В темном месте Ольга остановилась. Юрий тоже. Ольгу слегка затрясло... Теперь уж она не могла -- обняла его, на-шла его губы и нежно поцеловала. Едва сдержала себя, чтоб не впиться в них с жадностью.
-- Вот так... как учил Лев Толстой. Ну что? Говори что-ни-будь! -Ольга еще держала его в объятиях.
-- Оля, что это? -- голос Юрия вздрагивал. -- Что-то не понимаю...
Ольге стало легко и весело. Теперь она обрела себя. От-пустила его, вздохнула полной грудью.
-- Пойдем на речку, я утоплюсь. Только не молчи, а то мне сейчас станет стыдно.
-- Я не молчу. Я только не понимаю...
-- Да я сама не понимаю! А чего непонятного, кстати? Ну, поцеловались. Ты что, до этого никогда не целовался?
-- Почему?..
-- Ну и вот. Влюбилась в тебя. Но убей бог, не знаю, за что. Ты красивый, что ли? В тебя влюблялись?
-- Кой черт влюблялись! Я как тюлень...
-- Вот, а я как раз люблю тюленей.
Подошли к речке, Ольга оперлась руками о берег, при-пала к воде.
-- Охх!.. Сейчас всю выпью, -- еще раз припала.
Юрий сел на камни. Молчал. Он еще не пришел в себя от случившегося.
-- Ну пойдем, -- Ольга поднялась, ополоснула руки. -- Я объясню, что произошло, -- действительно стало немножко стыдно. "Тороплюсь. Всегда тороплюсь". -- Произошло... я не знаю, что. Кажется, я правда влюбилась. Но поступила сейчас ужасно-ужасно глупо, -- Ольга говорила тихо. Ей за-хотелось вдруг плакать. -- Ужасно!.. Дура.
-- Не надо так, Ольга.
-- А иначе не могла. Мне показалось, что я тебе нужна. Понимаешь? Не сейчас, не... Всегда. И ты мне нужен. Но я... маханула так, что теперь не понимаю: это показалось или это так и есть?
-- Ольга, -- сказал вдруг твердо Юрий, -- я слабохарак-терный человек, но иногда на меня находит... Не мучайся. Я знаю, что тебя мучает: сама первая сказала. Да еще так... сра-зу. Только, ради бога, не мучайся. Во-первых: если мне не сказать, я сам никогда не скажу. Во-вторых... Черт, я еще не очухался...
-- Иди домой. Давай очухаемся.
-- Подожди, Оля.
-- Нет, давай подумаем. Надо. Иди. До свиданья, -- Ольга повернулась и пошла в свою улицу. Шла скоро, не разбирая дороги. Она плакала. Это впервые за много-много лет. Она да-же не помнила, когда она последний раз плакала. Плака-лось, не могла успокоить себя и не могла понять: отчего же плачется-то?
На другой день Юрий рано утром пришел к Фонякиным.
Фонякин ругался по телефону в прихожей.
-- Здравствуйте.
-- Здравствуйте. Счас, минуточку... -- Фонякин выяснил наконец, сколько машин пойдет с рабочими на покос, по-весил трубку.
-- Ольга Павловна дома?
-- Ольга?.. Спит, наверно. Счас посмотрю.
Юрий остался в прихожей.
-- Идет, -- сказал Фонякин, проходя в кухню. -- Сади-тесь, пожалуйста.
-- Ничего, спасибо, -- Юрий подождал немного в при-хожей, потом вышел на крыльцо. Не заметил сам, как на-чал ходить по крыльцу туда-сюда.
Вышла Ольга в халате... Наступил тот самый момент, ко-торого оба, наверно, боялись и ждали. Сколько он про-должался, этот мучительный момент?.. Смотрели в глаза друг другу...
-- Я не умытая еще, -- словно оправдываясь, сказала Ольга. Сказала негромко.
Юрий шагнул к ней, взял за руки.
-- Оля...
-- Подожди, не надо. Не говори. Я сейчас... возьму поло-тенце.
-- Оля, я только хочу сказать...
Ольга, не слушая его, ушла в дом. Вышла она в легком ситцевом платье, которое очень бы-ло к лицу ей. На плече -- полотенце.
-- Оля...
-- Не надо! Ты же сказал. Я все поняла, Юра.
-- Я ничего еще не сказал. Я всю ночь думал...
-- Теперь ты торопишься. Не надо. Давай спокойно идти... Я тоже всю ночь думала.
-- Мы куда?
-- На речку. Купаться.
-- Я, кстати, там пиджак забыл вчера.
Ольга засмеялась.
Утро было на редкость прекрасное. Солнце выплыло из-за горы и всю землю затопило прозрачным теплым све-том.
Все отсыревшее в ночной прохладе -крыши домов, заборы, деревья, -- все отходило теперь, чуть парило, изда-вало волнующе-свежий, резковатый запах подгнившей древесины, зелени, подсыхающей земли... Взошло солнце, и природа светло безмолвно ликовала. Человеку бы так!
-- Побежим? -- предложила Ольга. И первая побежала. Юрий побежал за ней следом.
-- Неудобно немного... Оль?! -- негромко крикнул он на бегу.
-- Учитель?.. За бабой с утра пораньше?! -- Ольгу взял та-кой смех, что она остановилась и долго хохотала, запроки-нув голову.
Юрий стоял рядом, улыбался, любуясь ею, такой же све-жей, здоровой, чистой, как само это утро.
-- Ты как это утро, Ольга, -- сказал он.
-- Милый ты мой, -- с нежностью сказала Ольга, по-гладила его мягкой, теплой ладошкой по голове, по ще-ке. -- Умненький мой. Малышечка моя...
Юрия обожгла такая неожиданно сердечная, неподдель-но-родная интонация и нисколько не обидело, что он "малышечка".
Пришли к реке. Пиджак Юрия лежал на берегу.
-- Купаться будешь? -- спросила Ольга, глядя на Юрия, готовая опять смеяться.
-- Я плавки не взял, -- простодушно сказал Юрий.
Ольга опять засмеялась: что-то смешно ей было сегодня, все смешно.
-- Сколько тебе лет, Юра? -- спросила она, раздеваясь.
-- А что? -- Юрий покраснел и всячески старался не вы-дать волнения, какое охватило его при виде ее полуоб-наженного тела.
-- А что?
-- Ну так. Сколько?
-- Двадцать шесть, -- он прибавил себе полтора года.
-- А мне -- двадцать девять, -- Ольга бросила платье на камни, распрямилась, чуть прогнулась назад, раскинула ру-ки. -- Двадцать девять, тридцать, тридцать пять, сорок -- все. Бабий век -- сорок лет.
-- Чепуха, -- счел нужным сказать Юрий, думая в это время: раздеваться ему или нет. И решил, что не нужно.
Ольга постояла над водой, глядя в нее, потом сразу ух-нула с головой вниз... Вынырнула, охнула и поплыла от берега, загребая одной рукой. Крикнула:
-- Хорошо! Обожгло всю!..
Юрий понимал, что не надо бы ему сейчас раздеваться -- показывать свое отнюдь не атлетического сложения тело, но и сидеть дураком на берегу, когда женщина купается, тоже как-то неловко. Он быстренько, пока Ольга была далеко, скинул одежду и тоже, как она, ринулся с головой в студе-ную воду. Действительно обожгло.
-- Плыви сюда!
Юрий поплыл было, но вернулся.
"Еще судорога, на грех, сведет", -- подумал он.
...Лежали на теплых камнях. Юрий нет-нет да невольно взглядывал на Ольгу. Молочно-белое, гладкое, крепкое те-ло ее все было в мелких светлых капельках и блестело под солнцем, как чешуйчатое.
"Такой я еще не видел", -- должен был признаться Юрий.
"Приедет Петр, наделает беды, -- думала в это время Ольга. -- Убьет кого-нибудь: меня или его".
-- Юра, я ведь замужем, -- сказала она серьезно. И жда-ла, что скажет Юрий. Рук с лица, которыми защищала глаза от солнца, не отняла.
-- Ну и что? -- спросил Юрий. -- Разве не бывает?..
-- Бывает, -- согласилась Ольга. -- Ты поможешь мне за-кончить институт, -- Ольга отняла руки от лица, приподня-лась на локте. -- Я все перезабыла.
-- Вспомним! Чего там помогать-то, господи.
-- Нет, не просто окончить -- не так. Так я могу. Все должно быть очень серьезно, Юра. Все должно быть удиви-тельно серьезно, ты не представляешь себе, как! Должна быть огромная библиотека с редкими книгами. Должно быть два стола... Ночь. За одним ты, за другим я. Полумрак, толь-ко горят настольные лампы. И больше ничего. Два стола, два стула, две раскладушки... Нет, одна такая широченная ста-ринная кровать, застеленная лоскутным одеялом. И наво-лочки на подушках -- ситцевые, с цветочками... Ты кого больше всех любишь из ученого мира?
-- Коперника, -- первое, что пришло в голову, сказал Юрий; он никогда так не думал: кого именно больше всех.
-- А я -- Циолковского. Я видела в Калуге его домик... Здорово это -почти всю жизнь прожить непризнанным. Только под конец, когда уже ничего не нужно... А?
-- Это -- подвижники, -- согласился Юрий.