Молодой человек запрыгнул на реквизитный ящик и стал надевать белоснежные брюки.
– Ребята, это глупо, – жалобно сказал молодой человек, стараясь попась в штанину. – Нинка, закрой футляр! Чужая вешь!
Он наконец надел штаны, сел на ящик и стал натягивать на ноги мягкие белые ботинки «акробатки».
Витя бинтовал кисти рук.
Молодой человек вместе со стулом повернулся к Нине и подставил ей спину.
– Дорогие братья и сестры! Помогите несчастненькому...
Сверкающая рубашка застегивалась сзади на крючки.
И пока он шнуровал свои ботинки, Нина привычно застегивала ему сзади рубашку. На последнем крючке молодой человек перехватил ее руку и очень нежно поцеловал в ладонь.
Нина щелкнула его по носу.
– С каким бы наслаждением я тебя сейчас треснула!
Молодой человек счастливо рассмеялся.
– Кончайте курлыкать! – сказал Витя. – Я пошел разминаться. Догоняй-те... Васька, не тяни резину!
Он вышел из гардеробной. Васька тут же обнял Нину, прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы.
– Я люблю тебя. Дружочек мой, солнышко мое...
– Милый мой! Хороший, глупый, родной! Пусти меня...
Она с силой высвободилась из васькиных обьятий.
– Давай, Васюська, крась рожицу. А то Витька раскричится и будет абсолютно прав.
Она тоже выскочила из гардеробной и захлопнула за собой дверь.
Васька сел перед зеркалом и стал быстро накладывать тон на лицо.
Я другом ей не был,
Я мужем ей не был —
Я только ходил по следам.
Сегодня я отдал ей целое небо,
А завтра всю землю отдам... —
бормотал он, глядя на себя в зеркало.
* * *
Нина разминалась во внутреннем дворике цирка у вагончиков. Рядом с ней стоял красивый парень – воздушный гимнаст Сатаров-младший и что-то говорил ей. Нина смеялась, кокетливо поглядывая на Сатарова.
Все это очень не нравилось нининому брату Вите. Он недобро покрутил головой и, наконец, не выдержал:
– Нинка! Работай!
– А я что делаю? – удивилась Нина.
– Работай, кому сказано!
– Витек, зачем так с Ниночкой? – с явным чувством собственного превосходства улыбнулся Сатаров...
... Васька уже закончил гримироваться и теперь бинтовал эластичным бинтом кисти рук.
Открылась дверь гардеробной и вошел Витя.
– Старик, – сказал он, внимательно разглядывая старую афишу на стене. – Мне, конечно, это все до лампочки... Я, как ты знаешь, за сестрой особенно не присматриваю. Девчонка взрослая.
Васька напряженно смотрел на него через зеркало. Затем резко повернулся к нему лицом и жестко произнес:
– Короче.
– Просто мне показалось, что тебе имеет смысл знать об этом, – спокойно поправляя бинты на правой руке, сказал Витя. – Уже несколько раз я видел, как Сатаров-младший очень симпатично клеит Нинку. Если бы он вел себя как-нибудь иначе – я бы и сам отреагировал. Как брат...
– Спасибо, Витек, – улыбнулся Васька.
– Просто я подумал, что тебе следует об этом знать.
– Все в порядке, партнерчик! Держи хвост морковкой!
– Да, кстати... Я давно хотел тебя спросить: откуда у тебя эта дурацкая пословица?
Васька глянул на него, попытался что-то вспомнить, пожал в недоумении плечами и растерянно ответил:
– Понятия не имею.
Разгоряченные, вымотанные, со следами грубого «циркового» грима на мокрых лицах.
– Ты плотнее можешь брать группировку на заднем сальто-мортале? – раздраженно крикнул мужчина женщине.
Женщина молча махнула рукой.
– Что ты машешь? Что ты машешь? С таким сальто-морталем тебя ни один нижний не поймает!
Не отвечая, женщина устало накинула халат.
– Ну, погоди! – угрожающе сказал мужчина. – В Казани ты у меня по четыре раза репетировать будешь!
Мимо них двое униформистов тащили какой-то реквизит.
– С окончанием! – крикнул один из них.
Она подошла вплотную к своему партнеру.
– С окончанием...
– ласково сказала она ему. – Не злись.
– С окончанием... – проворчал он и поцеловал ее в щеку.
Последний день сезона.
Актеры, отработавшие свои номера, наспех снимали грим, натягивали рабочие комбинезоны на голое тело. Они вытаскивали ящики, разбирали реквизит, укладывали костюмы.
То и дело слышалось:
– С окончанием!
А рядом разминались артисты и лошади.
Старик-конюх водил сразу двух лошадей.
На полу сидел ассистент аппаратурного номера и гаечным ключом развинчивал металлическую конструкцию.
На низко повешенной трапеции разминался Сатаров-старший.
Рядом занимался на кольцах Сатаров-младший. Не прекращая выжиматься, он что-то говорил Нине.
Нина, опираясь о стенку руками, пританцовывала, разминала голеностопные суставы.
Радушно улыбаясь, к ним подошел Васька и сказал Нине:
– Мадам, ваш братец изволит просить вас...
И Васька показал на разминавшегося неподалеку Витю.
Нина отошла.
– Старик, – Васька весело и нежно посмотрел на Сатарова. – Как тебе известно, я Пажеский корпус не кончал, и все, что я сейчас скажу, может быть, покажется тебе несколько грубоватым. Так вот, если ты еще хоть раз подойдешь к Нине... Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? Ноги переломаю. Понял?
Сатаров спрыгнул с колец и оказался на полголовы выше Васьки.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что если ты еще раз подойдешь к Нине, я тебе ноги переломаю. И лучше не торопи меня это делать. У нас еще впереди работа, упаковка... Успеется.
Сатаров-младший сгреб Ваську за сверкающую рубашку, притянул его к себе и тихо спросил:
– Мальчик, на кого ты хвостик задираешь?
И в то же мгновение получил два коротких и резких удара в лицо и солнечное сплетение.
Ошеломленный Сатаров отлетел к вагончику, но тут же бросился на Ваську. Он был вдвое сильнее Васьки и не менее тренирован.
Васька спокойно встретил его прямым ударом в челюсть, но и сам не успел увернуться от руки Сатарова. Удар был настолько силен, что Васька перелетел через чей-то реквизитный ящик. Но тут же вскочил и бросился к Сатарову.
Испуганно закричали женщины, заплакал чей-то ребенок.
Сатарова-младшего уже держали за руки его старший брат, конюх и кто-то из артистов. Сатаров-младший сплевывал кровью, рвался к Ваське и кричал:
– Я сейчас из него такую мартышку сделаю!
С манежа за кулисы влетел инспектор манежа во фраке.
– Вы что, с ума сошли?! – в ужасе закричал он сдавленным голосом. – Там же все слышно! Товарищи! Что же вы делаете?!
– Все. Все в порядке, – умоляюще проговорил Сатаров-старший. – Разминочка. Обычная разминочка. Тихо, тихо...
– Ну, все. Хватит, – сказал Васька Нине и Вите. – Отпустите, ну вас к черту.
Глаз у него заплывал опухолью. Нина и Витя выпустили его. Он осторожно потрогал глаз рукой и ухмыльнулся, глядя на младшего Сатарова.
– Крепенький паренек...
– Работать сможешь? – деловито спросил его Витя.
– А как же? Размялся, разогрелся – хоть сейчас на манеж.
Неподалеку от них, зажатый старшим братом в углу, Сатаров-младший щупал вздувшуюся верхнюю губу и с яростью говорил:
– Ноги он мне переломает!
– Ну и правильно, – сказал старший. – У них там с Нинкой серьезно, а ты лезешь между ними и треплешься.
– Да я его как котенка удавлю!
– То-то у тебя губа наперекосяк стала, давитель, – улыбнулся старший брат.
– Я его еще разрисую, как бог черепаху!
– Жаль, – вздохнул Сатаров-старший. – Тогда мне самому придется набить тебе морду.
Он заботливо пощупал верхнюю губу младшего брата и стал спокойно считать, загибая пальцы:
– После этого ты три дня не сможешь работать. У тебя три раза по восемь – это двадцать четыре рубля вылетают из зарплаты. И у меня – трижды десять – тридцать... Итого: мы с тобой теряем пятьдесят четыре рубля. Нерентабельно.