Если бы я был профессиональным писателем, как мечталось мне с детства, я бы написал о нем роман - бывший легендарный авторитет уходит из криминала, держит модельное агентство, влюбляется в своих пятнадцатилетних нимфеток, заботится о них, выводит их в космос модельного бизнеса, а они уходят от него, не сказав и спасибо…
Достав из кармана фото Полины Суховей, я положил его на стол перед Абхазом:
- Я ищу эту девушку.
Он взял фото, поднес к глазам так, как делают это близорукие, и сказал:
- Полина Суховей.
- Ты ее знаешь?
- Еще бы! Она из Нижнего Новгорода, ушла от меня года три назад. Нет, больше - три с половиной. А вчера появилась, ты просто везунчик. Зачем она тебе?
Я встрепенулся:
- У тебя есть ее адрес? Телефон?
- Ты не расслышал? Я спросил: зачем она тебе?
- Не для модельного бизнеса, - успокоил я его. - Но мне нужно ее найти.
- Она и не годится уже для модельного бизнеса, - усмехнулся Абхаз. - Она просила у меня работу, но я ей так и сказал, открыто: «Полина, модельный бизнес уже не для тебя. Поезд ушел!»
- И она не оставила тебе свой телефон? Адрес?
Наверное, в моем голосе прорвалось такое отчаяние, что Абхаз, допив остатки пива в кружке, поставил ее на стол и сказал:
- Знаешь, тогда, в камере, когда ты пырнул себя заточкой в живот, я все равно не поверил, что ты наш. Но ты это сделал, это было красиво, и я тебя зауважал, даже назвал своим братом. Скажи мне, зачем тебе эта Полина, и я тебе снова помогу.
Но я не мог рассказывать ему всю историю - про Кожлаева, про Рыжего… Я сказал:
- Знаешь, брат, вот у тебя есть «Ред старс», это твой последний шанс. А мой последний шанс - эта Полина. Больше я тебе ничего сказать не могу, такая у меня профессия. Хочешь - помоги мне ее найти, а не хочешь - я пошел. И я могу сам заплатить за свой шашлык и за пиво…
- Обижаешь? - усмехнулся он. - Абхазца обижаешь? Своего брата?
Я напрягся, я знал, что за этим может последовать. Легенда говорила, что в бешенстве молодой Абхаз мог действительно сразить любого тяжеловеса - и на ринге, и в зоне. Но Абхаз сказал миролюбиво:
- Ладно. Ты увидишь ее. Вечером приходи в «Вишневый сад».
Чем лечится русский мужик в беде, нищете или отверженности от шведского стола нашей демократии? Он лечится простым и универсальным средством - стаканом.
А чем лечится русская женщина в отверженности от этого же стола? Макулатурой. Ой, оговорился - книгой. Книгой, которая, как водка, может выключить из реальности и перебросить в другой мир и другую жизнь. Причем чем проще напиток и чем меньше сил нужно затратить на его усвоение, тем лучше. Именно это определяет небывалый рост потребления пива и женской детективной литературы в последние годы. Ушлые издатели давно ухватили эту тонкость, сколотили артели литературных негров, дали им звучные наименования вроде «Олимп» и приспособили под макулатуроварение, которое эти олимпийцы гонят с производительностью пивоваров «Amstel».
Впрочем, одной нашей нищетой массовый запой дешевыми детективами не объяснишь, поскольку при любом уровне достатка люди, помимо всего, любят просто влезать в чужую жизнь, подглядывать за ней в замочную скважину, в окно, в дырку в заборе. Точно такая же obsession, одержимость и искушение вызнать подробности чужой жизни, есть в нашей профессии. И пусть наши Агаты Кристи в милицейских юбках и Сименоны в армейских погонах подсовывают своим героям романтические идеалы служения отечеству и борьбы со злом - все это мура и демагогия; на самом деле эти олимпийцы просто наживаются на стремлении нищих забыть о своей нищете и на тяге обывателя заглянуть в чужую жизнь.
Чем больше в обществе нищеты, тем больше в литературе и на экране замочных скважин, через которые бедным показывают картинки из жизни удачливых и богатых, и утешают их тем, что богатые тоже плачут, - не зря самое большое количество сериалов делает нищая Мексика.
И это прекрасно понимают наши производители сериалов, которые, впрочем, идут дальше мексиканских - теперь у нас, совсем как в советские времена, экраны всех государственных, полугосударственных и окологосударственных каналов демонстрируют не столько зрителям, сколько Кремлю, какая огромная борьба с преступностью разворачивается под мудрым руководством партии власти. Под этим предлогом за государственные деньги уже сделано больше фильмов о бандитах, чем за все семьдесят лет советской власти было сделано фильмов о коммунистах…
А на самом деле в моей профессии служение долгу, обществу, государству - это или третично, или вообще не существует. Зато…
Как клево, как сладостно, как почти сексуально это удовольствие постепенно вникать в чужую жизнь! Медленно и смутно, как недопроявленное фото в кювете фотолаборатории, стало теперь вырисовываться в моей голове хоть какоето подобие разгадки истории, которую я разматываю. Четыре или пять лет назад Полина - шестнадцатилетняя «Вицемисс Нижний Новгород», красивая и сияющая искушениями проснувшейся плоти, как шестнадцатилетняя Маргарита Терехова в фильме «Здравствуй, это я!», приехала завоевывать Москву и стала моделью в «Ред старс». На тех фото, что я видел в ее квартире на Патриарших и у ее родителей в Нижнем, она просто неотразима. Такой шестнадцатилетней дивой была, наверное, и Ева в раю, когда соблазнила Адама. И такой же сфотографировал ее Кожлаев в своей спальне. А затем, «года четыре назад», как сказала ее соседка в Нижнем, она родила мертвого ребенка. Таким образом, нетрудно предположить, чей это был ребенок. И если это действительно был ребенок Кожлаева, то понятно, почему Полина не хотела ехать к нему в больницу, сказала: «Пусть он сдохнет!» Там, в прошлом, была любовная драма или даже трагедия - мертвый ребенок, сломанная карьера модели… А Кожлаев, наверное, хотел перед смертью вымолить у нее прощение - самые заядлые преступники и даже убийцы перед смертью становятся порой сентиментальны.
Но при чем тут Рыжий? Зачем емуто Полина? Даже если Кожлаев, умирая, завещал Рыжему дать Полине какието деньги, Рыжий не тот человек, который ради такого поручения станет нанимать частного детектива…
Я сидел на Тверской, в бывшем ночном клубе «НемировичДанченко», недавно переименованном в «Вишневый сад». Не зная, что Абхаз имел в виду под словом «вечер», я пришел сюда в восемь или даже чуть раньше, заплатил 20 долларов, то есть, простите, у.е., за вход, миновал раму металлоискателя и обыск у дюжих охранников, и, пройдя мраморно холодный вестибюль с раздевалкой (за стойкой этой раздевалки торчал эбонитовочерный эфиоп в красной ливрее, я сдал ему свой плащ, и он сказал мне «здравствуйте» и «пожалуйста» почти без акцента), открыл высокую дубовую дверь и вошел в зал.
Но в зале «Сада» было практически пусто и тихо, даже музыки не было, только в глубине, в ресторане, за столиками сидели несколько бизнесменов - новых русских и новых чеченцев. Пришлось и мне занять столик, заказать ужин и выпивку. Теперь, когда я вотвот должен был увидеть эту чертову Полину, я мог себе позволить даже коньяк. Но я заказал джин и тоник, это както больше соответствовало мраморной холодности стен этого зала, его высоким потолкам и зеленым мраморным колоннам. Правда, зная характер наших барменов, я заказал джин отдельно, а тоник отдельно. Зато на ужин - греческий салат, оливки и ягненка под острым соусом: присутствие в ресторане богатых чеченцев подсказывало, что здесь должна быть хорошая кавказская кухня. Иначе они сидели бы в другом месте.