Они смотрели столовую, где было чисто прибрано и вся показная посуда выложена на буфет. Потом заглянули в спальню с большой постелью, высоким крутобоким комодом, огромным зеркальным шкапом. И здесь зеркало отразило их лица: очень серьезное, деловое лицо мужчины и немного смущенное - женщины.
- Хорошо, Маша, спасибо. Нужно будет кое-что докупить, мы этим после займемся.
Собственно, докупать было нечего; скорее, было бы можно убрать множество ненужных предметов: скамеечки, пуфы, вазочки, безвкусные картины.
- Постель приготовить, барыня? Я простынь не постлала.
Надо было сказать, что "мой муж любит спать на диване",- но горничная смотрела на них с таким любопытством и вниманием, что Наташа не решилась.
- Да, конечно, к вечеру все приготовьте.
На столе в кабинете стоял громоздкий и ненужный письменный прибор: высокая чернильница с песочницей, разрезной нож, стакан для перьев, тяжелый пресс-бювар, пепельница,- все серого камня с аляповатой бронзой. Наклонная лира с гвоздиками - класть ручки и карандаши - и слишком коммерческого вида стойка для бумаг. Для книг была небольшая этажерка, и на ней толстая телефонная книга и "Весь Петербург".*
* "Весь Петербург" - популярные в России начала столетия издания справочно-рекламного характера, выходили не только в столицах (см.: "Вся Москва"), но и в провинции (например, "Весь Екатеринбург").
- Напомни мне, Анатолий, купить чернил! И бумаги, конвертов.
Олень с уважением посмотрел на Наташу: "Какой она молодец, как славно себя держит! Как у нее хорошо вышло: "Напомни, мне, Анатолий..."
Он на минуту присел в мягкое кресло, похлопал ладонью по коленке и не знал, что нужно говорить.
- Тебе будет удобно тут заниматься?
- Да, ничего. Пойдем?
- Пойдем. Значит, Маша, до свиданья, до вечера. Мы приедем часу в восьмом.
- Слушаю, барыня.
Они вышли. До угла улицы молчали, потом он сказал:
- Да, немножко смешно. Уж очень парадно. Вы управитесь, Наташа?
- Управлюсь как-нибудь. Только не забыть бы купить чаю, сахару, печенья, чего еще? Варенья? Вы варенье любите?
- Вероятно, люблю. И чернил.
- Да, и чернил. Мы будем покупать вместе? Хотите, зайдем сейчас?
- Ну что же. Только уж будем вообще на ты. Нужно привыкать. Вы - Вера, а я - Анатолий. А башмаки немного жмут. И почему я в пальто - тоже неизвестно, и без него жарко. А вы все-таки удивительный молодец! Вы знаете!
- Что я знаю? Что нужно сахару?
- Ну да, и вообще: настоящая барыня.
- Нет, я плохая хозяйка. Как я буду заказывать обед - прямо не понимаю. Дома мне никогда не приходилось. Хотя, знаете, я умею приготовлять воздушный пирог. Ну, как-нибудь обойдется.
В восемь часов они приехали с большими, новыми и слишком легкими чемоданами. Один, потяжелее, с книгами. Он не знал, что купить,- и купил Полное собрание сочинений Достоевского, несколько сборников "Знания"* и еще, по ее просьбе, поваренную книгу. В другом чемодане были ее вещи, тоже новые - три платья, немного белья без меток, коробка почтовой бумаги, туалетные принадлежности,- много ненужного, чего у нее никогда не было, но что сейчас необходимо иметь, чтобы казаться настоящей барыней. Коробка душистого мыла, хороший одеколон, пудра, духи. Ночные туфли с красным помпоном. Легкий капотик. В двух картонках - новые шляпы, одна красивая, другая безвкусная. Ему купили шляпу "панама", котелок, несколько галстуков и тоже ночные туфли. И самое смешное - халат с пышными кистями. В халате Олень никак не мог себя представить.
* Полное собрание сочинений Достоевского, несколько сборников "Знания" - сам подбор книг, неслучайный для такого библиофила, как М. А. Осоргин, говорит о случайности выбора неумелых конспираторов: вместе с адресованным взыскательному читателю "полным" Достоевским были куплены издававшиеся А. М. Горьким и К. П. Пятницким с 1903 г. т. н.
демократические литературные сборники для широких масс.
- Сколько мы денег истратили!
- Это необходимо, Вера.
- Я знаю. Но жаль денег.
Костюмы, белье, галстуки, башмаки - все было новенькое, только что из магазина. Совсем не было случайных и старых вещей, которые сопровождают каждого,- милых, привычных и подержанных. Все было неношено, неудобно и ненужно.
Когда он протянул руку, чтобы снять чемоданы с извозчичьей пролетки, Наташа остановила его:
- Подожди. Мы вышлем взять вещи Машу, а ей поможет дворник.- Она знала лучше, и он подчинился. Дворник, получив хорошо на чай, решил, что господа стоящие. По их паспортам узнал, что из купцов, тамбовские, муж с женой, по фамилии - Шляпкины.
Пили чай с вареньем и, пока входила Маша, разговаривали мало. Олень чувствовал себя не столько "барином", сколько гостем. В одиннадцатом часу Маша ушла спать, получив на завтра не вполне точные, но толковые распоряжения. Видимо, господа едят просто - суп, телятина, компот. Из закусок велели купить вареную колбасу и сардинки. В запас - масло, вермишель, уксус, картошку - как обычно. Маша напомнила, что еще нужно соли, горчицы, перцу и кореньев. Барыня сказала: "Ну, конечно!" - и выдала денег на расходы. Ни водки, ни вина. Барин не пьет, а гостей не ждут; может быть, потом сами купят.
Когда они остались одни, оказалось, что разговаривать стало еще труднее; однако нужно многое решить.
Они, Вера и Анатолий Шляпкины, молодожены. Впрочем, по паспорту, женаты уже второй год.
- Кажется - все ладно?
- Вы удивительны, Наташа. Такая образцовая хозяйка!
- Только не "Наташа" и не "вы".
- Да, правда. Ты, Вера, совсем молодец.
- Нет, я не молодец. Я все никак не могу по-настоящему войти в роль; я, например, забыла, что для супа нужны коренья.
- Как коренья?
- Ну, там морковь, сельдерей. Хозяйство - пустяки, хотя я не умею шиковать. Ведь мы в Рязани скромно жили.
- Это все же нужно, особенно перед прислугой. Вот вы заказали телятину, а пожалуй, правильнее индейку или там рябчиков, я не знаю.
- Пустяки. Я сказала Маше, что мы любим есть просто, а по пятницам всегда постное.
- Ну? Вот это ловко! Это правильно. Это прямо замечательно!
- А как теперь дальнейшее?
- Что дальнейшее? Спать - и все: утро вечера мудреней.
- Видите... видишь, Анатолий, а как, например, спать?
- А что?
- Да ведь спать придется в спальне?
- Конечно. Ах да...
- Мне неловко при вас раздеваться.
- Это же вздор, пустяки. Будьте выше этого, Наташа!
- И вздор, и не вздор. Как-то неудобно. Что-нибудь нужно придумать. Вы не можете спать в кабинете?
- Мне-то все равно. Только... пожалуй, неудобно перед прислугой. Там и не постлано...
Они задумались - и думы их были сходны. Нужно играть роль до конца - а как ее играть до конца? То есть, конечно, только для виду!
- Вот что, Наташа...
- Не Наташа, а Вера, нужно привыкнуть.
- Да, конечно, Вера. Вот... ты иди и ложись спать. Ложись как следует. А я могу спать в кабинете, даже не раздеваясь. Мне это совершенно безразлично, я привык.
- Но нельзя же всегда так! И кроме того, эта девушка, эта Маша, встает очень рано. Она должна прибрать комнаты. Да и ночью она может случайно встать и прийти сюда.
- Это правда.
Они говорили тихо, почти шепотом, и сидели близко друг к другу. Увидав его растерянное лицо, Наташа весело рассмеялась.
- Слушай, знаешь что, не довольно ли нам говорить о таких глупостях? Вот нашли трудность!
- Мне-то не трудно, но я о тебе...
- Вот что, я пойду и лягу в постель. Раз нужно, так и нужно. А вы приходите позже, потушите свет и тоже как-нибудь ложитесь. Если нам стыдно друг друга, можно не раздеваться совсем. А утром я перетрясу постель, будто бы мы спали.
- Да, так хорошо.
- Ну и все, стоит об этом разговаривать.
Опять в спальне ее увидело зеркало. Ей было двадцать лет, и с детства она любила парное молоко.