— В чем дело, Ламблуа?
— Господин директор… эти выстрелы…
— Ах да!.. Произошла ошибка… Я потерял голову… Сам не знаю, что на меня нашло. Можете возвращаться к себе, Ламблуа.
Швейцар указал на меня.
— А как насчет него? Прихватить с собой и выставить за дверь?
— Нет, пускай остается.
Милейший Ламблуа все еще не мог побороть сомнения.
— Так вы и вправду не хотите, чтобы я остался тут, господин директор?
— Нет. Спокойной ночи, Ламблуа.
— Спокойной ночи, господин директор.
Избавившись от швейцара и его артиллерии, я облегченно перевел дух и повернулся к Турнону.
— И часто у вас бывают такие приступы?
— За что вы убили Сюзанну?
— А что, по-вашему, я смахиваю на убийцу?
Он пожал плечами:
— Только что я лишь по чистой случайности не отправил вас на тот свет, и однако не думаю, чтобы я походил на преступника.
— Но зачем же мне было убивать мадемуазель Краст?
— Именно об этом я вас и спрашиваю!
— Когда я пришел к вашей секретарше, ее уже не было в живых и на меня самого напал прятавшийся в квартире убийца. Если хотите, инспектор Лафрамбуаз из сыскной полиции охотно подтвердит правдивость моих слов.
Турнон посмотрел на меня.
— Прошу вас, простите мне эту минуту безумия! — с бесконечной усталостью в голосе сказал он.
— Для ученого вы маловато размышляете, прежде чем действовать, а?
— В несчастье голова отказывается работать…
— Жаль… Для кого-нибудь еще это могло кончиться очень плохо. Вы любили Сюзанну, верно?
Турнон молча кивнул.
— И она была вашей любовницей?
— Да, уже пять лет… Я один как перст. Теперь, после ее смерти, у меня совсем никого не осталось… Не понимаю, почему ее убили…
— Потому что Сюзанна собиралась сделать то, о чем я тщетно просил вас.
— Не понимаю.
— Потолковать со мной о Марке Гажане и о многом другом. Например, о том, что когда-то вы питали более чем дружеские чувства к будущей супруге Гажана. Впрочем, тогда она еще не вышла замуж…
Я говорил наобум — просто хотелось взглянуть на его реакцию. Турнон не стал отнекиваться.
— Временное увлечение… Эвелин всегда была честолюбива. Она первой из нас по достоинству оценила Гажана и поверила, что он добьется успеха.
— Значит, она в определенном смысле карьеристка?
— Вне всяких сомнений.
Меня словно полоснуло по сердцу. От одной мысли, что этот тип мог обнимать Эвелин, просто тошнило.
— Насколько я понимаю, месье Турнон, вы настоящий донжуан?
— Повторяю вам, история с Эвелин закончилась очень быстро. Мы совершенно не подходили друг другу и прельстило ее лишь мое директорское положение. Зато Сюзанна…
— …которую вы отчаянно ревновали, судя по уморительной сцене, которую вы вчера устроили нам с мадемуазель Краст?
— Я не хотел потерять Сюзанну…
Какой смысл возражать? Влюбленные всегда видят предмет своей страсти совсем иначе, нежели другие смертные. И тем не менее надо обладать очень богатым воображением, чтобы представить стареющую толстуху Сюзанну в роли вамп!
— Как видите, не я отнял ее у вас, месье Турнон.
Он всхлипнул и сжал кулаки.
— Ох, если б я только знал, кто это…
— Могу напомнить, что я приехал сюда как раз для того, чтобы разоблачить этого человека, поскольку он же убил моего друга Бертрана Тривье. У нас с вами общая цель, месье Турнон, — отомстить за наших мертвых.
Директор завода встрепенулся, охваченный каким-то лихорадочным возбуждением.
— Вы правы! Нам надо действовать сообща! Но, к несчастью, я вряд ли смогу вам существенно помочь…
— Почему вчера вы отказались отвечать на мои вопросы?
Турнон опустил голову:
— Я боялся…
— Кого?
— Сам не знаю… Исчезновение Гажана, и в особенности гибель вашего коллеги меня глубоко потрясли… Я заподозрил, что на моем заводе творится нечто ужасное, совершенно мне непонятное… Я не боец по натуре, месье Лиссей…
— Правда? А Гажан?
— Тоже… во всяком случае, мне всегда так казалось…
Турнон немного помолчал.
— И то, что кто-то счел нужным убить мою бедную Сюзанну, доказывает, как я был прав, — угроза вполне реальна…
— А вы не знаете, что хотела мне рассказать мадемуазель Краст? Может быть, у вас есть какие-нибудь предположения?
— Ни малейших.
— Сюзанна дружила с мадам Гажан?
— Не думаю. Во всяком случае, после свадьбы Эвелин ни разу сюда не приходила.
— А Гажан знал о вашем романе с его будущей женой?
— Понятия не имею. Сами понимаете, я никак не мог задавать ему подобные вопросы.
— И все-таки даже самый закоренелый преступник, если, конечно, он не маньяк, никого не убивает просто так, месье Турнон. По-моему, Тривье и Сюзанну убили либо ради собственной безопасности, либо оберегая кого-то…
— Кого?
— Если бы я мог вам на это ответить, то считал бы свою миссию почти законченной. Но пока, месье Турнон, могу лишь еще раз повторить тот же вопрос, на который вчера так и не получил ответа: хорошо ли вы знали Марка Гажана?
— Нет. Теперь, когда вам известно о моих прежних отношениях с Эвелин, я думаю, вы без труда поймете, что я не пытался сблизиться с ее мужем. Мы никогда не общались больше, чем необходимо начальнику и подчиненному… И наши разговоры касались исключительно научных проблем… Если можно так выразиться, носили безличностный характер.
— Вы, конечно, знали о его исследованиях?
— Разумеется, но весьма поверхностно… Проблема миниатюризации меня никогда особенно не увлекала.
— А вы верили, что его поиски увенчаются успехом?
— Нет. Гажан казался таким сереньким и заурядным… В глубине души я не сомневался, что, выйдя за него замуж, Эвелин здорово промахнулась.
— Но если даже вы, по вашим собственным словам, имели самое поверхностное представление об исследованиях Гажана, то каким же образом Эвелин могла узнать о них больше и оценить перспективы?
— О, она необычайно умная женщина! Эвелин всегда живо интересовалась тем, что здесь происходит. А мои инженеры, разумеется, весьма охотно разговаривали с такой красивой, элегантной и обаятельной женщиной. Кроме того, Эвелин часто куда-нибудь приглашали после работы, а она великолепно умела слушать.
— Если верить вашему описанию Гажана, для того чтобы поверить в его блестящее будущее, потребовалась немалая проницательность…
— Эвелин и в самом деле уникальная женщина.
— Наверное, ваши служащие страшно завидовали Гажану, узнав, что она выходит за него замуж?
— Не знаю. Я стараюсь как можно меньше вмешиваться в такие… дела. От них — одни неприятности…
Есть с чего прийти в отчаяние… Этот, при всех своих познаниях, бесцветный человечек казался мне удручающей посредственностью. Однако это не помешало и Эвелин, и Сюзанне… Я начинал его просто ненавидеть (само собой, в основном из-за мадам Гажан) и, хотя прекрасно отдавал себе отчет, насколько это несправедливо, ничего не мог поделать.
— Короче, насколько я понимаю, мне нечего рассчитывать на вашу помощь? — спросил я напоследок гораздо холоднее, чем следовало бы.
Турнон удивленно посмотрел на меня.
— Но… разве я не сказал вам, что готов сделать все от меня зависящее?
Я пожал плечами и, даже не удостоив его ответом, вышел из кабинета. Внизу навстречу мне выскочил швейцар.
— Как он себя чувствует, месье?
— Малость пришиблен, но, не сомневаюсь, быстро излечится.
Старик тихонько покачал головой:
— Вряд ли, месье. Господин директор очень дорожил мадемуазель Краст.
Сам о том не подозревая, он дал мне хороший урок.
Оказавшись на улице, я с раздражением признал, что Турнона никак не заподозришь в убийстве Сюзанны.