Она принадлежала Ники.
Она подала мне книгу. Я взглянул на обложку, но тут же отложил ее в сторону и стал наливать чай.
— «Навигация для начинающих». — Я подал ей чашку и блюдце. — Его интересовала навигация?
— Понятия не имею. Но меня она интересовала. Я забрала ее у него из комнаты. Не думаю, чтобы он обнаружил потерю или догадался, что я позаимствовала книгу. У него был ящик, и он складывал туда вещи, вроде тайника у мальчишек. Но однажды, когда я зашла к нему в комнату, вещи были вынуты, словно он прибирался. Ну, в общем он отсутствовал, и я забрала книгу… Он бы не стал на меня сердиться, он на редкость легко ко всему относился… и, наверное, вышло так — я оставила ее у себя, а поверх положила что-то еще и просто забыла.
— А вы ее прочли? — задал я вопрос.
— Нет. Мне было не до того. Это случилось несколько недель назад.
Я взял книгу и раскрыл ее. На форзаце кто-то черными чернилами написал: «Джон Вайкинг». Почерк был твердый и отчетливый.
— Я не знаю, — сказала Льюис, предвосхитив мой очередной вопрос, — написал ли это Ники или кто-то другой.
— А Дженни знает?
— Она не видела книгу. В то время она уехала с Тоби в Йоркшир.
Дженни вместе с Тоби. Дженни вместе с Эшем. Бог ты мой, подумал я, чего еще можно было ждать. Она ушла, она ушла, она тебе больше не принадлежит, вы разведены. И я не был один, во всяком случае, совсем один.
— У вас очень усталый вид, — заметила Льюис.
Я смутился.
— Есть немного.
Я полистал страницы, легонько постучав по ним большим пальцем. Это была, как и следовало ожидать, книга о навигации на море и воздухоплавании с чертежами и диаграммами. Непонятные мне подсчеты, секстанты и описание течений.
Никаких заметок на полях я в ней не обнаружил, за исключением формулы из букв и цифр, написанной теми же чернилами на обороте задней обложки.
+
Подъем = 22,024xVхРх(1/T1 — 1/T2)
Я показал формулу Льюис.
— Как по-вашему, это что-нибудь значит? Чарльз говорит, что у вас диплом по математике.
Она немного нахмурилась.
— Ники требовался калькулятор, чтобы сложить два плюс два.
Однако он отлично справился, когда пришлось складывать две и десять тысяч, мелькнуло у меня в голове.
— Хм-м, — проговорила она. — Подъем равен 22.024, время объема, время сжатия, время… Мне кажется, здесь идет речь об изменениях температуры. Я этим никогда не занималась. Лучше обратитесь к физикам.
— Но это имеет отношение к навигации? — спросил я.
Она сосредоточилась. Я обратил внимание, как напряглись ее лицевые мускулы, пока она пыталась разобраться в формуле. Она не только хороша собой, но и быстро соображает, решил я.
— Забавно, — произнесла она наконец. — Но я думало, в этой формуле говорится, сколько всего вы сможете поднять на аэростате.
— Значит, тут имеется в виду дирижабль? — задумчиво сказал я.
— Это зависит от того, что означает 22.024, — ответила она. — И особенно важно, — добавила Льюис, — что конкретно подразумевается в уравнении.
— Я лучше разбираюсь в том, кто может победить в три тридцать.
Она посмотрела на часы.
— Вы опоздали на целых три часа. Завтра они покажут то же самое время.
Льюис откинулась в кресле и вернула мне книгу.
— Вряд ли это вам поможет, — проговорила она. — Но, по-моему, вы желаете узнать о Ники хоть что-нибудь.
— Это может мне очень помочь. Заранее никогда не знаешь.
— Но как?
— Книга принадлежит Джону Вайкингу.
— Но как?
— Книга принадлежит Джону Вайкингу. А Джон Вайкинг может быть знаком с Ники Эшем.
— Но вы-то не знакомы с Джоном Вайкингом.
— Нет… — согласился я. — Но он специалист по аэростатам. А я знаю кое-кого, кто разбирается в аэростатах и, ручаюсь, мир любителей аэростатов невелик, как и мир любителей скачек.
Она взглянула на кипу открыток, а затем вновь на книгу. И неторопливо проронила:
— Я верю, что так или иначе вы его найдете.
Я отвернулся от нее, поглядев куда-то вдаль.
— Дженни утверждает, что вы не уступите и не бросите дела.
Я чуть заметно улыбнулся.
— Вы цитируете ее слова?
— Нет. — Я почувствовал изумление Льюис. — Упрямый, эгоистичный и твердо решивший идти своим путем.
— Недалеко от истины. — Я постучал по книге. — Вы можете мне ее оставить?
— Конечно.
— Благодарю.
Мы обменялись взглядами. Это было естественно для людей нашего возраста и разного пола, сидящих в спокойной, уютной квартире на исходе апрельского дня.
Она уловила изменившееся выражение моего лица и угадала ход моих мыслей.
— Когда-нибудь в другой раз, — суховато заметила она.
— А сколько еще времени вы будете жить вместе с Дженни?
— Неужели для вас это что-нибудь значит? — спросила она.
— М-м-м…
— Она считает вас твердым как кремень. Она говорит, что сталь — пушинка по сравнению с вами.
Я подумал о страхе, горечи презрения к себе и покачал головой.
— Ну а я сейчас вижу, — по-прежнему неторопливо заметила она, — человека, который всеми силами старается быть вежливым с незваной гостьей.
— Я вас приглашал, — возразил я. — И со мной все в порядке.
Однако она поднялась, и я встал вслед за ней.
— Надеюсь, вы привязаны к вашей тетушке, — проговорил я.
— Я ее обожаю.
Она холодно, довольно иронически улыбнулась мне. Впрочем, в ее улыбке угадывалось также и удивление.
— До свидания, Сид.
— До свидания, Льюис.
Когда она ушла, я включил одну или две настольные лампы — за окнами начало смеркаться. Напил виски. Посмотрел на бледную связку сосисок в холодильнике, но не стал их готовить.
Больше никто не явится, подумал я. Но каждый из гостей оставил здесь свою тень, особенно Льюис. Да, никто больше не явится, но он будет со Мной, как и в Париже… Тревор Динсгейт. И никуда от него не скрыться. Он неотступно напоминает мне о том, о чем бы я предпочел забыть.
Немного погодя я сбросил брюки и рубашку, надел короткий синий халат и на время расстался с протезом. Сейчас мне действительно было больно его снимать.
Но я решил не придавать этому значения.
Я вернулся в гостиную, чтобы заняться уборкой, но в таком хаосе никогда не знаешь, с чего начать. И я долго стоял и смотрел, поддерживая обрубок левой руки здоровой и целой правой. Я размышлял, какая ампутация хуже — внешняя, видимая всем, или незримая, когда у тебя удаляют душу.
Унижение и отверженность, беспомощность и поражение… После всех этих лет я не позволю… с ожесточением подумал я, черт побери, я не позволю страху меня победить.
Глава 9
Лукас Вейнрайт позвонил мне на следующее утро, когда я ставил чашки в мойку.
— Ну, как, есть достижения? — с начальственно-военной интонацией обратился он ко мне.
— Боюсь, — с сожалением отозвался я, — что я потерял эти заметки. И мне придется снова сделать выписки.