- Да, - сказала леди Монт, - он умудрялся стащить больше леденцов, чем любой другой мальчишка, а вид у него был ангельский. Тетя Уилмет и я, бывало, держали его за ноги вниз головой, - знаете, как щенка, - думали, он хоть что-нибудь отдаст, но нет, он так никогда ничего и не отдавал.
- Ну и семейка же у вас была, тетя Эм!
- Ужасная! Отец наш - не тот, что на небесах, - старался видеть нас пореже. Мама, бедняжка, ничего не могла поделать. У нас совсем не было чувства долга.
- Зато теперь у вас его хоть отбавляй; странно, правда?
- А у меня есть чувство долга, Лоренс?
- Безусловно, нет.
- Я так и думала.
- Но, дядя Лоренс, разве, по-твоему, у Черрелов не слишком сильно развито чувство долга?
- Разве оно может быть слишком сильным? - спросила Джин.
Сэр Лоренс поправил монокль.
- Ты ударилась в ересь, Динни.
- Но ведь в чувстве долга и в самом деле есть какая-то узость. И отец, и дядя Лайонел, и дядя Хилери, и даже дядя Адриан прежде всего думают о том, что они должны делать. Они пренебрегают своими желаниями. Это, конечно, красиво, но довольно скучно.
Сэр Лоренс выронил монокль.
Твоя родня, Динни, - сказал он, - типичные мандарины. На них зиждется империя. Все наши знаменитые школы - Осборн, Сандхерст, - да что там, разве только это? От поколения к поколению, с младенческих лет. Впитано с молоком матери: служение церкви и государству - очень любопытно! Теперь это редкость. Весьма похвально!
- Особенно если благодаря этому они могут держаться на верхней ступеньке лестницы! - пробормотала Динни.
- Чушь! - воскликнул Хьюберт. - Как будто в армии об этом думают!
- Ты не думаешь потому, что тебе незачем, а если понадобится, еще как будешь думать!
- Туманно, - возразил сэр Лоренс. - Ты хочешь сказать, что если что-нибудь будет грозить их благополучию, они взбунтуются, говоря, что без них нельзя обойтись, ибо они - "соль земли"?
- А разве они - соль земли, дядя?
- У кого ты набралась этих идей, деточка?
- Ни у кого, просто иногда хочется подумать самой.
- Как это грустно, - сказала леди Монт. - Русская революция и все прочее...
Динни чувствовала на себе взгляд Хьюберта, который не понимал, что на нее нашло.
- Из обода всегда можно вынуть втулку, - сказал он. - Но тогда колесо свалится.
- Правильно! - воскликнул сэр Лоренс. - Зря думают, что так легко подменить одну породу людей другой или наспех вывести новую. Барство - вещь врожденная, а не благоприобретенная, конечно, если добавить сюда и ту атмосферу, в которой ребенок живет с самого рождения. И, на мой взгляд, порода эта вымирает удивительно быстро. Жаль, что ее нельзя как-нибудь сохранить, - ведь можно было бы устроить для бар особые заповедники, как это делают с бизонами!
- Нет, - заявила леди Монт. - Не буду.
- Что, тетя Эм?
- Пить в среду шампанское. Гадость, и еще пузырится!
- А разве непременно нужно пить шампанское?
- Я боюсь Блора. Он так к нему привык. Если я скажу, что не надо, он все равно его подаст.
- Динни, ты что-нибудь слышала о Халлорсене? - вдруг спросил Хьюберт.
- С тех пор как вернулся дядя Адриан - ничего. По-моему, он где-то в Центральной Америке.
- Он был такой большой, - сказала леди Монт. - Две девочки Хилери, Шейла, Селия и маленькая Энн, - это пять; я рада, Динни, что дело обойдется без тебя. Конечно, это чистое суеверие...
Динни откинулась назад, и на ее шею упал луч света от лампы.
- Хватит, я уже была подружкой на чужой свадьбе, тетя Эм.....
Наутро, когда Динни встретилась с Уилфридом в галерее Уоллеса, она спросила его:
- Может, вы завтра придете в церковь на венчание Клер?
- У меня нет ни фрака, ни цилиндра: я подарил их Стаку.
- Я так хорошо помню, какой вы были в тот раз. На вас был серый галстук и гардения в петлице.
- А на вас - платье цвета морской волны.
- "Eau-de-Nil". Мне хочется, чтобы вы поглядели на моих родных; - они все будут там; потом мы сможем о них посудачить.
- Я проберусь туда, где стоят "и другие".
Надеюсь, никто меня не заметит.
"Кроме меня", - подумала Динни. Ну вот, теперь ей не придется жить без него целый день!
С каждой встречей он как будто становился спокойнее; иногда он смотрел на нее так пристально, что у Динни колотилось сердце. Когда она смотрела на него, а это бывало редко, и так, чтоб он не заметил, взгляд у Динни казался таким безмятежным! "Какое счастье, что у нас есть хотя бы это преимущество перед мужчинами: мы всегда знаем, когда они на нас смотрят, и умеем смотреть на них так, что они об этом и не подозревают!"
Прощаясь, Дезерг спросил:
- Поедем в четверг снова в Ричмонд? Я приду за вами к Фошу в два часа, как в прошлый раз.
И она ответила:
- Да.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Венчание Клер Черрел на Ганновер-сквер было "великосветским", и отчет о нем вместе со списком гостей должен был занять целую четверть колонки петитом. А газетам, как заметила Динни, только этого и надо.
Клер и ее родители с вечера прибыли из Кондафорда на Маунт-стрит. Провозившись с младшей сестрой все утро и пытаясь скрыть волнение шуткой, Динни приехала с матерью в церковь незадолго до невесты. Она задержалась у дверей бокового придела, здороваясь со старым слугой, и сразу же заметила Уилфрида. Он стоял у входа, откуда должна была появиться невеста, и смотрел на Динни. Она мельком улыбнулась ему и прошла вперед к матери, на переднюю скамью слева. Майкл прошептал, когда она шла мимо:
- А народу-то сколько набралось!
И правда: Клер знали многие и она людям нравилась, Джерри Корвена знало еще больше народу, хотя нравился он меньше. Динни рассматривала "зрителей" трудно было назвать присутствующих на венчании "паствой". Какие разные лица, у каждого свой характер, - не подстрижешь под одну гребенку. Видно, у всех этих людей свои убеждения, свой взгляд на жизнь. Мужчин не отнесешь к какому-нибудь определенному типу, в них нет того унылого однообразия, какое отличает, например, кастовое немецкое офицерство. Рядом с ней и ее матерью на передней скамье сидели Хьюберт и Джин, дядя Лоренс и тетя Эм; за ними Адриан с Дианой, миссис Хилери и леди Элисон. На два или три ряда дальше Динни заметила Джека Маскема - высокого, элегантного и немножко скучающего. Он кивнул ей, и Динни подумала: "Странно, как это он меня запомнил?"
Через проход сидели гости Корвена - такое же разнообразие характеров и лиц. За исключением Джека Маскема, жениха и его шафера, никто из мужчин не выглядел хорошо одетым или специально принарядившимся. Но по их лицам сразу скажешь, что все они твердо знают, во что верят и чего хотят. Ни одно из них не похоже на лицо Уилфрида, - полное душевного разлада и внутренней борьбы, лицо мечтателя, страдальца, творца. "Я, кажется, брежу", - подумала Дании. Она взглянула на Адриана, сидевшего сразу за ней. Он тихонько улыбался в свою козлиную бородку, еще больше удлинявшую его худую, загорелую физиономию. "Какое у него милое лицо, - думала она, - и ни капли тщеславия, - а ведь оно всегда бывает у мужчин, которые отпускают такие бородки. Нет, он самый лучший человек на свете!" Она шепнула ему:
- Сегодня здесь собралась завидная коллекция ископаемых!
- Отдай мне свой скелетик, Динни!
- Нет уж! Меня сожгут и развеют прах по ветру. Т-с-с!
Появился хор, а за ним священники. Джерри Корвен обернулся. Ох уж эти губы, и улыбается из-под тонких усиков, как кот, черты лица словно вырезаны из дуба, и какой дерзкий, пронзительный взгляд! Динни вдруг подумала с испугом: "Как Клер могла? Но мне, наверно, сейчас противно всякое лицо, кроме того, единственного. Я, видно, совсем свихнулась". Но вот по проходу, покачиваясь и опираясь на руку отца, проплыла Клер. "Вот красотка! Дай бог ей счастья!" У Динни от волнения сдавило горло, и она схватила за руку мать.