На радостях выпил солдатские сто грамм.
Но везуха на этом закончилась. На следующий день взыграло солнце. Безветрие полное. Снег звонкий, хрусткий, лыжи за три километра человеку слыхать. Чтобы к лосям при такой погсще подобраться на выстрел, нечего и думать. День минул, другой, третий. Погода все не меняется. Так неделя прошла, вторая началаоь. От безделья глаза на лоб лезли. Целыми днями гонял пустой чай -- чагой заваривал. Оброс бородищей, навроде деда Устинова, а когда вовсе делалось тошно, вставал на лыжи и без всякой цели бродил цо лесу. Шлепнул попутно пару тетеревов на лунках.
Однажды, в очередной раз собравшись на моцион, как он называл свои вынужденные прогулки, Андрей вышел из зимовья и стал вытаскивать из-под крыши оставленные там на ночь лыжи. Потом обернулся и обмер...
По залитой солнцем, заснеженной поляне, прямо перед его зимовьем, вышли из лесу шестеро охотников. Все в белых маскхалатах, идут гуськом на лыжах, переговариваются. На валенках -- белые чехлы. С палками. Даже лица разглядел, вроде знакомые. А вот кто -- ни одного не вспомнил.
Первая мысль была -- бежать. Если егеря, то за браконьерство в два счета срок влепят, не охнешь. Даром, что в городе жрать нечего. Но потом видит: все шестеро вроде как мимо через поляну идут. Его не замечают. И балаган мимо прошли, не увидели... Охотнички хреновы. И тут Андрей спохватился. Да ведь его ищут! Как-никак две недели уже прошло, жена извелась, поди-ко, дома. Хотя... с чего бы ей? Он и не обещался скоро. И зачем тогда маскхалаты, если на поиски отправились? Нет, что-то тут другое. Скорее всего, начальство по лицензии промышляет. Говядина со свининой надоели, которыми с баз отоваривают, вот решили лосятинкой разговеться... Жирок на боках разогнать. Точно. Только вид сделали, будто не заметили его. Дескать, мы тебя не трогаем, и ты нас знать не знаешь. В глаза не видел. Который впереди -- егерь, наверняка.
Но тут Андрею пришла в голову другая мысль. За тридцать верст от дороги никакое начальство на лыжах пеши не потащится. Они лосей с машин бьют; по лесовозным дорогам в делянку заедут -- они тут и есть, лоси. В домашних тапочках, считай, охотятся.
Тогда кто? Что за люди такие? . Андрей решил окликнуть. В конце концов, мало ли чего он тут делает. Если бы с лосятиной, с мясом застукали, это дело другое. На, вяжи в таком разе. А намерения к делу не пришьешь. Да и любопытство разобрало -- не утерпел.
-- Эгей! Мужики-и?!
Смотрит, а они идут себе, как шли. Ноль внимания на него. Уходят... Уже и спины показали, да что такое? Неуж не слышали?
Заорал пуще прежнего.
-- Стой!!! Портянки размотались! Эй?!
Ни один даже башку не поворотил на голос. А Андрей уже в раж вошел. Да и обидно показалось. Сдернул с плеча ружье. Раз! Раз! В воздух. На поляне с берез даже иней местами посыпался. А эти -- хоть бы что... Так и ушли.
Андрей минут пять еще стоял, хлопал глазами вслед, пока вся группа не скрылась между заснеженными деревьями. Потом спохватился и встал на лыжи. "Ну уж дудки! -- со злой удалью пробормотал он.-- Я в ваши гордые рожи все равно загляну. Далеко не уйдете". Резво так рванул поперек поляны на лыжню. Выскочил на середину и заозирался... Никакой лыжни через поляну не было. Кроме его собственной.
Вот такие дела.. Как говаривала ему, мальчонке еще, бабкапокоенка: "Мало ли че в одиночку-то присерется. Не всякому верь".
Он и не верит. Случай с петухами, надо полагать,-- это слуховые галлюцинации. С выпечкой, сдобной -- обонятельные. А те шестеро в маскалатах -- то ли мираж, по погоде, видать. То ли зрительные галлюцинации, от безделья. Короче, все довольно элементарно.
"Ну, дед, божий одуванчик! Погоди, расскажу в улице, как ты в штаны наложил. Петухов испугался, хрыч старый..".
Эти последние мысли едва уже ворочались в голове, и, наконец, Андрей провалился в сон, как в яму. Наутре, постепенно выбираясь из "ямы", он слышал сквозь забытье какое-то хождение, тихо постанывали половицы. Приснилось, будто бабкапокоенка подошла подоткнуть на нем лопотину, чтобы не мерз. Навалила сверху еще...
И вдруг, как от толчка Андрей проснулся от одной совершенно отчетливой мысли. Старик Устинов, по его словам, был в Волковке десять дней назад. Значит ли это, что все десять дней в поселке продолжалась эта ночная тайная жизнь? Или он, Ходырев, подоспел к очередному представлению?
Если это мираж, то довольно странный.
За окнами брезжил серый рассвет. Андрей зябко передернул плечами. К утру изба окончательно выстыла. Похоже было на заморозок. Он ругнул себя, что не догадался с вечера вытопить печь. Всего-то надо было чиркнуть спичку -- дрова в плите были. Встал нехотя, кутаясь в тряпье, и пошел топить.
Пока разгорались дрова, с ожесточением скоблил ножом стол, удаляя надпись, и вдруг -- мимо него, едва не задев, мелькнула какая-то тень и с силой ударила в простенок. Вслед за тем в уши рванул грохот, и вся изба разом наполнилась едким дымом и летающими хлопьями сажи и пепла. Андрей метнулся в сторону, к стене, и инстинктивно выкинул в руке перед собою нож. В двух местах на полу сквозь дым увидел -- что-то горело.
Поленья!
Наконец сквозь дым и сажу разглядел повисшую на одной шарнире дверцу плиты -- через нее в избу валили клубы едучего с запахом серы дыма... И сразу все понял. Бросил нож. Открыл все окна, насщупь нашарил входную дверь. Толкнул. Горящие поленья выбросил за окно.
Дым потянуло наружу, и его глазам предстала развороченная взрывом плита с оборванной дверкой. Пакостник преподнес очередной сюрприз -- нашпиговал плиту порохом. Должно быть, в отместку за патроны. "что ж, на войне нак на войне. Но теперь, сукин сын, охотиться на тебя буду я".
Андрей прямо из окна наломал черемуховых зеленых побегов, на веник. Связал, и сколько мог, насухо, без веды прибрал избу. Затем поправил плиту и заново навесил дверку -- единственно, чтобы лишить Пакостника удовольствия.
До пассажирского оставалось часа полтора. Он вытряхнул на стол содержимое рюкзака -- четыре амбарных висячих замка и завернутый в мешковину медвежий капкан с тяжелой цепью и пробоем на конце. Капкан Андрей обнаружил в свой мартовский приезд в Волковку среди старого инвентаря, которым время от времени пользовался. Он удивился, что не обратил на него внимания раньше. Правда, капкан изрядно проржавел, и одна из пружин оказалась лопнувшей. Пришлось ее заменять. он опустил капкан на пол. Взвел. Потом самодельным веником слегка придавил тарелочку, лязгнули зубатые дуги, и перерубленные, черемуховые прутья брызнули в стороны...
3.
Районный прокурор Хлыбов припарковал "УАЗ" на стоянке возле железнодорожного вокзала. Прибытие поезда, похоже, было объявлено, и основная масса пассажиров оживленно толпилась на посадочной платформе.
Хлыбов, плотный, крупный мужчина с тяжелым, малоподвижным лицом и набрякшими веками, отчего глаза казались сонными, неторопливо вылез из машины и, не глядя по сторонам, двинулся в опустевшее здание вокзала, похожее на опрокинутый аквариум. Молоденький сержант милиции поспешно приветствовал его, столкнувшись в дверях. Хлыбов ответил коротким кивком, прошел к киоску "Союзпечати".
-- Сигареты есть? -- рявкнул он, наклонись к окну.
Киоскер вздрогнул и выронил из рук раскрытый журнал, вернее, выпустил, а не выронил. И это не укрылось от внимания Хлыбова, как и голая девка, мелькнувшая глянцем на журнальнам развороте.
Киоскеру можно было дать от сорока и до семидесяти -обычный вид выпускника ЛТП с солидным в прошлом питейным стажем. Завидев Хлыбова, он расплылся радостной улыбкой, даже всплеснул руками.
-- Ффу...