Ему было очень жалко, что море холодное, нельзя купаться, но тут он вспомнил, как дядя Илья еще дома говорил, что там, куда они едут, есть много маленьких озер с теплой водой и жить они будут в настоящей палатке на берегу морского залива, готовить на костре еду, собирать грибы и удить рыбу. От этих мыслей на душе становилось радостно, и хотелось, чтобы все скорее так и произошло.
- Ну когда приплывет пароход? - спрашивал он нетерпеливо и жалобно.
- Скоро, Сереженька, теперь уже скоро.
- А откуда? Оттуда? - и показывал прямо.
- Нет, крестничек, - ласково глядел на него дядя Илья. - во-он видишь, справа мыс?
Мальчик смотрел и смотрел вдаль, пока вода не стала резать глаза; замелькали разноцветные круги, кучевые облака над линией горизонта, черные точки птиц и слепящие блики, застучали колеса поезда, на котором они приехали ранним утром; детская головка склонилась, и ребенок уснул.
Сережа спал глубоко и не слышал, как в двенадцатом часу вместо катера к берегу подвалила новенькая "Нива". На ее передней дверце был нарисован герб, а под ним затейливая надпись: "Транспортная инспекция". Из машины вылезли двое мужчин в костюмах мышиного цвета и так же неравнодушно уставились на линию горизонта. В их приезде и насупленном ожидании, в том, что были они, вразрез с разноперой толпой, цивильно одеты и в руках у одного была коричневая папка на металлической застежке, чудилось тревожное, напоминающее времена, когда и острова, и вся береговая линия материка были пограничной зоной, разоренный монастырь бездействовал и попасть на архипелаг без специального разрешения властей было невозможно.
- На отоци собрались?
Застигнутые врасплох отец и крестный мальчика подняли головы и увидели настороженно-взыскующее, хорошо выбритое лицо инспектора, по-видимому, читавшего словарь Даля и любившего историческим знанием щегольнуть.
- Сами-то откуда будете? Из Москвы-ы?
Вечно притягивавший к себе внимание казенных людей Поддубный подобрался, машинально нащупал во внутреннем кармане штормовки потрепанный паспорт с замусоленными страницами и приготовился к дальнейшим вопросам и ненужному развитию этой истории, но, удовлетворившись произведенным на москвичей впечатлением, чиновник вполне доброжелательно стал предупреждать гостей республики, чтобы они не пользовались сомнительными катерами, не имеющими лицензии, не оборудованными рациями и не предназначенными для пассажирских перевозок, удивлялся, отчего все туристы и паломники ездят на острова через Кемь, а не через Беломорск, откуда три раза в неделю ходит превосходный и самый быстрый в здешних краях двухпалубный пассажирский теплоход "Беломорье".
- Так что же, вы сейчас "Печак" завернете и мы никуда не уплывем? Сами ведь толкаете людей к частникам, бляхас-мухас.
- По морю - ходят. А плавает только... сами знаете что, - отрезал неожиданно обидевшийся начальник и быстро зашагал к машине.
2
"Печак" появился из-за мыса в первом часу. Сережа проснулся от шума его двигателя и не поверил глазам: возле причала, там, где еще совсем недавно было пусто, пришвартовался пароход. Он был не таким большим и красивым, каким мальчик его представлял, но все равно с настоящей мачтой, капитаном, трапом, иллюминаторами, шлюпками и спасательными кругами, и из него стали вылезать такие же туристы, с рюкзаками, в штормовках, улыбающиеся иностранцы и местные жители, которых легко было узнать по будничности и равнодушной отстраненности, с какой они сходили с катера и незаметно исчезали с причала. Две толпы смешались на берегу, стали путаться в вещах и толкаться, поднялась суматоха, и залаяла собака. Дядя Илья принялся объяснять папе, которому в имени корабля все время чудилось слово "печенег", почему корабль называется иначе, не менее странным словом.
Но Сережа их не слушал. Он пытался поймать на лицах пассажиров особенное выражение, торопился разглядеть образ таинственных, близких и по-прежнему недостижимых островов, однако все вернувшиеся выглядели деловито и были заняты уже другими, прозаическими проблемами: как поскорее добраться до вокзала, купить билеты и сесть в поезд.
Измученная ожиданием толпа на причале стала вразнобой спрашивать, скоро ли отходит "Печак" и в котором часу начнется посадка, но белобрысый, худенький капитан долго не отвечал, а когда кто-то стал настойчиво и бесцеремонно добиваться, сколько он возьмет человек, с неприязнью посмотрел на осаждавших катер людей и сорвавшимся голоском пискнул, и слова его выстрелили в наступившей тишине:
- Я никого из вас не возьму! У меня судно не пассажирское, и я сюда за бензином пришел. Не понятно кому? - и мотнул головой в сторону кормы, где, укрытые брезентом, стояли десятка два здоровенных пустых ржавых бочек, которые команда начала с трудом выталкивать на не оборудованный для погрузки причал.
В этот миг сердце мальчика не выдержало напряжения, и он горько заплакал, а потом закричал:
- Пойдем отсюда, папа! Пойдем!
Все обернулись и посмотрели на него, Павел стал успокаивать сына и говорить, что капитан шутит, а не выносившему хамства, нервному Поддубному под грохот пустого железа вспомнилась книга его любимого писателя и то место в ней, где много ездивший по Северу автор, быть может, так же стоявший когда-то на этом берегу и ожидавший судна, размышлял о высокомерной породе людей, имеющих отношение к морским и речным механизмам и которым этот быдловатый мужичонка дал бы сто очков форы.
Со смешанным чувством злорадства, невольного сочувствия и отчаяния глядел Поддубный на посмурневшего и повежливевшего, враз осекшегося капитанчика, когда, не глядя на расступившихся и притихших людей, с высокого причала на палубу неторопливо и уверенно спустился чуть подпрыгивающей походкой щеголеватый, брезгливый эрудит с папкой под мышкой: невооруженным глазом было видно, что недостатков у "печенега" выше мачты и никто сегодня в море на нем не выйдет. Однако через полчаса инспектор вылез вполне довольный, отряхнулся от ржавчины и, найдя глазами Илью, громко объявил, что со стороны республиканской инспекции препятствий к перевозке пассажиров не имеется, после чего запыленная "Нива" отъехала, а на судне продолжали держаться такие же тишина и неизвестность.
От ожидания картина бытия сделалась необыкновенно подробной, все измельчилось вокруг и рассыпалось на десятки хаотичных, но странно связанных между собой кусочков и ощущений, ни одно из которых нельзя было выкинуть, все западало в память и томило. Проходили на борт, расталкивая толпу, незаметные, хорошо знакомые друг с другом и с командой люди, ничего не объясняя, заносили коробки с помидорами, арбузы, торты, бананы, прикатили на тележке телевизор и холодильник, спускались внутрь, а остававшиеся на причале мучились ожиданием, пили пиво, закусывали консервами, курили, и самое худшее в этом ожидании было то, что никто не знал, чем оно окончится. Куда должен плыть корабль, на какой берег отвозить людей и что их гонит в место, в которое много лет никто по своей воле не ездил, - какая сила управляла всеми событиями этого дня и где приклонят они сегодня головы?
Шел уже седьмой или восьмой час их нахождения на пристани.