Чисто выбрит, глаза ясные, отлично скроенный темно-синий костюм сидел на нем безупречно. Костюм дополняла белая рубашка и красный галстук. Он был образцом денди. Что же касается Лэрри, то он ничем не отличался от того Лэрри, каким я привык его видеть постоянно: бледное лицо, бессмысленные глаза наркомана. Он ходил взад и вперед позади стола. Правда, сегодня дергался меньше, чем обычно, и даже улыбался. Я сделал вывод, что он хорошо позавтракал, и в основном героином.
- Доброе утро, Тальбот - сказал Вилэнд. Преступники экстра-класса в наши дни считают, что быть вежливыми так же необходимо, как кричать и бить по голове. Многие даже считают, что быть вежливыми целесообразнее, чем прибегать к побоям, так как это приносит лучшие результаты.
- В чем причина шума, Ройял? - осведомился Вилэнд.
- Это все Гюнтер, - Ройял безразлично кивнул в сторону Валентине, который только что вошел в комнату. Левой рукой он поддерживал правую и стонал от боли.
- Гюнтер слишком сильно толкнул Тальбота, и тому не понравилось.
- Убирайся со своими стонами куда-нибудь подальше, - холодно сказал Вилэнд.
Потом он внезапно превратился в доброго самаритянина и спросил меня:
- Наверное, вы мерзко себя чувствуете, Тальбот, и поэтому так раздражительны? - Теперь уже не предпринималось никаких попыток притворяться, что хозяин положения Вилэнд и что он имеет равные с генералом права в его собственном доме. Генерал Рутвен, не говоря ни слова, стоял сзади Вилэнда безучастный и полный чувства собственного достоинства. Это в какой-то степени было трагично. А возможно, мне это только казалось: я мог и ошибаться в генерале. Жестоко, фатально ошибаться.
- Где Яблонский? - поинтересовался я.
- Яблонский? - Вилэнд лениво приподнял бровь. Даже отличный актер Джордж Рафт не смог бы лучше выразить чувство удивления. - А собственно, кто такой для вас Яблонский, Тальбот?
- Мой тюремщик, - коротко ответил я. - Где он?
- Вы, кажется, очень хотите знать это, Тальбот? - он посмотрел на меня долгим изучающим взглядом, и мне это совсем не понравилось. - Я уже видел вас где-то раньше, Тальбот. Генерал тоже. Я очень бы хотел вспомнить, кого вы напоминаете мне.
- Дональда Дика, - это было действительно опасное утверждение. - Так где Яблонский?
- Уехал. Исчез со своими семьюдесятью тысячами. Слово "исчез" было весьма неосторожным со стороны Вилэнда, но я сделал вид, что не заметил его.
- Где он?
- Вы нагоняете на меня скуку своими повторными вопросами, - он щелкнул пальцами. - Лэрри, неси телеграммы.
Лэрри, взяв со стола какие-то бумаги, передал их Вилэнду, по-волчьи оскалился, глядя мне в лицо, и возобновил свое хождение взад-вперед по комнате.
- Генерал и я - люди очень осторожные, Тальбот, - продолжал Вилэнд. Некоторые назвали бы нас людьми, которые всех подозревают. Впрочем, осторожность и подозрительность - понятия очень близкие. Мы навели о вас справки. Запросили материалы из Англии, Голландии и Венесуэлы, - он помахал бумагами. - Ответы на запрос пришли сегодня утром. Нам сообщают, что вы тот, за кого себя выдаете, один из лучших в Европе экспертов по подводным погружениям. Поэтому теперь мы можем продвинуться вперед и использовать вас. Мы больше не нуждаемся в Яблонском и отпустили его сегодня утром. С чеком. Он сказал, что предполагает отправиться путешествовать по Европе.
Вилэнд был спокоен, убедителен и казался откровенным. Полностью откровенным. Он мог бы заставить даже самого Святого Петра поверить ему. Я выглядел так, как в моем представлении выглядел бы Святой Петр, которого пытались убедить в том, что дело обстоит именно так, но потом я не сдержался и наговорил массу вещей, которые Святой Петр никогда бы не произнес, и в конце концов злобно прорычал:
- Этот Яблонский - грязный лгун!
- Яблонский? - он снова поднял бровь в стиле Джорджа Рафта.
- Да, Яблонский. Подумать только, я поверил этому обманщику! Целых пять минут выслушивал его. Он обещал мне...
- И что же он обещал? - тихо спросил Вилэнд.
- Хорошо, скажу. Теперь это уже никому не повредит, - проворчал я. Он сказал, что я нахожусь здесь для того, чтобы совершить головокружительный прыжок. Он сказал, что те обвинения, из-за которых его уволили из Нью-Йоркской полиции, были сфабрикованы. Он думает, вернее сказал, что думает, что сможет доказать это, если представится случай допросить некоторых полицейских и проверить кое-какие полицейские досье. - Я снова стал ругаться. - Подумать только, и я поверил ему...
- Вы отклоняетесь от темы, Тальбот, - резко прервал Вилэнд. Он смотрел на меня очень внимательно, словно изучая. - Продолжайте.
- Яблонский хотел заставить меня работать на него. Он думал, что если поможет мне, то я буду вынужден помогать ему. Целых два часа в нашей комнате он пытался вспомнить старый код Федерального бюро, а потом настрочил телеграмму в какое-то агентство с предложением представить в распоряжение этого агентства какую-то весьма интересную информацию о генерале Рутвене в обмен на шанс предоставить ему для изучения досье на некоторых людей. Каким же я был идиотом, решив, что он действительно намерен действовать подобным образом!
- А вы, случайно, не запомнили фамилию человека, которому была адресована телеграмма?
- Нет.
- А может, вы попытаетесь вспомнить ее, Тальбот? Тогда вам, возможно, удастся купить то, что очень дорого для вас, - жизнь.
Я бессмысленными глазами посмотрел на него и потом уставился в пол. В конце концов, не поднимая глаз, я сказал:
- Катин, Картин, Куртин... Да, именно так - Куртин Д. С.
- И все, что он предлагал, - это информация, если его условия будут соблюдены?
- Да, только информация.
- Знаете, Тальбот, только что вы купили свою жизнь.
Это уж точно, я купил себе жизнь. Я заметил, что Вилэнд не уточнил, на какой срок мне позволят сохранить ее. Может, всего на сутки. Все зависело от того, как пойдет работа. Но мне это было безразлично. То удовлетворение, которое я получил, раздавив руку Валентине, было ничто по сравнению с радостью, которую испытывал теперь: они клюнули на историю, рассказанную мной, заглотнули и крючок, и леску, и грузило. В сложившихся обстоятельствах, когда карты разыграны точно, они неизбежно должны были попасться на крючок. Я разыграл свои карты абсолютно правильно. С точки зрения их представления обо мне я не мог придумать такую историю. Они не знали и не могли знать, что мне известно о смерти Яблонского, и о том, что вчера они выследили его и расшифровали адрес на телеграмме. Они не знали, что всю прошлую ночь я провел в огороде при кухне, что Мэри подслушала их разговор в библиотеке и что она приходила ко мне в комнату. Если бы они считали меня во всем сообщником Яблонского, застрелили бы меня, не мешкая. Сейчас у них нет намерения застрелить меня, но кто знает, сколь долго это может продлиться. Скорее всего, недолго, но, возможно, мне хватит этого.
Я заметил, что Вилэнд и Ройял переглянулись. Один едва заметно мигнул, другой слегка пожал плечами. Да, оба они были преступниками хладнокровными, жестокими, расчетливыми и опасными. Последние двенадцать часов они, должно быть, прожили, зная или предвидя возможность того, что агенты Федерального бюро расследований в любую минуту схватят их за горло, но держались так, что ничем не выдавали признаков волнения и напряженности в этот критический момент. Интересно, что бы они подумали, как бы отреагировали, если бы знали, что агенты Федерального бюро могли схватить их еще три месяца назад. Но тогда время для этого еще не пришло. Теперь тоже рановато.