-- Эй, убрать эту посудину! Ассунта!
Молоденькая служанка, приветливая и дородная, прибежала, взяла лохань и пошла опорожнять ее над клумбой; ее груди, выступив из корсета, дрожали под тканью блузки; она смеялась и мешкала рядом с Протосом, и Флериссуара смущала яркость ее голых рук. Дорино принес "Фъяски"* и поставил на стол. Солнце резвилось сквозь виноградную сень, щекоча неровным светом блюда на непокрытом столе.
___________
* Бутыли.
___________
-- Здесь -- без церемоний, -- сказал Бардолотти и надел на голову газету. -- Вы меня понимаете, дорогой гость?
Повелительным голосом, отчеканивая каждый слог и ударяя кулаком по столу, аббат Каве подтвердил:
-- Здесь без церемоний.
Флериссуар многозначительно подмигнул. Понимает ли он! Еще бы, ему можно и не напоминать; но он тщетно подыскивал какую-нибудь фразу, которая ничего бы не значила и в то же время все бы выражала.
-- Говорите! Говорите! -- шепнул ему Протос. -- Острите; они отлично понимают по-французски.
-- Нуте-с! Садитесь! -- сказал Чиро. -- Дорогой Каве, вспорите-ка живот этому арбузу и нарежьте нам турецких полумесяцев. Или вы из тех, мсье де ла Флериссуар, кто предпочитает претенциозные северные дыни, сахарные, прескоты, канталупы и как их там еще, нашим сочным итальянским дыням?
-- Ни одна не сравнится с этой, я уверен; но разрешите мне воздержаться: у меня немного сосет под ложечкой, -- отвечал Амедей, которого мутило от отвращения при воспоминании об аптекаре.
-- Тогда хоть винных ягод! Дорино только что нарвал.
-- Извините меня, тоже нет!
-- Так нельзя! Нельзя! Да острите же! -- шепнул ему на ухо Протос; затем, вслух: -- Всполоснем ему ложечку вином и очистим ее для индейки. Ассунта, налей нашему любезному гостю.
Амедею пришлось чокаться и пить сверх обычной меры. При содействии жары и усталости у него скоро начало мутиться в глазах. Он шутил уже с большей легкостью. Протос заставил его петь; голос у него был жиденький, но все пришли в восторг; Ассунта захотела его поцеловать. Меж тем из глубины его терзаемой веры подымалась невыразимая тоска; он хохотал, чтобы не расплакаться. Он поражался непринужденностью Каве, его естественностью... Кому, кроме Флериссуара и кардинала, могла бы прийти в голову, что он притворяется? Впрочем, и Бардолотти по силе притворства, по самообладанию ни в чем не уступал аббату, смеялся, рукоплескал и игриво подталкивал Дорино, пока Каве, держа Ассунту в объятиях, зарывался губами в ее лицо, и когда Флериссуар, с разрывающимся сердцем, наклоняясь к аббату, прошептал:
-- Как вы должны страдать! -- тот, за спиной у Ассунты, взял его за руку и молча пожал ее ему, отвратив лицо и возводя очи к небу.
Затем, внезапно выпрямившись, Каве хлопнул в ладони:
-- Эй, вы, оставьте нас одних! Нет, уберете потом. Ступайте. Via! Via!*
___________
* Прочь! Прочь!
___________
Он пошел удостовериться, что Дорино и Ассунта не подслушивают, и вернулся серьезным и озабоченным, а кардинал, проведя рукой по лицу, сразу согнал с него напускное мирское веселье.
-- Вы видите, мсье де ла Флериссуар, сын мой, вы видите, до чего мы доведены! О, эта комедия! Эта позорная комедия!
-- Она нам делает ненавистной, -- подхватил Протос, -- самую безгрешную радость, самое чистое веселье.
-- Господь вам воздаст, бедный, дорогой аббат Каве, -- продолжал кардинал, обращаясь к Протосу. -- Господь вас вознаградит за то, что вы мне помогаете испить эту чашу, -- я, в виде, символа, он залпом осушил свой наполовину полный стакан, причем на лице его изобразилось мучительное отвращение.
-- Как! -- воскликнул Флериссуар, наклоняясь вперед: -- неужели даже в этом убежище и в этой чужой одежде ваше преосвященство должны...
-- Сын мой, не называйте меня так.
-- Простите, между нами...
-- Даже когда я один, я и то дрожу.
-- Разве вы не можете сами выбирать себе слуг?
-- Их для меня выбирают; и эти двое, которых видели...
-- Ах, если бы я ему рассказал, -- перебил Протос, -- куда они сейчас же пойдут донести о каждом нашем слове!
-- Неужели же архиепископ...
-- Тш! Забудьте эти громкие слова! Вы нас приведете на виселицу. Помните, что вы беседуете с капелланом Чиро Бардолотти.
-- Я в их руках, -- простонал Чиро.
И Протос, наклонясь над столом, о который он облокачивался, и оборачиваясь в сторону Чиро:
-- А если я ему расскажу, что вас ни на час не оставляют одного, ни днем, ни ночью!
-- Да, в какой бы одежде я ни был, -- продолжал поддельный кардинал, -я никогда не могу быть уверен: что за мной не идет по пятам тайная полиция.
-- Как? В этом доме известно, кто вы такой?
-- Вы меня не понимаете, -- сказал Протос. -- Видит бог, вы один из немногих, кто может похвастаться, что усматривает какое бы то ни было сходство между кардиналом Сан-Феличе и скромным Бардолотти. Но поймите вот что: у них разные враги! И в то время как кардиналу, в архиепископском доме, приходится защищаться против франк-масонов, за капелланом Бардолотти следят...
-- Иезуиты! -- исступленно выкликнул капеллан.
-- Я ему еще об этом еще не говорил, -- добавил Протос.
-- О, если еще и иезуиты против нас! -- воскликнул Флериссуар. -- Кто бы мог подумать? Иезуиты! Вы уверены в этом?
-- Вы пораздумайте, и увидите, что это вполне естественно. Поймите, что эта новая политика святейшего престола, такая уступчивая, такая примирительная, не может им не нравиться, и последние энциклики им на-руку. Им, может быть, и неизвестно, что папа, который их обнародовал, не настоящий; но они были бы в отчаянии, если бы его заменили другим.
-- Если я вас правильно понимаю, -- заметил Флериссуар, -- иезуиты в этом деле являются союзниками франк-масонов?
-- Откуда вы это взяли?
-- Но то, что мне сейчас сообщил мсье Бардолотти...
-- Не приписывайте ему нелепостей.
-- Извините меня; я плохо разбираюсь в политике.
-- Поэтому довольствуйтесь тем, что вам сказано: налицо две могущественных партии -- Ложа и Братство Иисусово; и так как мы, посвященные в тайну, не можем, не разоблачая ее, обратиться за поддержкой ни к тем, ни к другим, то все они против нас.
-- А? Что вы об этом думаете? -- спросил кардинал.
Флериссуар ничего уже не думал; он чувствовал себя совершенно подавленным.
-- Все против тебя! -- воскликнул Протос. -- Так всегда бывает, когда обладаешь истиной.
-- Ах, какой я был счастливый, когда я ничего не знал! -- простонал Флериссуар. -- Увы! теперь я уже никогда не смогу не знать!...
-- Он вам еще не все сказал, -- продолжал Протос, дотрагиваясь до его плеча. -- Приготовьтесь к самому ужасному... -- Затем, наклонившись к нему, начал шопотом: -- несмотря на все предосторожности, о тайне проведали; есть проходимцы, которые ею пользуются, путешествуют в набожных местностях, из дома в дом и, прикрываясь именем крестового похода, собирают в свою пользу деньги, предназначенные нам.
-- Но ведь это же ужасно!
-- Прибавьте к этому, -- сказал Бардолотти, -- что таким образом они дискредитируют нас и вынуждают нас еще больше хитрить и остерегаться.
-- Вот, прочтите-ка! -- сказал Протос, протягивая Флериссуару номер "La Croix". -- Это третьегодняшняя газета. Вот вам простая заметка, которая достаточно красноречива!
"Мы всячески предостерегаем верующих, -- прочел Флериссуар, -- против проделок самозванных священников и в особенности некоего лже-каноника, который выдает себя за исполнителя тайной миссии и, злоупотребляя людской доверчивостью, вымогает деньги в пользу предприятия, именуемого "Крестовый поход во имя освобождения папы". Одно название этой затеи достаточно свидетельствует об ее бессмысленности".
Флериссуар чувствовал , что под ним колеблется и расступается земля.