Добыча со станции Шам оказалась так богата, что ею были вполне довольны восемь из каждых десяти арабов. Утром выяснилось, что для проведения дальнейших операций с нами остался только Хазу с горсткой своих людей. Программа Доуни предусматривала в качестве следующего этапа взятие станции Рамлех, но его приказы страдали нечеткостью, потому что местность и позиции противника не были достаточно изучены. И мы послали на разведку Уэйда в его броневике, придав ему в поддержку вторую машину. Он осторожно двинулся в путь, буквально шаг за шагом, в мертвой тишине, и наконец без единого выстрела въехал на станционный двор, внимательно осматривая дорогу, так как не забывал о возможных минах-растяжках, взрыватели которых срабатывали при натяжении проволоки.
Станция была заперта. Он дал очередь вполовину пулеметной ленты по двери и запорам и, убедившись в том, что на нее никто не ответил, вышел из своего броневика. Осмотрев здание, он понял, что людей на станции не было, хотя достаточно всякого добра, чтобы удовлетворить алчность Хазу и оставшихся с ним людей. Мы потратили целый день на разрушение еще нескольких миль железнодорожного пути, который никем не охранялся, пока не убедились в том, что для его восстановления потребуется не меньше двух недель работы ремонтного отряда.
На третий день была запланирована Мудовара, но у нас оставалось мало сил, и взять ее мы не надеялись. Арабы ушли, люди Пика слишком мало были похожи на солдат. Однако ситуация в Мудоваре могла оказаться такой же, как в Рамлехе, и мы провели всю ночь рядом со своим последним трофеем. Неутомимый Доуни выставил часовых, которые, во всем подражая своему строгому командиру, демонстрировали выправку гвардейцев Букингемского дворца, расхаживая взад и вперед рядом с нами, безнадежно пытавшимися уснуть, пока я не поднялся и не научил их искусству караульной службы в пустыне.
Утром мы, развалившись по-королевски в своих рычащих автомобилях, отправились по гладким равнинам, выстланным песком и кремнем, взглянуть на Мудовару под бледными лучами низкого солнца, освещавшего нас сзади, с востока. Против солнца нас не было заметно, пока мы не подъехали ближе и не увидели, что на станции стоял длинный поезд. Что это было? Подкрепление? Или эвакуация? Через несколько секунд турки ударили по нам из четырех орудий, два из которых были небольшими, очень современными и точными австрийскими горными «ховитцерами». Дальность их прицельной стрельбы составляла семь тысяч ярдов, и мы позорно отъехали назад, поспешив укрыться в ближайших ложбинах. Оттуда мы сделали большой круг к тому месту, где вместе с Заалем подорвали наш первый поезд, и взорвали длинный мост, под которым спал турецкий патруль, разморенный знойным полуденным солнцем. После этого мы вернулись в Рамлех и продолжали разрушать железнодорожную линию и мосты, сделав это занятие постоянным, причем разрушения были слишком серьезными, чтобы Фахри мог восстановить разрушенное. Фейсал в это время посылал Мухаммеда эль-Дейлана на еще не тронутые станции на линии между разрушенным нами участком дороги и Мааном. Доуни присоединился к нему днем позднее. Таким образом, восемьдесят миль полотна от Маана до Мудовары, с семью станциями, оказались полностью в наших руках. Активная оборона Медины закончилась этой операцией.
Для укрепления нашего штаба из Месопотамии прибыл новый офицер Янг. Он был кадровым военным превосходной выучки, с долгим и обширным военным опытом, бегло говорившим по-арабски. Ему предназначалась роль моего дублера в контактах с племенами: контакты эти могли бы быть расширены и сделаны более целеустремленными в случае нашего активного участия в борьбе с противником. Чтобы предоставить Янгу самостоятельность в наших новых условиях, я препоручил ему обдумать возможность объединения сил Зейда, Насира и Мизрука для занятия позиции по всей длине неразрушенного участка пути к северу от Маана, а сам отправился в Акабу и сел на корабль, отходивший в Суэц, чтобы обсудить с Алленби будущие действия.
Глава 95
Меня встретил Доуни, и по дороге в лагерь Алленби мы поговорили о наших делах. Генерал Болс приветствовал нас сияющей улыбкой. «Итак, мы в Сальте, – заметил он и продолжил, прочитав в наших глазах удивление: – Командиры бени сахр явились как-то утром в Иерихон и предложили немедленно задействовать свои двадцать тысяч бойцов из подчиненных им племен в Темеде». Принимая на следующий день после этого ванну, Доуни продумал соответствующий план и решил, что он вполне годится.
Я спросил о том, кто был из командиров бени сахр, и он назвал Фахда, победоносно подчеркивая свое успешное вмешательство в дела моей компетенции. Это выглядело настоящим безумием. Мне было известно, что Фахд не мог поднять даже четыре тысячи бойцов и что в данный момент в Темеде нет ни одной палатки. Все ушли на юг к Янгу.
Мы поспешили в штаб для уточнения обстановки, и выяснилось, что, к сожалению, Болс был прав. Британская кавалерия неожиданно устремилась в горы Моаба, доверившись нереальному обещанию известных своей алчностью шейхов племени зебн, которые вошли в Иерусалим только для того, чтобы испытать щедрость Алленби, но их замысел быстро разгадали.
Тогда в ставке главного командования не было Гая Доуни, брата основного разработчика иерусалимского плана: он уехал в штаб Хэйга, а Бартоломью, которому предстояло спланировать осеннее наступление на Дамаск, находился все еще у Четвуда. Таким образом, ход мероприятий по осуществлению плана Алленби в эти месяцы далеко не полностью отвечал его расчетам.
Этот рейд не удался, и я все еще был в Иерусалиме, утешаясь тем, что Болсу далеко до Сторрса, бывшего тогда комендантом города. Одни воины бени сахр отлеживались в своих палатках, другие находились у Янга. Генерал Шовель без всякой помощи со стороны тех или других узнал, что турки вновь наладили броды через Иордан в его тылу и захватили дорогу, по которой он выдвинулся на теперешние позиции. Мы избежали тяжелой катастрофы только потому, что инстинкт Алленби своевременно подсказал ему, какая опасность нам угрожала. И все-таки мы серьезно пострадали. Эта задержка научила британцев более терпимо относиться к трудностям Фейсала, убедила турок, что сектор Аммана таит в себе угрозу для них, и заставила командиров племени бени сахр почувствовать, что поведение англичан выше их понимания: они, возможно, были не слишком хорошими солдатами, но их готовность к необычным действиям в критический момент была вне сомнения. Так, они исправляли свои ошибки, приведшие к поражению под Амманом, обдуманным повторением того, что выглядело несущественным. Одновременно они разрушали надежды Фейсала на независимое взаимодействие с племенем бени сахр. Это осторожное и очень богатое племя хотело иметь надежных союзников.
Наше движение, четко определившееся и в одиночку противостоявшее простоватому противнику, теперь оказалось увязшим в непредвиденных обстоятельствах, связанных с партнерскими обязательствами. Нам приходилось подстраиваться под Алленби, что его устраивало далеко не всегда. Германское наступление во Франции отбирало у него войска. Он должен был удерживать Иерусалим, но месяцами не мог позволить себе и малейших потерь, тем более наступательных действий. Военный кабинет обещал ему индийские дивизии из Месопотамии, а также призывников из Индии. Располагая ими, он мог бы реорганизовать свою армию на индийский манер и, возможно, уже в начале осени вновь обрести боеготовность, но в данный момент и нам, и ему оставалось просто держаться.
Он говорил мне об этом пятого мая, в день, выбранный в соответствии с договоренностью Смэтса для начала наступления всей армии на север. В качестве первой фазы действий по этой договоренности нам предстояло взять на себя обязательства в отношении Маана, но пауза Алленби очень сильно ударила по нашим возможностям организовать его осаду. Кроме того, находившимся в Аммане туркам могло хватить времени на то, чтобы прогнать нас из Абу-эль?Лиссана обратно в Акабу. В этой крайне неблагоприятной ситуации обычная практика совместных действий – втягивание другого партнера в дела, грозившие ему большими неприятностями, – ложилась тяжким бременем на меня. Однако союзническая верность Алленби обязывала его оказать нам помощь. Он создал угрозу противнику в районе обширного предмостного укрепления с переправой через Иордан, как если бы намеревался перейти его в третий раз. Таким образом он должен был ослабить Амман. Для того чтобы усилить нас на нашем плато, он предложил поставить необходимое нам техническое оборудование.
Мы воспользовались этой возможностью, чтобы попросить об организации систематических воздушных налетов на Хиджазскую железную дорогу. Был вызван генерал Селмонд, который оказался таким же щедрым на деле, как и главнокомандующий. Королевские военно-воздушные силы с этого дня и вплоть до падения Турции оказывали постоянное беспокоящее давление на Амман. Пассивность противника в это трудное для нас время во многом определялась дезорганизацией движения по железной дороге в результате бомбежек. Как-то во время вечернего чая Алленби, упомянув об имперской бригаде верблюжьей кавалерии на Синае, выразил сожаление о том, что в условиях новой стесненности в средствах он вынужден его упразднить и использовать солдат в качестве пополнения кавалерии.
– А как вы намерены поступить с верблюдами этой бригады? – спросил я.
– Спросите об этом у ГК, – ответил он.
Я послушно направился через пропыленный сад к генеральному квартирмейстеру, истому шотландцу сэру Уолтеру Кемпбеллу и задал ему тот же вопрос. Он твердо ответил, что на ушах этих верблюдов стоит клеймо дивизионного транспорта второй из новых индийских дивизий. Я объяснил ему, что я хотел бы получить две тысячи из этих верблюдов. Его первый ответ вообще не имел отношения к делу, второй разрешал мне продолжать хотеть и дальше. Я возразил, но он, по-видимому, был вообще не способен понять мою позицию. Разумеется, скупость была известной чертой характера ГК.
Я вернулся к Алленби и громко заявил перед всей его группой, что в бригаде было две тысячи двести верховых верблюдов и тысяча триста вьючных. Все они временно предназначались для транспортных целей, но верховые верблюды есть верховые верблюды. Кое-кто из штабистов присвистнул, и все застыли с мудро посерьезневшими лицами, как если бы они тоже сомневались в том, что верховые верблюды могут нести груз. С формальной точки зрения даже притворство могло оказаться полезным. Каждый офицер британской армии воспринимал животных как предмет гордости, поэтому я не удивился, когда сэра Уолтера Кемпбелла в тот вечер пригласили пообедать с главнокомандующим.
Мы сидели справа и слева от хозяина, и за супом Алленби заговорил о верблюдах. Сэр Уолтер разразился тирадой о том, что предопределенный роспуск бригады верблюжьей кавалерии увеличит численность транспортных средств энной дивизии, и слава богу, потому что весь Восток пройден вдоль и поперек в тщетных поисках верблюдов. Он переиграл. Алленби, внимательный читатель Мильтона, остро чувствовал стиль, а эта линия была явно слаба. Его совершенно не занимали вопросы численности, этого фетиша административных подразделений.
Он взглянул на меня и, подмигнув, спросил:
– А зачем они вам нужны?
– Чтобы переправить в Дераа тысячу солдат в любой день, по вашему усмотрению.
Он улыбнулся и, покачав головой, повернулся к сэру Уолтеру Кемпбеллу:
– ГК, вы проиграли.
Это был огромный, поистине царский подарок – неограниченная подвижность. Теперь арабы смогут выиграть свою войну, когда захотят и где захотят.
Следующим утром я уехал к Фейсалу в его холодное гнездо хищной птицы в Абу-эль?Лиссане. Мы долго беседовали, вспоминая исторические события, говорили о племенах, о миграции, о чувствах, о весенних ливнях, о пастбищах. Наконец я сказал, что Алленби отдал нам две тысячи верблюдов. Открыв от изумления рот, он вцепился в мое колено:
– Как?
Я рассказал ему, как было дело. Фейсал вскочил на ноги и расцеловал меня, а потом громко ударил в ладоши. Под откинувшимся пологом входа в палатку возникла черная фигура Хеджриса.
– Скорее зови всех, – вскричал Фейсал.
Хеджрис спросил, кого именно.
– О, Фахда, Абдуллу эль-Фейра, Ауду, Мотлога, Зааля…
– А Мизрука? – мягко спросил Хеджрис.
Фейсал прикрикнул на него, и негр убежал.
– Итак, с этим почти покончено, – сказал я. – Скоро вы сможете меня отпустить.
Он запротестовал, убеждая меня в том, что я должен быть с ними всегда, а не только до Дамаска, как и обещал в Ум-Ледже. И об этом он просил меня, кому так хотелось поскорее уехать!
Послышались шаги, и наступила пауза, пока командиры придавали своим лицам серьезное выражение и поправляли головные платки перед тем, как войти в палатку. Они тихо, по-одному уселись на ковры, бесстрастно повторяя каждый ритуальную фразу: «Слава Аллаху, все хорошо?» И каждому Фейсал отвечал: «Слава Аллаху!» А они удивленно смотрели в его словно плясавшие глаза.
Когда в палатку вошел последний приглашенный, Фейсал сказал всем собравшимся, что Аллаху было угодно ниспослать средство для победы – две тысячи верховых верблюдов. Теперь война будет беспрепятственно двигаться к победоносному концу, к свободе арабов. Они в удивлении что-то бормотали, как люди солидные, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, и посматривали на меня, видимо догадываясь о моей роли в этом событии.
– Щедрый дар от Алленби, – объяснил я.
– Да хранит Аллах его жизнь и вашу, – быстро ответил за всех Зааль.
– Нам дали возможность победить, – поднимаясь с ковра, проговорил я. – С вашего позволения… – обратился я к Фейсалу и выскользнул из палатки, чтобы рассказать обо всем Джойсу. За моей спиной командиры арабов разразились бурными выражениями радости, предвкушая невероятные подвиги, возможно по-детски, но что это была бы за война, в которой каждый не чувствовал бы, что победит в ней именно он!
Джойс также обрадовался и как-то успокоился, услышав о двух тысячах верблюдов. Мы размечтались об ударе, который мог бы быть нанесен, о переходе от Биэр-Шебы до Акабы и о том, где мы сможем через два месяца найти пастбища для этого множества верблюдов. Ведь если их отдадут в наше распоряжение, то ячменя для них больше не будет.
Впрочем, это были не самые неотложные заботы. Мы должны продержаться сами на плато все лето, ведя осаду Маана, и держать железную дорогу в парализованном состоянии. Эта задача была не из легких. Прежде всего с точки зрения снабжения.
Я только что разорвал существующие договоренности. Караваны египетских транспортных компаний, занимавшихся перевозками на верблюдах, постоянно курсировали между Акабой и Абу-эль?Лиссаном, но доставляли меньше и двигались медленнее, чем нам представлялось необходимым, исходя из наших оптимистических оценок. Мы настаивали на том, чтобы они увеличили загрузку и скорость передвижения, но столкнулись с непоколебимыми правилами, разработанными с целью снижения цифр падежа животных. За счет лишь незначительного увеличения этих показателей мы смогли бы удвоить грузоподъемность каравана. Поэтому я предложил взять животных на наше попечение и отослать обратно египетских погонщиков верблюдов.
Британцы, испытывавшие недостаток в рабочей силе, ухватились за мою идею, даже, пожалуй, слишком рьяно. Мы предприняли громадные усилия для того, чтобы в ускоренном темпе подготовить погонщиков верблюдов. Однорукий Гослетт до этого времени занимался продовольствием, транспортом, материальной частью артиллерии, исполнял обязанности казначея и командира базы. Сохранять все эти обязанности за ним было жестоко, и Доуни сделал командиром базы ирландца Скотта. У него был хороший характер, он был способным и умным человеком. Акаба зажила спокойно. Материальную часть мы передали Брайту, то ли сержанту, то ли старшему сержанту. Янг взял на себя транспорт и квартирмейстерские обязанности.
Янг с величайшим перенапряжением своих сил разъезжал, буквально разрываясь между племенами наймат, хиджая и бени сахр, между Насиром, Мизруком и Фейсалом, прилагая все усилия к тому, чтобы объединить их в одно единое целое. Он загонял и арабов. Его привычка к верховой езде и ловкость очень ему пригодились. Оперируя всей полнотой своих властных полномочий, он боролся с хаосом. Когда он приступал к исполнению своих обязанностей, хозяйство не имело ни складов для караванов, ни седел, ни ветеринаров, ни лекарств, и было очень мало погонщиков, так что снарядить дружный, упорядоченный караван было невозможно, но Янгу почти удалось это сделать. Благодаря его усилиям проблема снабжения размещенных на плато солдат арабской регулярной армии продовольствием была решена.