Под низким потолком вспыхнули прожектора, и мы обнаружили, что стоим посреди огромного, метров в двести, бетонного зала в окружении четырех лбов с направленными на нас автоматами "узи". Пареньки были той же волчьей породы, что и напарник рыжего. Лет по двадцать пять -- двадцать семь. С одинаковой короткой стрижкой. С одинаковыми золотыми цепями на бычьих шеях. Стоило лететь на край Европы, чтобы оказаться в такой компании. Они стояли вокруг нас на равном расстоянии друг от друга, как бы по углам правильного квадрата, и это говорило о многом.
Док взглянул на меня и с сомнением покачал головой. Я понимающе кивнул. Шушера. Дешевка.
Так-то оно так, но они были в таком напряжении, что малейшее наше движение -- и они откроют огонь. Они были явно не из тех, для кого убийство привычное дело. Перемолоть ребра кулаками и ногами -- да, это им сподручней. А убить... Но сейчас они были настроены именно на убийство. Поэтому и вздрючены до предела. Нужно было как-то сбить этот их высокий душевный настрой, перевести действие из жанра греческой трагедии в обычный милицейский боевичок.
-- Ребята, -- миролюбиво сказал я, обращаясь к одному из них, постарше, судя по всему -- главному в этой шакальей команде. -- Извините, что суюсь с советами, но если вы вздумаете палить, то перестреляете друг друга.
Он довольно быстро оценил мой бесплатный совет, по его знаку все четверо сместились на одну сторону. После чего приказал:
-- Руки за голову! К стенке! Лицом к стенке!
Мы подчинились. Двое держали нас на мушке, а двое других закинули автоматы за спину и принялись обшаривать нас. Это был очень удобный момент, чтобы отобрать у них их игрушки. Я чувствовал, как ребята напряглись, ожидая моего сигнала. Но все-таки промолчал. Ситуация была, конечно, очень горячая, но я решил: если кто-то хочет с нами поговорить, пусть говорит с позиции силы. Это располагает к большей откровенности. А удобные моменты -- ну, будут еще. Эти лбы не смогут не сделать пары-тройки ошибок, не та школа. А нам столько и не надо, нам и одной хватит. Но в свое время.
Пока они охлопывали наши бока и выворачивали из карманов документы и деньги, а потом вываливали на бетонный пол бельишко из наших сумок, я внимательно осмотрел зал. Выходов из него было только два. Один -- через гаражные ворота, черта их откроешь, если электропривод будет блокирован снаружи. Второй -- через дверь, ведущую, видно, в глубь дома. Тоже не слабенькая дверца -- из стального листа, обваренного уголками. Окон не было. Если не считать двух проемов в торцевой стене, напротив ворот. Проемы были шириной метра по полтора и высотой с полметра. Изнутри они были закрыты толстыми прутьями арматуры, а снаружи застеклены. Не окна, а вентиляционные отверстия под самым потолком. Что надо тюрьма. Если они вздумают нас здесь держать, выбраться будет непросто. Но вряд ли будут. Иначе не стали бы выгонять микроавтобус. А зачем выгнали -- ужу ясно: чтобы не повредить при стрельбе. Бережливый народ.
Когда со шмоном было покончено, главный достал из кармана "уоки-токи", сказал в микрофон:
-- Нормально все.
Я ожидал, что на нас наденут наручники, но то ли их не припасли, то ли решили, что при такой огневой мощи они и без браслеток обойдутся. Ну, тем лучше. Такие маленькие оплошности противника всегда украшают жизнь.
Минут через десять стальная дверь открылась и в зале появились еще три действующих лица. Одного мы уже знали, это был напарник рыжего водилы. На плече у него висел "узи", а впереди себя он аккуратно спускал по пандусу инвалидную коляску, в которой сидел совершенно лысый мужик лет шестидесяти. Он был в цветастой рубашке с расстегнутым воротом и короткими рукавами, обнажавшими жилистые, в синих наколках руки. Наколки просвечивали и сквозь седые волосы на груди. Ноги были укрыты клетчатым пледом. С ним было все ясно: пахан.
А вот третий, который вошел вслед за ними и прикрыл за собой дверь, был птицей совсем другого полета. Лет сорока, в аккуратном светло-коричневом костюме, с правильным невыразительным лицом и быстрым взглядом. В толпе на него и внимания не обратишь, но тут, среди этой уголовной братии, он выглядел белой вороной. "Контора". Это было на нем прямо написано. Майор или даже подполковник. Впрочем, вряд ли подполковник, слишком подобран, в форме, подполковники редко такими бывают. Его-то как сюда занесло?
У все троих физиономии были такими, словно бы перед тем, как войти сюда, они крепко пересобачились. И как бы в продолжение этой ругани напарник рыжего показал на нас:
-- Вот, только четверо!
Лысый и Майор (так я про себя его окрестил) посмотрели на нас, как будто хотели в этом убедиться. И убедились: да, четверо. Майор извлек из кармана пиджака небольшой фотоаппарат "Никон" и раза три щелкнул нас, сверкнув вспышкой.
-- Завтра снова, выходит, ехать? -- недовольно спросил лысый. -- Так не договаривались. Двойная работа.
-- Уладим! -- раздраженно бросил ему Майор, сделал еще пару снимков и сунул аппарат в карман.
Старшой автоматчиков подошел к коляске и протянул лысому наши документы и деньги. У каждого из нас было по пятьсот баксов мелкими купюрами на карманные расходы. Трубач прихватил из своего гонорара пачечку новеньких стольников -- он хотел купить хороший саксофон взамен старого. А еще двадцать штук -- на серьезные траты, которые по ходу дела могли понадобиться, -- были переведены на мое имя в ларнакский "Парадиз-банк", я мог их получить по предъявлении паспорта.
Деньги лысый оставил у себя, а документы передал Майору. Тот внимательно просмотрел наши паспорта. Куда внимательней, чем кипрские пограничники.
-- Иван Георгиевич Перегудов... Что ж, Иван Георгиевич, давайте поговорим, -- обратился он к Доку, предположив в нем старшего, из чего я с чувством глубокого удовлетворения заключил, что даже если он о нас что-то и знает, то знает далеко не все.
-- Я -- врач команды, -- ответил Док. -- А капитан у нас -- он, Сергей Пастухов.
-- Команды? -- переспросил Майор. -- Ах да, вы же спортсмены. Как вы, Сергей Пастухов, насчет того, чтобы откровенно поговорить?
-- При них? -- кивнул я на лысого пахана и его шайку.
-- Вы правы, пожалуй, -- согласился Майор и обернулся к лысому: -Извините, пан. Эта информация вам ни к чему. Не возражаете, если я побеседую с нашими гостями тет-а-тет?
Пан. В лысом не было ничего польского. Значит, кличка.
-- Валяйте. Меньше знаешь -- лучше спишь. А если что?
-- Вы же будете рядом.
Пан нажал какую-то кнопку на ручке коляски и откатился в другой конец гаража. За ним последовали и его кадры. Четверо с "узи" слегка расслабились, но все еще были настороже и не спускали с нас глаз.
-- Так лучше, да? -- спросил Майор. -- Итак, кто вы? Но прежде: где еще двое?
-- В милиции, -- ответил я, а сам тем временем соображал. Знает, что спортсмены. Знает, что должно быть шестеро. Знает про "Эр-вояж" и "Три оливы". Знает, когда мы должны были прилететь. Что он еще знает?
-- Что они делают в милиции? -- удивился Майор.
-- Что делают в милиции люди? Или работают, или сидят. Наши сидят.
-- Почему?
-- За что, -- поправил я. -- Немного поддали, ввязались в драку с какими-то неграми. Их и забрали.
Понятия не имею, откуда мне на язык вывернулись эти негры. Но вывернулись очень кстати, такие детали сообщают достоверность любой туфтяре.
-- Не с неграми, -- вмешался в наш разговор Артист. -- С арабами.
-- С какими арабами? -- подключился Муха. -- С татарами!
-- Иди ты с татарами! -- возразил Артист. -- Тренер сказал: с черными. Разве татары черные?
-- А какие? Желтые?
-- Белые. Даже рыжие бывают.
-- Татары -- рыжие?! -- презрительно переспросил Муха. -- Где ты таких видел?!
-- А что? И видел! -- стоял на своем Артист.