И один из решающих - через какой канал в Токио надежнее всего получать информацию о планах Гитлера? Через посольство Германии. А о планах японцев - само собой разумеется. Суть всей операции "Рамзай" - точно и надежно определить, откуда и когда будет исходить главная угроза нашей стране. Все согласились, что лучшей кандидатуры, чем ты, нет. Учитывалось все - и твоя усталость за три года работы в Китае и за два года в Японии, и длительная разлука с женой, и твое тяготение к научной деятельности, которое я бы назвал неутомимой жаждой аналитической натуры. Если бы не ты, у нас просто не было бы в Японии своей разведывательной организации. Мы были бы слепы и глухи, безоружны там, где не имеем права быть таковыми. Если хотим выжить и победить.
Зорге (задумчиво): Странное название - "Рамзай".
Берзин: Ничего странного. (Встает, несколько раз проходит от стола к двери и обратно. Наконец, оперевшись ладонями о стол и наклонившись к Зорге, размеренно говорит) "Рамзай" - "Р.З." - Рихард Зорге. И для настоящего, большого, глубинного успеха в работе тебе надо самому перевоплотиться в японца - и внешне, и внутренне.
В кабинете воцаряется долгое молчание. Его прерывает Зорге:
Зорге: Отвернитесь на секунду, Ян Карлович. (Берзин отворачивается. Зорге достает из кармана веер.) - Прошу!
Берзин видит перед собой преобразившегося Рихарда. Движения, жесты, приемы воображаемым самурайским мечом, "уважительное шипение" трансформация поразительна. Все это сопровождается отрывистыми японскими фразами. И словно в московский кабинет ворвался рев и клекот морских волн, и вдоль песчаного берега бегут кряжистые криптомерии и причудливо изогнутые сосны, и один край неба закрыли сотни пагод буддийских и синтоистских храмов, а другой - несравненная, снежно-розовая божественная Фудзияма. И звенят одинокие колокольцы, и плывут щемяще-грустные, нежные мотивы, и все горизонты закрывает волшебный бело-розовый дым цветущей вишни.
Сцена третья
У окна ресторана "Националь", через которое открывается вид на Кремль, столик. За ним Зорге и Катя. Оркестр тихо играет попурри из песен "Когда б имел златые горы", "Мой костер в тумане светит", "Не уходи, ещё не спето столько песен", "Последний вечер с вами я, цыгане", "Не жалею, не зову, не плачу".
Зорге: Да, опять через Германию. Послезавтра вместо светлых московских улиц я окажусь на мрачных берлинских штрассе, вместо рубиновых звезд на меня будут смотреть черные паучьи знаки, вместо веселых, радостных лиц повсюду будут серые каски и надвинутые на самые брови армейские фуражки.
Катя: Сегодня наш последний вечер вместе и...
Зорге: Последний в этот мой приезд...
Катя (мягко прикрывая пальцами его губы): ... И давай будем говорить только о радостном. А завтра, тем более послезавтра, будет то, что будет, что неизбежно должно быть завтра и послезавтра.
Зорге: Ты знаешь, о чем я подумал, когда на берег тогда пришли пионеры? Угадаешь?!
Катя: О нашем сыне.
Зорге: Тогда, глядя на ребят, я почему-то подумал: наверное, так свое будущее поколение воспитывали древние спартанцы.
Катя: Да. Я знаю, тебе многое нравится в Спарте. Ты любишь Спартака. Потому, наверное, неистовствовал вчера на стадионе, болея за московский "Спартак"! (Оба смеются.) А мои кумиры - ЦДКА.
Зорге: Катюша, наш сын обязательно будет играть в футбол, как Александр Старостин.
Катя: А дочь?
Зорге: Дочь пусть, как Вера Менчик, будет всех обыгрывать в шахматы.
Катя: Ты хочешь... чтобы у нас были дочь и сын?
Зорге: Я хочу, чтобы у нас было много детей, три мальчика и четыре девочки.
Катя: Ика, я серьезно.
Зорге: И я серьезно. Мечтаю о большой, просторной, светлой квартире, по которой ползают, топают, носятся карапузы мал мала меньше.
Катя: Да! Сегодня звонили от Берзина.
Через неделю приглашают смотреть новую квартиру.
Зорге: Отлично! Теперь дело за нами с тобой: чтобы заполнить её наследниками! (Катя машет рукой, улыбается, в смущении отворачивается.) Ты будешь возиться с детьми, а я засяду в Ленинке и буду писать многотомную историю Китая: Иньское царство, великие династии Хань, Суй, Тан, Сун, периоды Троецарствия и Пяти династий, нашествие гуннов и владычество монголов, крестьянское восстание тайпинов, когда его вождь Хун Сю-цюань провозгласил себя братом Иисуса Христа, живым Богом. А потом историю Японии, её философии, её искусство - со времен первого императора Зимму-Тенно. Правление императрицы Дзингу, эпоха сегуна Хидзёси, кровавые и дерзостные набеги пиратов, абсолютное неприятие никаких иностранцев...
Катя: Мне очень понравилась притча о зеркале и мече.
Зорге: Какая именно?
Катя: Та, которая гласит, что в санктум-санкторум, самой священной части синтоистского храма, находится зеркало и меч. Зеркало суть женщина, миссия которой - быть верным отражением мужчины, а меч символизирует мужчину, воина, самурая.
Зорге: Вот сейчас, Катюша, твое лицо так строго прекрасно, как лицо античной богини. Я обожаю тебя! Жена моя, любовь моя, судьба моя! (Катя целует его пальцы, ладонь, по её щекам ползут слезы.)
Катя: Это ты - моя судьба... Тебе я могу признаться - этой ночью я молилась Богу. Просила, чтобы он дал нам ребенка, хотя бы одного.
Зорге: (Утирая ей слезы.) Не знаю, верю ли я в Бога, но в судьбу верю. Увы, наперед её знать не дано никому из смертных.
Катя: (Успокаиваясь.) Так хочется счастья, простого человеческого счастья. Но теперь все чаще мне начинает казаться, что оно невозможно, что его и нет больше на этом свете... Ладно, я говорю, наверное, что-то не то, что-то ненужное, особенно сегодня... Как мы назовем малыша? Если мальчик, то или Владлен, или Эрнст. Да?
Зорге: Да.
Катя: А если девочка?
Зорге: Если девочка, она должна носить твое имя. Во всяком случае, имя с буквы "К".
Катя: Мне часто снится чудесный живой комочек, который будет со мной как залог того, что ты вернешься живой и невредимый. Он начинает ходить, говорить, мыслить. И он вылитая копия тебя. Тебя, мой Ика!
Зорге: Запомни - для девочки я не хочу другого имени, если даже это будет имя моей сестры, которая всегда ко мне хорошо относилась. Или же дай этому новому существу два имени, одно из них обязательно должно быть твоим, другое - твоей или моей мамы.
Катя: Нина-Катерина...
Зорге: Нина-Катерина звучит, как музыка, как сладостная небесная музыка! Нина-Катерина! Нина-Катерина! Нина-Катерина!
Оркестр играет вальс Штрауса "Сказки Венского леса". Зорге с Катей самозабвенно вальсируют. Танец убыстряется, убыстряется. Свет медленно гаснет. Музыка переходит в марш из вагнеровского "Лоэнгрина". Постепенно возникает свет. Перед зрителем - зал приемов нацистского пресс-клуба в Берлине. Вдоль колонн с потолка до пола свешиваются флаги со свастикой. За столиками сидят генералы Абвера и гестапо, чиновники рейхсканцелярии, немецкие дипломаты, журналисты, промышленники, банкиры. За центральным столиком Геббельс и Риббентроп.
Риббентроп: Наш фюрер Адольф Гитлер определяет интересы Третьего Рейха во всех районах нашей планеты. Европа и Африка, обе Америки и Азия - все включено в сферу определения полезности с точки зрения будущего великой Германии. Дух, бессмертный дух нибелунгов ведет нас, арийцев, на Запад и Восток, Север и Юг побеждать и властвовать. Устремление наших жизненных интересов не ведает никаких государственных, то есть установленных смертными, границ. Само Провидение приближает момент пересмотра лживых догм, насильственно установленных еврейскими большевиками и жидовствующими англо-франко-американцами.