Теперь лишилась терпения ее противница. Она крикнула в ответ:
- Что? Что? Так вы говорите, что мы - не уважаемые люди? Что ваш сын слишком хорош, чтоб появляться у нас? Да вы-то кто такая? Из каких
краев Италии вы сами-то родом? В нашей с вами провинции не было знати с фамилией Ангелуцци или Корбо. Что же, мой муж, самый близкий друг и
коллега родного отца вашего сына, без пяти минут крестный, не годится ему в друзья? Это вы хотите сказать?
Лючия Санта почувствовала себя в ловушке. Будь проклята эта плутовка! Ответ висел у нее на кончике языка, но она не посмела сказать вслух,
что она возражает не против дружбы с мужем, а против нее, жены. На такое она не осмелилась. Ревнивый муж, узнав, что обманут, обычно мстит и
жене, и ее любовнику. Она перешла к обороне:
- Почему же, пускай появляется. Но только чтобы не работал! И чтобы не засиживался допоздна, среди драчливых посетителей. И не ночевал
здесь, - сухо закончила она.
Синьора Ле Чинглата улыбнулась.
- Мой муж знает, что ваш сын ночевал здесь. Он не прислушивается к досужей болтовне. Он не верит, что его жена может обмануть его с таким
юнцом. Но он благодарен вашему сыну за защиту. Он вручил вашему сыну двадцать долларов в знак признательности за его добрые дела. Неужели мать
мальчика думает о нем только плохое?
Чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина, Лючия Санта через силу выдавила:
- Нет, нет! Но люди-то сплетничают... Слава богу, что ваш муж - такой разумный человек.
Болван! Идиот! Внутри у нее все клокотало. Кто же, если не мать, вправе думать о своем сыне плохо?
И тут, даже не постучавшись, словно к себе домой, в квартиру ввалился Лоренцо. Он замер на пороге, и его вид объяснил матери все лучше
любых слов.
Ларри с искренней доброжелательностью улыбнулся присутствующим - матери, любовнице, хозяину, которого он превратил в рогоносца. Они
улыбнулись ему в ответ. Однако мать заметила, что в улыбке хозяина сквозит фальшь и зависть к молодости; это была улыбка человека, которого не
удалось обвести вокруг пальца. А его жена - чтобы у женщины ее возраста был такой нахальный взгляд, такие выпяченные, мокрые, алые губы, чтобы
ее огненные глаза так бесстыже смотрели прямо в лицо парню!..
Сама Лючия Санта разглядывала Лоренцо с мрачной иронией. Так, значит, у ее красавчика-сына лживое сердце? Но он - с волосами, похожими на
иссиня-черный шелк, с прямыми чертами бронзового лица, с большим мясистым носом взрослого мужчины, с кожей, не знающей изъянов юности, - он,
Иуда, воззрился на мать в почтительном недоумении. Поставив на пол свой чемоданчик, он спросил:
- Ма, что ты тут делаешь? А я-то думал: как мне не повезло, что я не застал тебя дома!
Она понимала, как все произошло: он дожидался ее ухода, наблюдая за ней из-за угла. Ему и в голову не могло прийти, что она направляется
именно сюда. Потом он заторопился домой за чистой одеждой. "Figho de putana, - подумала она, - до чего же он двуличен!"
Однако она постаралась скрыть свой гнев.
- Сынок, - проговорила она, - выходит, ты переезжаешь? Синьор и синьора Ле Чинглата решили тебя усыновить? Тебя не устраивает моя стряпня?
Кто-то из родных встал тебе поперек дороги? Ты решил сменить жилище?
Ларри рассмеялся и ответил:
- Что ты, ма, брось шутить.
- Он умел ценить юмор. Что за умница у него мать! Он одарил ее самой радушной из своих улыбок. - Я же говорил
тебе, что хочу побыть здесь, чтобы помочь по хозяйству. Хочу подкинуть тебе еще деньжат. Zi <Дядюшка (ит.).> Ле Чинглата должен идти в суд, а
потом он поедет за город покупать виноград. Не беспокойся, ма, все деньги, что я заработаю, - твои.
- Grazia <Благодарю (ит.).>, - откликнулась мать.
Присутствующие, даже синьор Ле Чинглата, улыбнулись: парень хитер, если вздумал назвать мужчину, которому наставляет рога, своим "дядей".
Синьор Ле Чинглата взялся развить эту мысль.
- Лючия Санта, - сказал он с непосредственностью близкого родственника, - Лоренцо для меня все равно что сын. О, что за disgrazia, что у
нас нет своих детей! Кому же защитить мою жену в мое отсутствие? Женщине тяжело вести такое дело, как наше, в одиночку. В доме обязательно
должен находиться сильный мужчина. Ваш сын отрабатывает свое на железной дороге. Потом он идет сюда и находится здесь до рассвета. Днем же ему
надо выспаться. Ваши малыши бегают взад-вперед, взад-вперед. Почему бы ему не отдыхать здесь, в тишине?
Я полностью доверяю вашему сыну и не обращаю внимания на сплетни. Человек, зарабатывающий столько, сколько я, может не беспокоиться из-за
соседских пересудов.
Теперь мать все поняла. Ее презрению к этим людям не было границ. Куда это годится, чтобы муж, итальянец в придачу, позволял жене
наставлять ему рога, лишь бы были целы его денежки? Чтобы жена не возражала, когда ее муж больше заботится о своем бизнесе и деньгах, чем о ее
чести и добром имени, и превращает ее в шлюху? Лючия Санта была по-настоящему потрясена, что случалось с ней крайне редко.
Что станет с ее сыном, если он будет жить под крышей у таких нелюдей? Забыв про гнев, она обратилась к Лоренцо:
- Собирай свои вещи, figlio mio <Сын мой (ит.).>, и ступай под родной кров. Я уйду только с тобой.
Ларри обвел всех смущенной улыбкой.
- Брось, ма! - пробормотал он. - Я уже пять лет работаю и приношу домой деньги. Я больше не ребенок.
Лючия Санта поднялась, решительная и непреклонная в своем черном платье. Слова ее прозвучали, как реплика в трагедии:
- Я - твоя мать. Как ты смеешь перечить мне в присутствии чужих?
Бесстыжая Ле Чинглата презрительно подхватила:
- Va, va, giovanotto <Иди, иди, парень (ит.).>. Иди с мамой. Когда мать кличет, детям положено повиноваться.
Через загар на лице Ларри проступили красные пятна. Лючия Санта разглядела в его глазах взрослую ярость. Сейчас он походил на своего
покойного папашу.
- Черта с два я пойду! - ответил он.
Мать кинулась к нему и отвесила увесистую пощечину. Он оттолкнул ее, и она отлетела к столу.
Ле Чинглата замерли, ошеломленные. Теперь беды не оберешься. Они встали между матерью и сыном.
- Та-а-к! - Лючия Санта удовлетворенно вздохнула. - Сын поднял руку на мать! Animale! <Животное! (ит.)> Bestia!
Sfachim! <Отродье! (неап. диал.)> Figlio de putana! Благодари бога, что умер твой отец! Благодари бога, что он не видит, как его сын бьет свою
собственную мать, чтобы выслужиться перед посторонними!
На щеке у Ларри красовались пять красных отпечатков, но он уже успел прийти в себя.