Тот, который был поменьше, смотрел на шашлык, пляшущий в руке у молодого человека, а его приятель, элегантный верзила, принюхался и откровенно проглотил слюну.
– Коман са ва? – великосветски спросил молодой человек, исчерпав половину своих познаний во французском языке.
Щеголь медленно перевел взгляд с шашлыка на лицо молодого человека, приподнял котелок, вежливо поклонился дамам и ответил:
– Са ва бьен.
Он еще раз поклонился и, взмахнув палочкой, собрался было продолжить свой путь, но молодой человек сделал к нему движение и, показывая на десятки шампуров, лежащих на мангале, сказал:
– Силь ву пле, мосье Жорж, силь ву пле, мосье Антуан! Как говорят у нас в России, не откажите составить компанию... Эх, забыл я как это по-вашему!
Мальчишка напряженно смотрел на своих приятелей из-за угла греческой кофейни.
Верзила снова проглотил слюну. Щеголь приподнял котелок и, благодарно улыбаясь, развел руками – дескать, с удовольствием бы, но... Тут уж и верзила поклонился. Оба они незаметно для всех глазами поискали мальчишку с рыбой и смешались с толпой гуляющих.
Мальчишка, ухмыляясь, посмотрел на молодого человека с шашлыками и, презрительно цыкнув сквозь редкие зубы, побежал за своими приятелями.
– Кто это? – спросила одна из дам, ловко стягивая зубами мясо с шампура.
– Это знаменитейшие французские циркачи, воздушные гимнасты Антуан и Жорж! – ответил молодой человек.
– Хочу в цирк! Хочу в цирк! Хочу посмотреть на французиков! – капризно надувая губки, затараторила вторая дама.
Их кавалер набил рот шашлыком, и с трудом, но очень галантно произнес:
– Мадам! Желание женщины – закон для джентельмена!
* * *
Теперь Антуан и Жорж шли у самой воды, а в стороне от них плелся мальчишка с рыбой.
– Васька, – сказал Антуан Жоржу. – Так больше жить нельзя. У меня голова с голодухи кружится.
– Ну потерпи еще немного, – ответил Жорж. – Потерпи, Феденька. Нажарят нам сейчас ставридки...
– Каждый день ставридка, ставридка, ставридка! – зло проговорил верзила Федя. – До каких пор?
– А я тебе сколько раз говорил, давай сорвемся из этого цирка к чертовой матери! – сказал Вася и негромко свистнул.
Мальчишка вопросительно посмотрел на него.
Вася сделал какой-то жест руками, понятный только одному мальчишке, и мальчишка умчался, размахивая куканом с рыбой.
– Куда ты сорвешься? Куда ты сорвешься? Ни денег, ни ангажемента... Трапеции, и те хозяйские! Попасть бы к Саламонскому, к Никитину, к Чинизелли. Показать бы им нашу работу, найти бы себе хорошего хозяина...
Вася нагнулся, поднял плоский голыш и с силой пустил его по воде «блинчиками».
– А нельзя ли вообще без хозяина? – спросил он, глядя как камень скачет по воде.
– Это как же? – испугался Федя.
– А очень просто, – ответил Вася и бросил второй голыш.
– А жить как же?
– Товарищество организовать, – задумчиво произнес Вася и пустил по воде третий голыш. – И начать жить по-новому...
– Какое товарищество? – спросил Федя. – Цирковое?
– Ну, мы с тобой цирковое, а другие – общее. Российское.
– Кто это такие «другие»? – подозрительно спросил Федя.
– Есть люди, – коротко ответил Вася.
– Знаю я этих людей, – зло сказал Федя. – Это те люди, к которым ты в Тамбове по ночам на сходки бегал, а мне врал, что на рандеву к барышне Кошкиной собираешься. Я, если хочешь, все про тебя понимаю! Я не дурак какой-нибудь! Ты лучше придумай, как у нашего хозяина хоть пятерочку выманить!
– Нет. Надо, чтобы эта сволочь отдала все наши деньги, которые мы заработали за последние полтора месяца! – решительно возразил Вася. – Часть на дорогу пойдет, а на остальные... Нам бы только до Тамбова добраться!
* * *
В глубине набережной стоял богатый провинциальный цирк. Он светился огнями и вход его, украшенный яркими и наивными афишами, был уже забит публикой, которая вливалась в три настежь открытые двери.
Афишы были прекрасны:
«Стой, прохожий! Один ты или с дамой, остановись перед рекламой, читай, не ленись, сегодня – бенефис!»
«Сегодня, в субботу, 18 июля 1913 года – граф Люксембург в волнах страстей! Дуэты из опереток!»
«В последний раз! Опасный жокейский трюк!»
«Чудо воздуха! Шедевр полетов! С новыми трюками исполняют г. г. Жорж и Антуан – Париж»
Такие же замечательные афиши украшали стены кабинета хозяина цирка. Здесь все было плюшевое и золотое. Висели гравюры из лошадиной жизни, у двери стоял манекен, одетый во фрак, и у резной ножки манекена – лакированные башмаки с «ушками». А рядом в углу – «шамбарьеры» и стэки разных сортов.
За столом сидел удивительно симпатичный, дородный господин лет сорока пяти и, мечтательно подняв к потолку глаза, ласково улыбаясь, изредка шевелил губами, будто повторял про себя чьи-то прекрасные строки.
Однако, если бы мы посмотрим на стол, то увидили бы руки господина. Господина директора цирка.
Его руки, вернее, пальцы – длинные, красивые с фантастической быстротой пересчитывали деньги. Пересчитывали так, как это мог сделать только профессиональный банковский кассир с тридцатилетним стажем.
Раздался стук в дверь. Хозяин цирка мгновенно сдернул с головы турецкую феску и прикрыл ею пачку денег. А затем, не изменяя выражения лица, повернулся и пророкотал:
– Антрэ!
В дверь просунулась чья-то испуганная усатая морда и прохрипела:
– Сергей Прокофьевич! К вам господин городской голова и господин полицмейстер идут-с!
– Очень мило с их стороны, – улыбнулся хозяин цирка и щелкнул пальцами.
Морда исчезла. Хозяин цирка приподнял феску, не торопясь снял с пачки несколько крупных бумажек и положил их в правый карман шелкового стеганого халата с кистями, а потом снял с пачки еще несколько бумажек и положил их в левый карман. Оставшуюся пачку он спрятал в ящик письменного стола и замкнул на ключ.
А феску снова надел на голову. И в эту секунду открылась дверь и в кабинет вошли городской голова и полицмейстер.
– Очень мило с вашей стороны, ваше превосходительство! И с вашей, ваше превосходительство! – хозяин цирка широко раскинул руки, встал навстречу важным гостям. – Прошу покорнейше, прошу покорнейше...
* * *
К «черной», служебной двери цирка подходили Васька-Жорж и Антуан-Фе-дя.
Слышно было, как оркестр настраивал свои инструменты.
На почтительном расстоянии от входа слонялись мальчишки, стараясь хоть краешком глаза проникнуть за таинственную дверь.
– Здрасьте, дяденька Жорж! – крикнули мальчишки.
– Привет, – ответил Вася и внимательно вгляделся в стайку мальчишек.
– Здеся я, здеся, – негромко проговорил мальчишеский голос за из спинами.
Вася и Федя обернулись и увидели своего приятеля. Он стоял у самой двери, в тени, и будто бы безразлично смотрел в сторону.
– Рыба пожарена хлеба я не достал куды ее девать? – спросил он без запятых.
– Подожди нас после представления на берегу. Там и поужинаем, – сказал Федя.
Мальчишка кивнул и повернулся к Васе.
– Проведите, дяденька Жорж.
Вася изобразил удивление и спросил:
– Куда?
– Не смешите меня, дяденька. Или вы не знаете!
– В цирк, что ли?
– А то вы не знаете!
– Ты же раз двадцать смотрел, – сказал Федя.
– Мне опять смерть как охота!
– Я пойду, – сказал Федя Васе. – Может быть, успею до представления у него хоть несколько рублей попросить.
Вася посмотрел на Федю, на мальчишку, и снова на Федю. Казалось, что в голове у него сейчас рождается какой-то план.
– Иди, – сказал он Феде. – Я мигом...
Федя ушел за кулисы, а Вася взял мальчишку за шиворот и отвел его в сторону. Приятели завистливо смотрели им вслед.