Время от времени он проводил рукой по лицу: нет, борода ещё не выросла.
Вдруг в бочке стемнело.
- Вот и глаза к старости хуже видеть стали, - вздохнул Гугуцэ.
Тут на улице что-то загремело. Потом вспыхнуло, да так ярко, что Гугуцэ разглядел свою руку и ногу. Опять загремело, и в бочке запахло дождём.
Что мне дождик! Что мне гром!
Я под новеньким зонтом! весело закричал мальчик из бочки.
Дождь начал искать, кто это его дразнит, не нашёл и со злости взялся так поливать село, что сразу во всех дворах и на улице зажурчали ручьи и понеслись к речке. Слышит Гугуцэ, какой барабанщик дождь, и душа у него уходит в пятки. Дом-то у него не где-нибудь, а на берегу реки!
"Сейчас вода зальёт двор, свалит забор и унесёт бочку прямиком в речку. В полночь запоют петухи, а я уже доплыл до Днестра, солнышко взойдёт, а я - бултых в Чёрное море..." - ужаснулся Гугуцэ, снял с себя рубашку и заткнул ею дырку в бочке.
"Кита я не боюсь. Как он войдёт через эту дырочку в бочку? Но лучше всё-таки, если бы дельфины попались. "Говорящая бочка!" обрадуются они, покатают меня по волнам, а потом они поднимут для меня корабль со дна морского, а я отдам им бочку, - пусть дельфинята играют. И - вверх по Рэуту домой. Закричу прямо с порога: - Так, мол, и так, папа и мама! Есть у нас теперь свой корабль! Мама быстренько моет ноги в корытце, папа запирает дом, берём с собой кур и тёлку, я поднимаю якорь и - полный ход - в гости к австралийцам! Мама - кок, папа - старший помощник, я - капитан корабля!"
Когда дождь перестал, Гугуцэ с кораблём был уже где-то в Жёлтом море.
Отец тоже хотел бы вести корабль, особенно когда мама появлялась на палубе. Гугуцэ знаками дал ему понять: попозже, а то сейчас очень большие волны. Мама, как ни посмотришь, всё рядом с курами: "Цып-цып-цып! Не соскучились ли вы по дому?" А с тёлкой прямо беда: приходилось останавливать корабль у каждого острова, чтобы пасти её по бережку. Пока доплыли до Австралии, тёлка превратилась в здоровенную корову...
И тут зазвонил колокольчик у калитки. Вошла мать, глядь, а из бочки торчит рукав рубашки Гугуцэ. Мама удивилась, тянет рубашку к себе, и Гугуцэ видит мамины ноги.
- Я тут, мама...
- Батюшки! Как ты туда попал? Ты живой?
- Живой, мама.
- Сейчас выставлю дно!
Побежала мама за молотком, но передумала. Вдруг от стука что-нибудь растрясётся у сына в голове. Да и бочка разбухла от дождя.
Хорошо, что мимо дома проезжала телега: мама остановила её, вместе с извозчиком погрузила на неё бочку, и двинулись они к дому бондаря.
За телегой сразу же собралась толпа зевак.
Один человек, увидев в окно, как едет бочка, решил, что это везут продавать молодое вино, и выскочил на улицу со шлангом в одной руке и стаканом в другой.
- Дяденька, там Гугуцэ! - показал пальцем на бочку чей-то малыш.
Мама нет-нет да и опустит в бочку крошку хлеба, чтобы Гугуцэ живым доехал до бондаря.
Двор бондаря заполнился народом.
- Что стряслось, люди добрые? - вышел из дому перепуганный бондарь.
- Тоже мне бондарь! - набросилась на него мама. - Вот теперь вынимай ребёнка из бочки! Что ты на меня глаза-то вылупил?
Когда бондарь наконец сообразил, что в бочке кто-то есть, он обернул тряпкой молоток, посвистел, сбросил три обруча, опять посвистел и вышиб у бочки дно. Гугуцэ высунул голову оттуда, целый и невредимый.
- Ах ты, такой-сякой! Как же это получилось? - спросил бондарь и повернулся к маме. - Да пойми ты, я ж нынче шагу не ступил со двора. Завтра собрался зайти ставить дно.
- Не иначе как парикмахер его в бочку запихал, - сказал сосед Гугуцэ. - С тех самых пор, как Гугуцэ ухитрился его самого остричь под машинку, чуял я, затевается что-то. И как раз сегодня перед обедом, видел, крутился он возле дома Гугуцэ.
КАК ГУГУЦЭ НАУЧИЛ МАМУ
ЕЗДИТЬ НА ВЕЛОСИПЕДЕ
- Мама, - ни с того ни с сего спрашивает Гугуцэ, - я твой сын или не твой?
- Не заболел ли ты, сынок? - бледнеет мать и прикладывает ладонь ко лбу Гугуцэ.
- Ну, раз я твой сын, то давай я научу тебя ездить на велосипеде!
У матери отлегло от сердца. Но тут она вспомнила, что у велосипеда только два колеса, а не четыре, как у грузовика, который водит отец. И она перевела разговор на другое:
- Только велосипеда мне сейчас не хватает! Забыл, что ли? Вот-вот вернётся наша ласточка из тёплых стран, а я ещё не все стены в сарае починила. Вдруг ласточке не захочется больше лепить в нём своё гнездо?..
Если ты и вправду хозяйкин сын, то встал бы пораньше, походил бы с ведром, сам знаешь где, и принёс бы мне конских яблок, а то глину не с чем замешивать, чтобы стены чинить.
Гугуцэ притащил не одно, а целых три ведра. Напрасно хозяйки, тоже вставшие чуть свет, ходили по всем дорогам вдоль и поперёк. Этот плут, вы подумайте, с вечера привязал к лошадиным хвостам пустые торбы, а утром отнёс домой полные: "Вот, мама, как я с делом управился!"
Мать Гугуцэ тоже хороша! Женщины к ней по-соседски, с мешками, пусть поделится, лошади-то общественные. А она и говорит:
- Хотите, я вам осенью дам яблок с деревьев? А этих не трогайте! Из тёплых стран ласточка прилетит, а сарай ещё не в порядке!
Гугуцэ месил глину ногами, таскал её в сарай, мать нахвалиться им не могла. А он нет-нет да и намекнёт насчёт подарка.
"Гугуцэ своего не упустит", - вздыхает мать. Но что делать, хорош ли, плох ли, это её сын.
Кончив работу, мать моет руки и спрашивает:
- Ну, глазастый, теперь говори, чего тебе купить?
У Гугуцэ нос в глине:
- Можно, я сам тебе что-то подарю?
Мать так прижала сына к груди, что стёрла всю глину с его носа:
- Можно! Можно!
- Давай я научу тебя знаешь чему? Ездить на велосипеде! Пусть это будет моим подарком.
- А люди что скажут, сынок? - отговаривается мать.
- Я и тётю Женю научу. Будете вместе ездить.
Идея понравилась. Мама почти согласна. И вдруг она снова вспоминает, что у велосипеда только два колеса:
- Выставишь и её и меня на посмешище! Моё ли дело - велосипед? Сам подумай и не раздражай меня больше!
"Не иначе как мама струсила", - приуныл Гугуцэ.
С тех пор сердце у него было не на своём месте - ведь он плохо подумал про маму. И когда стало совсем невыносимо, Гугуцэ подошёл к ней:
- Побей меня, мама! Я самый плохой из сыновей!
Мать глядит на Гугуцэ, не знает, что и подумать.
- Отлупи меня, мама! - упрашивал он её. Но мать и пальцем его не тронула.
Гугуцэ заревел, пулей вылетел из дома, заперся в сарае, где уже хозяйничала ласточка, и плакал так, что рубашка плавала в слезах. Ласточка смотрела на него круглыми глазами.
- Моя мама - тру-си-ха! - жаловался ласточке Гугуцэ.
С того дня он перестал улыбаться. Видит мать, с мальчиком что-то неладное творится, но ведь из него клещами слова не вытянешь.
И тут произошло вот что. Была в Трёх Козлятах ужасно бодливая корова. Она столько дел натворила, что хозяин надевал ей на рога рукава от старой телогрейки и завязывал их. Эта самая корова шла вечером с поля, увидела женщину и бросилась на неё. Прижала к забору, голову наклонила, рог из рукава выскочил, сейчас проткнёт насквозь. У бедняжки язык отнялся, побелела вся как полотно. Здоровенный мужик в соседнем дворе так и застыл, разинув рот. И только мама Гугуцэ примчалась как была, с распущенными волосами, и размахивая - чем бы вы думали? - кукурузным стеблем, прогнала корову.
У мальчика с души камень свалился. Хоть лезь на крышу и кричи оттуда во всё горло:
"А ну, кто посмеет сказать, что у меня мама - трусиха? Иляна-Косынзяна тоже не ездила на велосипеде, а за неё Фэт-Фрумос в сказке с тремя драконами дрался. Ох и лупил же он их своей богатырской палицей!"
Гугуцэ не из тех, что пускает свой корабль по воле волн.
"Стоп! - сообразил он.