- Она русская? А то фамилия какая-то восточная.
- Русская. Темноглазая, правда, и черненькая, а так - физиономия совершенно заурядная, славянская. Волосы только, как у татарки... А насчет работы? Когда они встречались - два, три года назад - тогда она работала в какой-то частной лавочке то ли секретарем-референтом, то ли бухгалтером, то ли каким-то администратором. Сейчас - не знаю. Фирмы эти банкротятся одна за другой, разваливаются, как карточные домики.
Бабочка, мелко затрепетав крылышками, перелетела с карниза прямо на письменный стол и села на перекидной календарь. Тамара проводила её глазами. Чуть улыбнулась, как бы приглашая Андрея печально умилиться вместе с ней. Тот вовремя не отреагировал, и улыбка на Тамарином лице погасла.
- Собственно, больше мне рассказать вам нечего, - она достала из сумочки носовой платок. - Я просто посчитала это важным... Особенно, в свете того, что Валера об этой особе не упомянул. Странно. Каких-то совершенно посторонних девочек вспомнил. Причем тут же! А о своей бывшей любви позабыл... И еще, вы заметили, он ведь не выдержал паузы, после того, как вы сказали про черный волос? Не удивился, не растерялся! Отреагировал мгновенно, как будто что-то такое за этой женщиной подозревал и просто хотел её спасти.
- Да-да, я помню: Зои, Лады, Ляльки... Скажите-ка, Тамара Антоновна, а эта Лиля Муратова, она теоретически могла водить знакомства уровня Тима Райдера? Ну, она выглядела, как референт крутой солидной фирмы, сотрудничающей с англичанами, или же как бедная секретарша из какой-нибудь конторы, арендующий ближайший подвал?
По выражению лица Тамары он мгновенно понял, что той ужасно хочется сказать: "Да, она выглядела как дешевая, жалкая секретарша!" Однако, голос разума возобладал:
- Она хорошо выглядела. Достаточно дорого. Правда, внешность у нее, говорю же, была заурядная, а так - вполне даже ничего.
- Теперь такой вопрос. Не вспомните ли вы, может быть она работала референтом-переводчиком? Или просто переводчиком в какой-то конторе?.. Еще бы было очень хорошо, если бы вы вспомнили, где она училась и сколько ей сейчас лет.
- Лет? Лет, наверное, столько же, сколько и мне. А где училась? Не знаю... Я могла бы потихонечку выяснить у Валеры. Но это, конечно, не сразу. Тем более, после этих ваших вопросов о женщине с черными волосами.
Платок в её руках взмок и потемнел. Она быстро приложила его к ладони. Андрей заметил на руке у Тамары мокнущую серо-красную корку.
Перехватила его взгляд, вздохнула:
- Экзема... То ли аллергическое, то ли на нервной почве. Те клиенты, которые не из постоянных, шарахаются: боятся, что к их драгоценной ткани зараза пристанет.
- Значит, Лиля Муратова... Что ж, Тамара Антоновна, спасибо вам большое за помощь. Если понадобится что-нибудь уточнить, я с вами свяжусь.
Когда она вышла из кабинета, Андрей подтянул к себе телефонный аппарат и набрал знакомый номер. Трубку снял Митя Лежнев, передал Сереге.
- Ну, и как дела? - ехидно осведомился Красовский. При посторонних ругательства типа "лицо процессуально самостоятельное" и "орган предварительного следствия" он не употреблял. - Тоскуешь? Надеюсь, сегодня осознание полной глухости и беспросветности дельца навалилось на тебя всей своей массой?
- Тебя хочу спросить, как дела? - он помахал рукой. Шоколадного цвета бабочка, наконец, слетела с календаря. - Что там по поводу Кузнецовой?
- Радуйся! Агентство нашли, в котором наша Олеся Викторовна работала. "Арбат" называется, в самом центре находится. А в агентстве раньше работала некая Даша. Это сейчас она окрутела, потому что супруг её буквально озолотился на каком-то бизнесе: дома сидит, по парикмахерским ходит.
Но раньше числилась там диспетчером, все про всех знала, а с Олесей Викторовной состояла так и вовсе в приятельских отношениях.
- И что говорит?
- Пока ничего. С ней ещё не разговаривали. А разговаривали с некой Викой Коротковой из того же агентства... Да, и еще. Матери Кузнецовой сообщили, она нетранспортабельная: в больницу тут же попала с сердечным приступом. Так что хоронить Олесю, скорее всего, повезут в Пермь.
- Понял тебя, - Андрей едва удержался, чтобы не ляпнуть дежурное и такое нелепое в данной ситуации "отлично". А Красовский, естественно, не смолчал и ответно прогундел в трубку:
- Понял. Вас понял. Одиннадцатый. Как слышите? Прием!
* * *
Женщина была совсем маленькой и хрупкой. С очень подвижным лицом и светло-русыми, подстриженными под короткое каре волосами. В кресле ей явно не сиделось. Она ежесекундно порывалась вскочить, но словно останавливала сама себя, с силой ударяя маленькими кулачками по коленкам.
- Олеська! Не может этого быть!.. Ну, как же так? Олеська!.. Знаете, до сих пор не могу поверить. Все это как-то нереально. И она была такая решительная, когда собиралась уезжать в Лондон. И вы вот совсем непохожи на следователя...
О том, что он "непохож на следователя", Андрей слышал за свою жизнь раз, наверное, сто. Еще мама когда-то говорила: "Сына, ну зачем тебе сдался этот юрфак? Я все понимаю: специальность серьезная. Но достаточно ли серьезен для неё ты сам? Нет, даже не "серьезен" - не то слово... Твоего клоуна Красовского и то легче представить в какой-нибудь комнате для допросов. В зеркало на себя посмотри! У тебя же творческая физиономия. Актером бы тебе быть или скрипачом. Бог даже с ними, с твоими самолетиками - иди в инженеры-конструкторы. Но вся эта грязь, криминал, преступления... Ты мне скажи: преступники-то будут воспринимать тебя всерьез?"
Он грозился отрастить усы, бороду и рассечь лицо каким-нибудь ужасным шрамом. А, главное, коротко постричь темные прямые волосы. Мама рассержено отмахивалась: "Что толку с тобой разговаривать?"
Все те другие, которые были после Катьки, тоже спрашивали: "Следователь? Настоящих преступников ловишь?.. Да ну, не сочиняй!" Однажды он заблаговременно ответил: "Скрипач и актер А ещё пишу стихи". Девушка (ее звали Людой) попросила что-нибудь почитать. Он с трагическим лицом сымпровизировал:
"Два сердца тянутся друг к другу,
И в страстной, пламенной груди
Как пони бегают по кругу,
Не зная, что там впереди?"
Девушка оказалась дурой, поэтому восприняла сии строки абсолютно серьезно. Более того! Она умудрилась с влажными от слез глазами процитировать их в компании Красовского.
Это был апофеоз!..
- В какой груди? - не очень уверенно спросил сначала Серега. Потом уточнил:
- Сердца, как пони? Я правильно понял? И по кругу? И оба - в одной груди?
Далее начались вариации на тему груди, грудей и прочих плацдармов, по которым могут бегать резвые лошадки.
Девушка обиделась, а Андрей понял, что это конец. Уже на следующий день Красовский скромно вошел в его кабинет, положил на стол листок из тетрадки в клеточку и попросил дать оценку творчеству дилетанта. На листочке было написано:
"Сердце резвым попугаем
Билось в пламенной груди,
И слезинки, как алмазы,
По щекам моим ползли".
- Иди отсюда, а? - грустно попросил Андрей. Серега ушел, и в тот же день нажаловался приятелям-операм на мэтра Щурка, который сам создает безусловно гениальные строки (строки при этом цитировались), но новичкам помогать не хочет...
- ... Вы совсем не похожи на следователя, - потерянно повторила женщина. - И все же, это правда: Олеси больше нет...
- Дарья Сергеевна, - Андрей откинулся на спинку стула. - А вот вы сказали, что, уезжая в Лондон, Олеся выглядела решительной? Что это значит? Объясните, пожалуйста... Все-таки невеста, жена. Девушка, недавно и удачно вышедшая замуж...