Я вдруг подумала, что то, что я сейчас делаю, смахивает (в микромасштабе, конечно) на то, с чего и начинает любой корифей, дабы утвердить себя на бугре, вроде незабвенного Горбачева с его антиалкогольной программой, в результате которой мужики стали лакать еще больше, виноградники повырубили к чертям, самогонщики и торгаши обогатились, словом, толку от всего этого не было - один вред.
Первый раз в жизни я должна была решать судьбу других, в общем-то малознакомых людей, а я прекрасно знала по себе, что значит получить под зад коленом, остаться не у дел, погореть только потому, что кому-то вздумалось исполнить роль Главного Кукольника и дернуть за ту самую веревочку. Я уже подумала о том, что педагогического и дисциплинарного эффекта я уже добилась, шороху навела, себя засветила и, может, сейчас разумнее всего спустить всю эту комбинацию на тормозах. Ну уволить лишнего курьера, сократить пару оглоедов из охраны или отправить в отставку хотя бы одного референта по "толлингу", поскольку этими делами, насколько я могла просечь, Туманские не занимались.
Но тут совершенно неожиданно возбудился и завелся Вадим.
- Ну наконец-то будет хоть какая-то подвижка, Лизавета Юрьевна... сказал он. Мы с ним были до этого на "ты", а он начал "выкать", мне стало смешно, и я вернула его к "тыканью".
- Просто Лизавета.
- Ну да... Понимаешь, сколько раз я к Викентьевне подъезжал, Туманскому плешь проел насчет того, что служащие у нас почкованием размножаются. Частное дело, а строилось по законам совка! Внедрился Петр Петрович, тут же волочет за собой Марью Ивановну, та Капитолину Моисеевну с Машенькой и Алешенькой... И поехало! Даже я в этом муравейнике уже вязну и ни черта не понимаю, с кого и что спросить можно. Если честно, тут человек десять, ну пятнадцать что-то секут, остальные - на прицепе... Театр абсурда. Внешне видимость бизнес-системы, а ковырни - типовой совковый главк! Только вместо госбюджета кошель Туманских и вместо посаженного сверху начальника с партийной биографией - Викентьевна. Или Семеныч... Парткома лишь не хватает с товарищеским судом... А в принципе все то же самое: не возникай, любая инициатива до добра не доводит, не подымай волну, все одно решаешь не ты, а тот, кто сверху! Он умнее! Или она, Туманская в смысле...
В запале Вадим здорово перегибал палку.
Конечно, он долгое время, в отличие от меня, был в деле, наблюдал его изнутри, и на его глазах контора разбухала, как квашня в кадке.
Но что-то во всем, что он рисовал, было неправильным и как-то не вязалось с образом и сутью той Туманской, до которой я докапывалась. Я ее видела холодной, беспощадно-расчетливой, и если и способной на добро, вроде ее благотворительных поездок в сиротские дома или содержания артели церковных богомазов-художников, то только с прагматичной целью. К примеру, иконы, которые она дарила приходам, обходились ей недорого, но о каждом таком акте неизбежно чирикалось в прессе.
И то, что происходило в главном офисе, здесь, на Ордынке, она видела, знала и понимала.
- Ты с ней об этом толковал, Вадик? - полюбопытствовала я.
- Было дело, - кивнул он. - Понимаешь, она выдала такую конфигурацию, что ей морально тяжело, как бы совестно перед народом за то, что вот она обогатилась, вырвалась в этих тараканьих бегах в лидеры, сняла сметану. И конечно, понимает, что тут есть и такие, что не очень волокут. Одни по тупости, другие по возрасту, третьи по необученности. Но, платя им, она вроде бы отдает долг неудачливым, помогает им выжить. И рука у нее не поднимается, чтобы кого-то вытурить.
- У меня, оказывается, поднимается, - вздохнула я. - Представляю, как меня гвоздят. Конечно, у вас не богадельня, но что-то в этом устройстве не то! Не чувствуешь?
- Имеет место, - подумав, согласился он.
- А причина? Ты же приближенный если не к телу, то к делу... Во всех курсах.
- Это тебе кажется, - усмехнулся Вадик. - Мне было точно отмерено, что знать, чего нет. От сих и до сих.
Всего, по-моему, даже Туманский не просекал.
- Загибаешь!
- Ни фига! Семеныч с Кеном слишком корешевали. Поддавали, трепались. Туманский, он открытый был. А Кену она не верила, хотя никогда ему это не показывала. Внешне знаешь как у нее с ним было? Не разлей вода, друзья чуть ли не с пионерского детства и все такое... А меня сразу предупредила - от Тимура Хакимовича - подальше.
- А с Кеном у тебя как?
- Да подъезжал вначале издалека, на полунамеках. Пробовал приручить.
Как-то на день рождения мой карточку втихаря всучил, в дополнение к бутыльменту, кредитную, разумеется. На пять кусков. Я, конечно, вернул. Он молча, я молча. На том и разъехались. Я ей ничего не сказал, но она, по-моему, про это узнала. Но как бы ничего и не было. И бровью не повела. Тоже молча.
- Ближе к делу. Кого бы ты на месте оставил?
- Не знаю. Я делал, правда, наброски! По схеме...
- Давай свою схему!
Мы зарядили кофеварку, изолировались в кабинете и занялись сокращением штатных единиц. Ликвидировали или сливали отделы и направления, ржали над совершенно идиотским отделом связи с парламентом и правительством, девицы из которого занимались тем, что привозили центнеры думских отчетов якобы для изучения и обеспечивали ближайший пункт утильсырья макулатурой из Белого дома. Что-то, конечно, оседало в архивах и шло в работу, но для этого вовсе не надо было шести единиц, кои в основном изучали журналы мод, решали кроссворды и часами торчали в буфете.
Обеденный перерыв мы с Вадимом пропустили, я звякнула буфетчице, и она принесла целое блюдо горячих пирожков.
И тут пришла Белла Зоркие. Когда она узнала, чем мы занимаемся, то впала в глубокую задумчивость, повертела пирожок, но есть не стала, что уже само по себе свидетельствовало, что ее до печенок потрясла наша реформаторская энергия.
- Бросьте ваши игрушки, деточки! Немедленно про них забудьте! И не дергайтесь впредь, пока не придет тетя Белла! Ну она совсем зеленая, Вадик, но вы-то, мне казалось, уже достигли молочно-восковой спелости! Я имею в виду то, что вы называете вашими умными и молодыми мозгами.
Белла была полна скорби, как на похоронах.
- Конкретнее, Белла Львовна! - обиделся Вадим.
- Я уже совсем близко, - вздохнула она. - Конкретно я ничего не имею в виду против вас, Гурвич, и против Лизочки - какие возражения? И то, что в нашей конторе, как в большой куче навоза, лишь изредка попадаются бесценные жемчужные зернышки - я, конечно, имею в виду прежде всего себя, - я не опровергаю. Но есть просвещенное мнение, что говнецо лучше не ворошить. Во всем есть свой смысл, Лизавета Юрьевна.
- Вы про что, Белла? Все же ясно! Можешь - тяни, не можешь - к чертовой матери!..
- А запах? - Она иронично изогнула губы. - Это Москва, деточка. Здесь все держат ушки топориком. Застыли и ждут, что будет дальше с хозяйством Туманских. Нинель если и не понимали, то хотя бы побаивались. А что с нами дальше? Куда рулим? Будем ужиматься, персонал разгонять, тут же волна пойдет - мы горим, сворачиваемся, платить людям нечем! Мы выпадем из числа тех, с кем стоит иметь дела. Из искры, как и положено, возгорится пламя. Такое кадило раздуют - нам, и вам в том числе, ни одна из обожаемых вами пожарных команд не поможет! Так что я полагаю, нужно все закручивать с точностью да наоборот. Зафуговать в прессу информашку, что нам уже тесно в этом офисе и толковых людей не хватает! Вы же это умеете, Вадик! Открытый архитектурный конкурс объявить. Пусть картиночки любимые Ниной Викентьевной художники по старой памяти нарисуют. Какой-нибудь сундук этажей на двадцать, из стеклышка, с нахлобучкой из каких-нибудь шпилей и куполов, вот на этом самом месте, такой персональный бизнес-сити Туманских, с торжественным открытием в будущем тысячелетии.