Иоанна, а кто клялся - политики не коснется?
- Я и не собираюсь касаться, не выношу пиявок. Но накопившиеся у нас факты надо хорошенько обсудить, может, удастся кое-какие переделать на эротические и использовать с умом. Жаль терять такие острые повороты сюжета.
Подумав, Марта поинтересовалась:
- Все эти твои исторические преступления объясняются чистой идеологией? Деньги для них ничего не значили? Ведь для теперешних...
- Еще как значили! Пожалуй, были даже самым главным.
- Ну, тогда мы можем затушевать политические аспекты и опираться исключительно на материальную заинтересованность. Увяжем с современностью и без выпячивания политики. Погоди, а что со вторым?
Я сразу поняла - спрашивает про второй труп, и тяжело вздохнула.
- О втором ничего не знаю. Анита что-то вспомнила, придется подождать, пока доедет до дома и позвонит. Возможно, по дороге еще над этим подумает.
- Тогда повтори еще разок историческую часть с накопленными нами фактами, только, пожалуйста, по порядку и спокойно. И во всех подробностях.
Ну и в результате наш курчонок, позабытый-позаброшенный в духовке, отлично запекся. Что значит запекать птицу в закрытой жаровне! А Марта не потеряла аппетита, невзирая на все потрясения сегодняшнего утра - и личные, и политико-исторические.
Сколько сил положила бедная Мартуся, чтобы заставить принципиального Доминика простить ей преступную страсть к игре и вернуть свою благосклонность! Весь вчерашний день этот герой-любовник был каменно неприступным и лишь к вечеру размяк: видимо, потребовалась любящая и преданная грудь, чтобы выплакаться на ней.
Ко мне Марта примчалась к полудню следующего дня и с порога тоже принялась плакаться:
- Толку мне от такого любовника... Половину отведенного нам времени потратил на рассуждения о пагубности азарта, особенно для столь психически неуравновешенной личности, как моя. А вторую половину посвятил ознакомлению меня с тем, что ему пришлось пережить в связи с допросом по случаю обнаружения трупа в соседней комнате гостиницы. Но ничего, моя неуравновешенная личность выдержала все! Тем более что удалось все же оставшееся время использовать рационально. Да и из его слезливых причитаний о душевных страданиях наскребла кое-какую конкретную для нас пользу. Ведь причиной стонов было обнаружение трупа. А теперь он опять любит меня, хотя и с оговорками, и мне ничего другого не остается, как примириться с этим, ведь я хочу жить с ним, а не без него. Мой организм этого домогается.
Я лишь грустно покачала головой, отходя от компьютера.