Внутренний мир Мата не определялся наружными факторами. Может быть, и даже скорее всего, внутри у него бурлило, негодовало, сочувствовало, мучилось, но на поверхности он в большинстве случаев оставался бесстрастным, как какой-нибудь провинциальный духовой оркестрик, с одинаковым спокойствием сопровождающий где-нибудь в Растяпино местные парады, демонстрации и похоронные процессии.
Мурат с Нинелью ничего не слышали и не хотели слышать - семейное счастье, как известно, притупляет социально-общественный интерес.
- Ты посмотри вокруг, - не утихал Клинцов, не отставая от Артамонова. Многих ли ты заразил своей бесшабашностью, своими допетровскими идеями?!
- Иди ты в анальное отверстие! - отослал его Артамонов. - И когда ты только уберешь с лица свою несмываемую улыбку! Лыбишься, как дебил!
- Ребята! - с нажимом на "та" пожурила оппонентов Татьяна. - Хоть бы при девушках не выражались так... идиоматически! Сегодня праздник!
Чтобы смягчить беседу, Клинцов попенял на то, что комсомольская жизнь теряет темп.
- Я был на съезде, так в отчетном докладе было отмечено, что в одной организации все члены подали заявление о выходе, - сказал он, - а в другой вообще нет секретаря.
- Стоит ли переживать на этот счет? - сказал Артамонов. - Или боишься остаться без общественной нагрузки?
- Мое дело, - сказал Клинцов. - Хочу и переживаю.
- Почему бы тебе в таком случае не продолжить в таком приблизительно духе - что-то давно на небе не было перистых облаков, а луна с каждым часом все больше идет на ущерб, - сказал Артамонов.
- У тебя все какие-то загибоны! - крутанул Клинцов пальцем у виска.
На что Артамонов сочинил очередной, не менее содержательный абзац, а Клинцов в ответ повторно высказал свое мнение, насытив его до предела хлесткими оборотами. Наедине они никогда не заводились, как кошка с собакой в сильном магнитном поле, а на людях эрегировали до тех пор, пока не выпадали в осадок. Как шахматным королям, им нельзя было сходиться ближе чем на клетку.
- Я подниму этот вопрос на совете ку-клукс-клана! - сказал Артамонов, давая понять, что для себя он эту тему давно закрыл.
- Ты что, обиделся? - спросил Клинцов.
- Есть категория людей, на которых фольклор рекомендует не обижаться, сказал Артамонов.
Вечер опустился тихо. Гражданские сумерки легко перетекли в астрономические и в костер пришлось подбросить прутьев.
- Смотришь на звезды - и кажутся пустяками политика, любовь, счастье и другие атрибуты жизни на Земле, - вновь заговорил Реша, жуя травинку. Человек в момент смерти теряет в весе, проводились такие опыты, я читал. Возможно, отдавая богу душу, мы излучаем энергию в каком-то диапазоне спектра. А где-то там это излучение улавливается, скажем, какими-нибудь двухметровыми лопухами типа борщевика Сосновского. Обидно. У нас повышается смертность, а там фиксируют год активной Земли. Нас просто кто-то выращивает, это однозначно.
- Я тоже читал что-то подобное, - опять примостился к беседе Клинцов. Он не любил, когда точку в общем разговоре ставил не он. Ощутив некоторый дискомфорт от спора с Артамоновым, Клинцов хотел реанимировать легкий настрой в компании, чтобы к полуночи легче было переключиться на молчавшую в стороне Марину. - Автор той брошюрки утверждал, - поплыл Клинцов дальше, что мужество, героизм, гениальность - это все та же материя, как, допустим, твоя любимая гравитация. Толику этой материи удерживает Земля своей силой тяжести. Нетрудно догадаться, что с ростом населения на каждого приходится все меньше этой, так сказать, духовной энергии. И прежними порциями ума и мужества, приходившимися ранее на единицы людей, теперь пользуются десятки и сотни.
- Такую теорию мог придумать только законченный болван! - произнес Реша на высокой ноте.
- Ты не лез бы в космос со своей мещанской близорукостью! Там все нормально, я ручаюсь!
- Я же не говорю, что поддерживаю эту теорию. - В спорах Клинцов умудрялся сохранять завидное самообладание. - Просто против цифр, которые представил автор, переть было некуда.
- Что касается цифр, то есть одна абсолютная статистика жизни! Из нее легко вытекает, что человеческую мысль невозможно посадить на привязь! И даже при стократно выросшем населении Земля будет производить гениев!
- Не вижу причин для вспыльчивости, - сделал затяжку сигаретой Клинцов. - Наш спор беспредметен, мы просто обмениваемся информацией.
По транзистору "VEF- 202" на обломанном суку засохшей елки запела София Ротару - по "Маяку "шла "Полевая почта "Юности".
- А я пошел бы к ней в мужья, - неожиданно переключился на искусство Решетов. - Виктор Сергеич Ротару. Как? По-моему, звучит.
- Ты ей приснился в зеленых помидорах, - сказала Татьяна.
- Я бы ей не мешал, - развернулся к Татьяне Реша. - Пил бы пиво, а она пусть себе поет. В жизни мне нужна именно такая женщина. А вообще у меня вся надежда на Эйнштейна, на его относительность, в которой время бессильно. Как подумаю, что придется уйти навсегда, - обвисают руки, а вспомню вдруг, что помирать еще не так уж и скоро, - начинаю что-нибудь делать от безделья.
- Удивительно, как ты со своими сложными внутренностями до сих пор не повесился?! - попытался подвести итог разговору Клинцов. - Все тебя что-то мутит!
- А сейчас по заявке прапорщика Наволочкина Ольга Воронец споет письмо нашего постоянного радиослушателя... - сказал Реша отвлеченно. У него не было никакой охоты продолжать разговор и тем самым вытаскивать Клинцова из возникшей заминки. В финале он рассказал анекдот: София Ротару читает сборник любовной лирики, вдруг она с удивлением говорит мужу: дорогой, ты знаешь, какой-то Петрарка украл у тебя стихотворение, которое ты посвятил мне двадцать лет назад!
Никто не засмеялся.
- Н-да, жаль, что Гриншпона нет, без гитары скучновато... - сказал Нинкин.
- У него открылась возвышенная любовь, - встал за друга Рудик. - Теперь Миша как бы при деле.
- Его, как и Решу, и как Мурата, все тянет на каких-то пожилых, осудила вкус и выбор одногруппников Татьяна, посмотрев вокруг - не слышат ли ее Нинель с Муратом. - Встретила я Гриншпона как-то в Майском парке с этой его зазнобой, подумала, может, к нему мать какая, или тетка, или кто еще из родичей приехал. А оказалось - это его здешняя подпруга.
- А при чем здесь возраст, непонятно? - сказал Реша, чтобы сбить с выбранного курса Татьяну. - Когда любишь, объект становится материальной точкой, форма и размеры которой не играют никакой роли!
- Не скажи, - не соглашалась Татьяна.
- А за кем ты ему прикажешь ухаживать?! - спросил Рудик, как бы в поддержку отсутствующего Гриншпона и присутствующего Решу. - За молодыми овечками с пэдэ или с абитуры?
- Вот когда начнете все подряд разводиться со своими залетными ледями, попомните однокурсниц! - ударила Татьяна прутиком по кроссовке.
- Все семьи одинаковы, - сообщил Рудик, - это еще Толстой отметил. Сразу после свадьбы все наперебой занимаются деторазводным процессом, а потом процесс плавно переходит в бракоразводный.
- Интересно, мля, а почему старые, так зать, девы носят ну, это, черные юбки, еп-тать? - спросил Мат из глубины своего отсутствия.
- Чтобы не засветить пленку, - помог ему обрести знания Забелин.
- Тебе мало? Может, добавить? Пошляк! - спокойно сказала Татьяна Забелину.
Забелин притих и прижался к биологичке Лене.
- Зато у Мишиной дамы уши, как уши, - сказал Реша, чтобы отвлечь Татьяну от Забелина.
- Какие уши? - не врубилась Татьяна.
Парни захихикали.
> - Обыкновенные, - пожал плечами Реша, и все парни просто заржали.