В такие минуты жизнь как бы спрессована и прошлое предстает тебе в безумном круговращении калейдоскопа или мелькании кадров сломанного кинопроектора. Синдром утопающего, внутренне усмехнулся он.
- Три истребителя! Японцы! Пеленг один-девять-пять, угол тридцать. Идут к нам.
Скосив глаза, Брент увидел, как три белые машины четким клином пикируют на четыре бомбардировщика, которые с трудом восстановили строй. Впереди Мацухара. Он знал, что друг не оставит его. Но теперь не время кричать "банзай". Брент набрал в легкие воздух и задержал дыхание - этот ритуал он освоил еще в детстве, когда они с отцом охотились на птиц в лесах Новой Англии. "Глубоко вдохни, когда целишься, не щурься и нажимай курок мягко, но уверенно", - учил отец.
В воздухе сверкнули бомбы, и с ними вернулся страх. Тепло внизу живота растворилось под напором ледяной воды, словно промывающей ему кишки. Чувства описали полный круг - от страха к спокойствию, экстазу и снова к страху. Дрожащими руками, с бешеной пульсацией крови в висках он прицелился в "Юнкере". Ему давно пора уходить вверх, а он все пикирует. Под крылом бомбардировщика замигала красная вспышка; оно просвистело в нескольких футах над роем черных падающих цилиндров. Невероятно! Он же может подорваться на собственных бомбах! Фанатик, безумец! Заговорили двадцатки, и Брент тоже нажал на гашетку. Содрогаясь от мощной отдачи, удерживая пулемет в равновесии силой своих мышц, он не выпускал из прицела огромный винт. Запах кордита стал для него божественной амброзией. Пули калибра 7,7 миллиметра со звоном ударили в стальную палубу. С воем отрикошетив, словно туча смрадных насекомых вырвалась из-под земли, потревоженной лемехом плуга, они сбили каску со старшины артиллерийской боевой части Фила Робинсона. Тот опрокинулся навзничь, и серое содержимое мозга склизкой массой забрызгало палубу. Правый впередсмотрящий схватился за грудь, вопя, изрыгнул поток крови, перевесился через ограждение и бултыхнулся в волны, как тряпичная кукла. Брент громко застонал и выругался.
- Лево на борт! - рявкнул Уильямс. - Бей его! Бей!
Лодка проворно разворачивалась.
Бомбы визжали в воздухе. Они были так близко - большой цилиндр и четыре его маленьких спутника; каждый нес с собой чью-то судьбу, остро заточенный, компактный, готовый предать "Блэкфина" забвению. Все происходило точно в кошмаре: ты бежишь, бежишь, а ноги скользят, чудовище настигает тебя, и ты уже ощущаешь его зловонное дыхание. Оно обнажает клыки и тянет к тебе острые когти...
Тряхнув головой, Брент отогнал парализующие видения и, не глядя на бомбы, дал ответный залп. Он убьет своих убийц. Трассеры, точно огненные бусины, расцветили "Юнкере" и сорвали огромные куски с несущей поверхности крыла. Ярко-желтые вспышки загорались и гасли, как рождественский фейерверк; 20-миллиметровые "Эрликоны" снесли правый закрылок и элерон. Самолет вильнул влево, открывая Бренту свой правый борт. Короткими очередями он сокрушил заднюю кабину и обезглавил стрелка. Но ему нужен не стрелок, а пилот. Ругаясь на чем свет стоит, лейтенант рванул правую ручку и поймал фонарь в прицел. Новые пули разбили фонарь, прошили бронированный козырек, и лицо пилота растворилось в тумане брызнувших осколков. Большая машина с двумя обезглавленными туловищами в кабине плюхнулась в океан с громким всплеском.
В тот же миг по правому борту - совсем близко - разорвались бомбы. Пятисотка подняла такой столб воды, что лодка содрогнулась, как загарпуненный кит. Во всех отсеках слышался гул, подобный большому колоколу храма. Хамфри Боумен и Юйдзи Итиока попадали с ног. Японец заскользил вдоль палубы и треснулся каской о нактоуз со звоном молота, ударившего по наковальне. Тут же он перекатился на бок и отчаянно застонал. Боумен упал на ящик с боеприпасами.
Брент пошатнулся, но устоял, схватившись за ветрозащитный экран. Со всех сторон неслись крики боли и ужаса.
Водяная башня опала широкими кольцами и окатила мостик. Держась одной рукой за ствол пулемета, Ромеро протянул другую и поднял на ноги почти бездыханного Итиоку.
- Курс два-семь-пять! - приказал Уильямс, едва удерживая равновесие. Потом взглянул на Хару, который хоть и стоял на двух ногах, но был явно не в себе. - Вперед помалу!
Японец, как автомат, двигал рычагами машинного телеграфа. Лодка замедлила ход. Уильямс прокричал в люк:
- Связисты! Что там у вас?
В ответ донеслось испуганное:
- Пока ничего, командир!
- Хорошо, Хара, давай быстрей!
- Скорость восемь, сто восемьдесят оборотов, сэр, - неживым голосом откликнулся Хара.
- Все идут на нас! - крикнул впередсмотрящий с правого борта.
Уильямс бросил взгляд на небо. Выбора нет.
- Ладно, хрен с ними, с повреждениями. Самый полный!
- Есть самый полный!
Ритмично заработали четыре двигателя, и лодка рванулась вперед. Пока живы! Брент облегченно вздохнул. Корпус, хотя и натерпелся порядком, но выдержал. Последняя пятисоткилограммовая бомба наверняка наделала больше разрушений, чем все глубинные. У Брента онемела шея. Каска слетела и подбородочный ремень глубоко врезался в кожу. Такого с ним еще не случалось.
- Где доклад о повреждениях?! - надрывался в люк Уильямс. - Мне нужны в первую очередь донесения от носового торпедного и аккумуляторного отсеков.
Снова надвинув каску, Брент поглядел на небо, пытаясь вытрясти из мозгов сонное оцепенение. Машинально потер ладонью шею. Еще один бомбардировщик делал заход, а три уцелевших выстроились за ним, словно нетерпеливые пассажиры перед посадкой на поезд. У них есть причина для нетерпения. Мацухара и два его "Сифайра" летят к ним, точно ангелы-мстители. Арабы потеряли время и теперь расплатятся за свою медлительность. Стоило ему об этом подумать, как Мацухара и его ведомые открыли огонь.
Следующие мгновения стали для Брента Росса продолжением кошмара. Два бомбардировщика, три делающих заход истребителя, грохот орудия, запах кордита, сумасшедшая вибрация "Браунинга", острая боль в области шеи. А еще прицел, мишень, крики Уильямса рулевому, изо всех сил пытающемуся увести лодку от новой атаки "Юнкерса". Убей или тебя убьют! Еще один виток чувств. Ужас или бешенство, а может, и то и другое, - противнику все равно, никакой разницы. Теперь все они пришли по его душу.
За миг до того, как ведущая "Штука" вышла на угол бомбосбрасывания, она вспыхнула ослепительной новой звездой и тут же исчезла. Отпустив гашетку, Брент уставился вверх. Огромным веером рассыпались по небу обломки алюминия; страшный монстр протягивал к лодке щупальца огня и дыма. В сотне ярдов врезался в волну двигатель, покореженное колесо ударило в корму. Но большая часть смертоносного дождя пролилась за бортом.
Брент услышал вой сирен раньше, чем увидел следующий бомбардировщик. Спасибо врагу за эти шумовые эффекты. Он навел пулемет на тот сектор, где взорвалась предыдущая "Штука". "Юнкерсы" пробивались сквозь дым. Пулеметы хором отбарабанили свое приветствие. Глаза Брента расширились от ужаса. На хвосте бомбардировщика висел "Сифайр". И оба попали в каскад трассеров.
Настигнутая сзади 20-миллиметровыми снарядами и пулями пятидесятого калибра "Штука" начала рассыпаться, но все-таки успела сбросить бомбы. Она падала не более чем в сотне ярдов от мостика, слегка накренившись на правый борт. Сперва отвалилось правое крыло, обнажив сплетение разорванных цветных проводов и разбитых трубопроводов; из них, как из вскрытой сонной артерии, хлестала красная гидравлическая жидкость. Вибрация двигателя отбросила машину вбок. Она нелепо трепыхалась на уцелевшем крыле, но вскоре и оно отвалилось.