- Вы мне тут не умничайте! - вскричала старуха. - Корчите из себя ненормального! Я двадцать лет здесь сижу и все ваши иностранные языки выучила! Разбираюсь, когда "ноль один" звонить, когда "ноль два"!
Реша под шумок успел развернуться и свалил в глубь общежития. Вчерашний пожарный маршрут через балкон показался ему безопасней, чем этот - шумный и уж очень официальный. Он вылез на козырек и, услышав приближающийся кипиш, поднятый старухой, прыгнул с вниз. Приземлился удачно, но на прямые ноги. Молния прожгла его от пяток до затылка.
Спустя полчаса Реша возлежал в районном травмпункте с максимальным щажением суставов.
- Где это вы так? - отвлекал его разговорами хирург, ощупывая больную ногу.
- Помехи на крыше разметал, - ответил Реша.
- Лучше бы к теткам сходил, чем на крыше в такую погоду корячиться, поглумился врач над больным и что есть мочи дернул за пятку.
- А-а! - заорал больной.
- Ну вот, кажется, все, - стал умывать руки доктор. - У вас трещина плюсны.
- Серьезно?! - взорвался Реша.
- Шучу, у вас перелом, - улыбнулся хирург.
...535-я комната превратилась в палату. Посетители шли и шли. Даже в понедельник, когда никто никуда не ходит.
- Эк тебя угораздило, - соболезновали они Реше. - Жил же, как человек, и на тебе - по женским покоям понесло.
- В жизни надо срываться, - оправдывался переломанный, используя любимое выражение руководителя "Сладких спазмов" Бирюкова.
Прихожане выражали потерпевшему соболезнование, засиживались допоздна и попутно выметали из тумбочек все продукты, вместо того чтобы, как подобает, приносить их больному. Запасы 535-й таяли на глазах.
- Как долго у тебя срастается кость, Решетов! - говорили сожители. Похоже, она у тебя без всякого костного мозга! Ты нас по миру пустишь!
Самым методичным гостем был Мат. Он являлся на правах соучастника несчастья, сидел для приличия минуты две-три у изголовья больного, а потом, жестикулируя сосисочками пальцев, начинал свою элегию:
- Я, мля, так сказать, в смысле, одним словом, в крайнем случае, произносил он, словно пораженный моторной афазией.
- В шкафу! - обрывал его Гриншпон. - От тебя ничего не скроешь!
Мат брал пять своих почти законных клубней и, заведя сложный благодарственный монолог, исчезал за дверью.
- Ты допускаешь потраву угодьев, Решетов! - негодовал Артамонов. - За это раньше сажали!
- Зачем обижат человек? - защищал потерпевшего Мурат. - Тыбылыс лубой гост надо отдать всо! Панравилса кинжял - отдай кинжял, спросыли время отдай часы!
- Понимаешь, генацвали, - оттеснял Мурата Гриншпон, - наш равнинный лабаз и низменная нравственность не вынесут твоих высокогорных обычаев! И когда, наконец, тебе придет денежный перевод от родителей на очередную помолвку?
В 535-й комнате начались напряги с топливом. Оставалось одно погрузочно-разгрузочные работы на холодильно-овощной базе. Без использования подъемно-транспортных средств. Там, на базе, всегда требовались парни для заморозки, пожилые женщины для засолки и молодые девушки для закваски.
Дабы не вымереть, 535-я комната была вынуждена устремиться на заработки на отхожие промыслы и, чтобы не попрошайничали, прихватила за компанию всю 540-ю, хотя Фельдман тайно пообещал своим материальную помощь от профкома. Да еще почти силком заставили отправиться с собой буйного Пунктуса и нытлого Нинкина, которые уже неделю пытались от голода впасть в спячку.
Город засыпал. Он долго ворочался - искал удобную позу. То здесь гасло и вновь вспыхивало окно, то там. Потом город долго вздрагивал во сне то сиреной "скорой помощи", то запоздалым скрипом тормозов на перекрестке. Стрельб не было.
- Хорошо иным зверям, - говорил по дороге на базу Нинкин, потирая рукой свой замерзший противогаз, - чуть голод - сразу хоп, и спать.
- У них хоть совесть есть, - поддерживал вялый разговор Пунктус. - Они, нет-нет, да и просыпаются, а ты, если заснешь, то лет до сорока.
- Так уж и до сорока!
- Да и резинку эту стянул бы с лица, наконец, - предложил Нинкину Пунктус. - Ничем тут особенным не пахнет.
- На мне нет ничего, - обиделся Нинкин.
- Ну, извини, брат, значит, показалось, - развел руками Пунктус. Освещение сам видишь какое.
По ночам на холодильно-овощной базе платили вдвойне. По крайней мере, обещали заплатить.
В этот раз рефрижераторы были с мойвой. Договорившись насчет расценок и ставок, студенты под руководством Рудика приступили к разгрузке.
Фельдман в основном перекуривал, перекусывал и так, болтался по складу. Совершенно случайно он напоролся на чей-то тайничок с красной рыбой. Наверное, кто-то из служащих припрятал, чтобы в удобный момент утащить, допустил Фельдман и аккуратно переложил живность к себе в портфель. В конце разгрузки в дополнение к найденному Фельдман расколол о колено плитку свежемороженой мойвы и большую часть сунул к себе за пазуху.
- Будет неплохим подспорьем, - пояснил он свою затею, застегивая куртку на все пуговицы.
- Да кто ее станет есть, эту мойву? - попытались отговорить его друзья.
- Ее надо уметь приготовить, только и всего, - оправдал рыбу Фельдман. - У нас в стране дефицит поваренных книг, поэтому многое залеживается. Никакой кулинарной культуры в быту! Ведь у нас мало кто знает относительно осветления бульона из воловьего мяса паюсной икрой!
На проходной студентам в рамках ежемесячника по борьбе с базовыми несунами устроили проверку. Фельдман встал в очередь на досмотр последним боязно все-таки, хоть и рядовое, не для себя, но все же расхищение социалистической собственности.
Пока ощупывали передних, мойва за пазухой Фельдмана быстро таяла. Непоправимо быстро. Охранник проверял портфель Фельдмана и с ужасом наблюдал за его глазами, бегающими туда-сюда, как в нистагме. Глаза несуна из отряда сумчатых норовили и спрятаться от непонятно откуда взявшегося стыда, и в то же время хотели все вокруг видеть.
- Кажется, переработал хлопец, - пожалел Фельдмана проверяющий из вневедомственной охраны.
- Быстрее, дедуля, быстрее, - крутился, как на огне, незадачливый расхититель.
- О! - воскликнул дед, нисколько и никуда не торопясь. - Красной рыбы у нас на базе вроде бы не было! Где такую красавицу раздобыл?
Фельдман сообразил, что вагон красной рыбы разошелся по начальству настолько тихо, что даже охрана не в курсе. "Установление носительства не зависит от образа жизни, - мелькнула у него в мозгу неплохая социальная формула. - Пригодится для оформления нового стенда в профкоме!"
- А рыбки мороженой почему не взяли? Питаетесь небось не шибко? спросил вохровец, не найдя в багаже проверяемого мойвы, которая, как он считал, была единственным товаром на базе и которую тащили все, кому не лень. - У нас все берут.
- Генералы не питаются отбросами! - Фельдман с форсом выдавил из себя фразу, услышанную на днях в фильме, уже месяц шедшем в "Победе", и, будто ошпаренный, вылетел с проходной. Бросив на землю пустой портфель, Фельдман начал яростно раздеваться. Оттаявшие мойвинки проскальзывали через штанины и, словно живые, падали у ног. Рыбки будто оживали и с удивлением смотрели на Фельдмана выпуклыми и раздавленными глазами.
- Не могли первым пропустить! - посетовал Фельдман на друзей. - Для вас же старался!
- Да ты, вроде, и не спешил никуда, - сказал Пунктус.
- Стоял твердо, не нервничал, - сказал Нинкин.
Грузчикам стало настолько жалко вымокшего друга, что Рудик предложил, не откладывая, зайти в пивной зал "девятнарика" - или в шалман, как его называли, - чтобы красную рыбу, которой Фельдман намеревался полакомиться в Новый год, не есть всухомятку, да еще и спозаранку.