Она сидела спиной, удачно изогнувшись, чтобы продемонстрировать красивую грудь, кукольное личико и дымящуюся сигарету. «У Лолы». Красивое название. И необыкновенно оригинальное. Гарсиа так и остался деревенщиной.
— Пятидесятипроцентная скидка на первую рюмку, Макс Уж я-то знаю — ты не упустишь такую халяву.
— Только не спохватись и не прибавь, что в этом мы совершенно одинаковы.
— Нет, — улыбнулась она, — некоторые в большей степени.
— Во сколько распахиваются двери этого земного рая?
— В пять. В это время их и надо ловить, а то после кофе у них случаются приступы раздражения.
— Что ты мне можешь сказать насчет Годо и кокаина? Гарсиа говорит правду?
— Собака лает… — Эльза достала сигарету и застыла в ожидании.
Я без всякого желания дал ей прикурить.
— Ты злишься, — замурлыкала она — В любом случае нужно послушать, что скажет наш малыш. Он шел на свидание с Розой, а Роза ему не позвонила При нем была спортивная сумка Кокаин исчез.
— А кто знал, что в ней был порошок?
— Не знаю.
Роза пару раз нажала на автомобильный сигнал. Ей не нравилось, что я остался наедине с ее сестрой. Не оборачиваясь, Эльза нетерпеливо махнула рукой.
— Не хотел говорить при Розе, но ты просто неотразима, Эльза.
— Спасибо, Макс. — И она выпустила в меня струйку дыма. — Сам знаешь, что говорят о влюбленных женщинах.
— Ты ревнуешь к своей сестре?
Уже уходя, Эльза обернулась:
— Разве есть повод? Кстати, это все твое. — И она бросила мне пакет с костюмом и ботинками. Я поймал его на лету. — Не за что! — Она улыбнулась, коснулась губами своей ладони, дунула на нее, посылая мне воздушный поцелуй, и ушла, не оборачиваясь. Эльза никогда не оглядывалась, уходя. У нее было то, что называют стилем. Я всегда попусту ждал, что она обернется и подарит мне прощальный взгляд. Ну давай, думал я. Обернись разок, хотя бы всего один раз и только сегодня, порадуй глупыша Макса, он будет долго об этом вспоминать. Все зря. В ней был стиль, что да, то да. Она была выточена из первосортного мрамора.
Я так и стоял, прижимая к груди пакет, будто ребенка. Эльза села в «вольво», и машина сорвалась с места. Мысленно я поднял бокал за обеих сестер. Если бы узаконивший моногамию идиот был знаком с ними, он бы десять раз подумал, прежде чем сделать такую глупость.
17
Для начала я решил наведаться к Годо домой. Он жил на перекрестке кривых улочек настоящего, старого Мадрида. Я несколько раз позвонил по домофону. Ответа не последовало. Тогда я направился к следующей двери, ведущей в бар «Эль Ластре». Грязная пивная с загаженным полом. Пузатый официант за стойкой изучал газету для интеллектуалов «Новости со всего мира». МАЛЬЧИК-ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ ИСЧЕЗ, — извещал заголовок. И буквами помельче: «Маурисио, астурийский мальчик-летучая мышь, сбежал со своей невестой Алисией. Отец девочки обещает вознаграждение в десять миллионов». В качестве иллюстрации к скандальной заметке — жуткая фотография лысого мальчика с уродливым зобом и глазами навыкате, орущего, высунув язык и демонстрируя вампирские зубы. На витрине под стеклом — жирные копченые колбаски, фрикадельки под прокисшим красным соусом, «русский салат»[6] и полупустая ржавая банка с тунцом. В качестве украшения — календарь с полуголой девицей, оседлавшей мотоцикл, с двумя огромными сиськами, вырвавшимися из расстегнутой «молнии» на куртке, а на другой стене — плакат с праздника святого Исидро восемьдесят восьмого года с изображением чьей-то правой руки, которая прикрывает зад, пытающийся увернуться от удара рогом грязно-белого быка. Изысканная публика была представлена четырьмя лоботрясами, пребывавшими в состоянии отходняка, а потому не игравшими в бильярд. Я направился прямо к ним.
— Кто из вас Годо? — поинтересовался я, собрав все скудные запасы любезности, почти иссякшей к этому часу.
— Нет здесь ни готов[7] , ни остготов, — буркнул, не глядя на меня, один из недорослей, с побрякушкой на шее и вросшей в ухо серьгой.
Скорей всего, он сверкал остроумием именно потому, что не удосужился посмотреть на меня. Я взял деревянный шар.
— Прежде чем тявкнуть еще раз, посмотри на меня, парень, а то как бы тебе не подавиться этим шаром.
Я швырнул шар на сукно и пошел к стойке, на которой корчилась в предсмертных муках засаленная тряпка да валялся сложенный пополам номер «Марки», сообщавший об отставке тренера «Атлетико». Там же стояли пара грязных стаканов и тарелочка с бандерильей. Я метнул бандерилью в сторону моего надменного друга и постучал пустой тарелкой по прилавку. Официант отложил жуткую газетенку, и его лицо неожиданно возникло на том самом месте, где минуту назад красовалась физиономия монстра с обложки, при этом обнаружилось впечатляющее сходство черт обоих персонажей: оба лысые, с бесцветными глазами навыкате, длинными блестящими ресницами. Если бы не уши — большие, остроконечные, а-ля принц Уэльский, никто и ни за что не отличил бы эту голову от сваренного вкрутую яйца Полное впечатление, что мне явился за секунду постаревший на сорок лет астурийский мальчик — летучий мышонок по имени Маурисио.
— Уж не приходитесь ли вы отцом этому малышу? — поинтересовался я.
— Было бы неплохо, — отозвался он. — За десять миллионов я бы продал его, даже если бы он еще больше напоминал жертву аборта.
— Годо не заходил сюда сегодня?
— А я почем знаю! — ответил пивной бочонок. — Я вам не Радио Макуто.
Я положил на стойку, прямо перед его носом, руку с зажатыми в ней пятью тысячами песет.
— Может, сейчас припомните?
— Ну был он здесь с час тому назад. Выпил кофе с алказельцером, выкурил пару косячков, полистал прессу, — движением бровей он показал на «Марку», — сказал, что в этом году «Атлетико» продует, и испарился.
Вот и доверься такому. Я вовсе не просил у него столь подробного отчета. Я убрал руку и аккуратно спрятал деньги в портмоне. Лапа официанта застыла на полпути.
— Эй, — запротестовало вареное яйцо, — эй, этомое,ты, дерьмо колченогое!
Он все больше раздражал меня.
— Ну так обратись в кассу, летучая мышь с яйцами!
Я вышел из бара и затаился за дверью. Через десять секунд следом за мной выскочило вареное яйцо, сжимающее в сморщенных лапках нож Мгновение он растерянно оглядывался по сторонам, высматривая меня на улице. Когда он обнаружил врага в полушаге от себя, было поздно. Одним ударом я расплющил ему нос, он рухнул, как мешок с картошкой, да так и остался лежать на асфальте. Зря я в свое время не занялся пластической хирургией: еще немножко — и этот уродец стал бы совсем неплох. Причем без всякой анестезии. Немногочисленные прохожие почтительно сторонились, давая мне пройти. Я достал платок, вытер кровь с одного из своих колец, и выбросил нож в первую же урну. Дети играли в футбол. Я перехватил мяч, провел его пару метров и отпасовал назад ударом каблука В тревожащей воображение витрине магазина нижнего белья отразился один из мальчишек, украдкой показавший мне средний палец. Я машинально сунул руку во внутренний карман пиджака и тут же вспомнил, что оставил фляжку в другом месте. Мне подумалось, что моя жизнь летела куда придется, подобно мятежной птице, а может, шла ко дну, как тонущий корабль.
18
Я зашел в бар Тони. Правда, теперь он уже не был баром Тони. Да и никогда им не был. Тони был всего лишь одним из наемных работников без контракта, которых хозяин, если того захочет его левая нога, может выгнать без каких-либо объяснений, выходного пособия и предварительного уведомления, как того требует официальное законодательство.